Чтение 91–й страницы книги ~Призвание варяга~

В итоге грузины получили на вооружение мушкеты, - зато превосходили
латышей в способностях к скалолазанию. Но скоро сказка сказывается, да не
скоро дело делается. К войне мой полк подготовился только к весне 1804 года.

В марте того года Петя Котляревский обрушился на лезгинские земли, в
коротком бою разбил отряды лезгин и приступил к планомерной бомбардировке
английских фортов. Он объяснил свои действия "постоянными набегами
лезгинских разбойников в пределы Астраханской губернии".

Дагестанские и лезгинские земли были вассальны Персии, но не входили в
ее состав (в отличие от Бакинского ханства) и шах ничего не мог сделать,
наблюдая за тем, как пушки Котляревского крошат его союзника на Кавказе. Но
он предъявил претензии в Грузии.

В своей ноте от 23 мая в крайне жесткой и ультимативной форме шах
высказал что-то не то. Английский экспедиционный корпус был поднят на ноги и
переброшен в Баку. 1 июня 1804 года мой полк альпийских стрелков одним
ударом опрокинул персидские дозоры и двинулся в авангарде частей Тифлисского
гарнизона в сторону Армянского Карабаха. Дело это было таким молниеносным,
что я даже и не видал ни единого перса. Мои армяне ночью вырезали дозоры
противника, а грузины с первыми лучами солнца обрушились со скал на ничего
не подозревающих магометанцев и в три минуты всех кончили. Мы даже не
сделали ни единого выстрела!

Мы были уже на марше, когда 10 июня 1804 года разнеслась весть о
шахском призыве к "газавату". С этим он здорово опоздал. Мой полк уже шел по
восставшему Карабаху и лишь обгорелые сакли напоминали о магометанцах.

Так в мою жизнь пришла Война. Она началась с того знойного июньского
утра 1804 года в Кавказских горах и завершилась дождливым июньским вечером
1815 года на безымянной переправе в Бельгии, близ крохотного местечка с
именем Ватерлоо, где я, единственным изо всех русских генералов, принимал
поздравления от моих прусских и английских товарищей и плакал вместе с ними
обо всех наших, что не дожили до того чертова вечера...

У меня до сих пор особое отношение к июню месяцу. В июне я не могу
работать и обычно прошусь в отпуск. В этом месяце мне нужно побыть одному.
Со всеми нашими...

На рассвете 22 июня 1804 года мой полк вышел к Шуше. Крепости,
господствующей над всем Карабахом - ключу ко всей персидской позиции,
растянутой от Эривана до Баку. Именно отсюда мы могли спокойно решать, куда
двинуться, а магометанцам оставалось только потеть в ужасе и ждать наших
штурмов.

Представьте ж себе шок, когда я подошел к Шуше с тысячным
грузино-армянским отрядом и обнаружил в крепости пятитысячный гарнизон. Нет,
если бы у меня весь отряд был бы русским, я бы может и полез на Шушу - голой
пяткой вперед, но с грузинами... Да и - оробели они, увидав, какую именно
силищу им придется ломать.

А положение мое было шатким, - князь Цицианов причислил меня ко врагам
и лишь влияние дядюшки его останавливало. Теперь же у него возникал повод
сорвать на мне раздражение.

В общем, Шушу мне должно было брать, а потом удерживать, а где
Кавказская армия - Бог весть. Вот такая была диспозиция.

Я уж совсем было отчаялся, когда мои армяне, пробравшиеся днем раньше в
Шушу под видом торговцев, смогли передать весьма любопытные сведения. Персы
жили тут, что называется "впроголодь" и их офицеры разве что не самолично
разграбили мой караван.

Меня сразу заинтересовало, - каков должен быть размер бакшиша для
местных деятелей, чтобы они сдали мне Шушу со всеми ее укреплениями и
допотопными пушками, как новенькую.

Переговоры с персами продолжались в течение ночи и под утро я переслал
осажденным двадцать тысяч голландских гульденов золотом, а персы, бросая
оружие, стали разбегаться из Шуши во все стороны, что - твои тараканы.
Честно говоря, я так и не выяснил кому, чего и сколько досталось - армянские
посредники вели переговоры "за моею спиной". Один из них просто появился в
моей палатке перед самым рассветом и назвал последнюю цену. Я отсчитал
денежки и - занял Шушу.

Сумма сия оказалась в точности равной размеру бакшиша за продажу нефти
по себестоимости. У меня даже возникло подозрение, - двадцать тысяч то
самое, что для местных звучит -- "куча".

(Я уже доложил, что у персов тогда не было своих денег. То есть, - они
были, но ввиду частых смен династий к ним было... странное отношение. На
базарах же считали в допотопных арабских дирхемах и двадцать тысяч гульденов
как раз составляли их - миллион. Возможно, - сие объясняет такую любовь
персидских взяточников к сей цифре.)

Так я занял Шушу, еще не зная, что через это стану Изменником. Я тут же
послал победные реляции Котляревскому в Астраханский корпус и Цицианову - в
действующую армию и стал ждать ответов.

Через неделю пришла эстафета от графа Кнорринга из Тифлиса, что
согласно донесения гонца, князь мой доклад получил, но ответа велел не
давать и... пропал без вести вместе с армией.

Я ничего не понимал. Похоже, что никто ничего не понимал, и оставалось
только ждать князя и выслушать его объяснения.

Наконец, жарким июльским утром мои дозорные обнаружили исполинское
облако пыли, ползущее в мою сторону. Я чуть было не открыл ворота и
самолично не вышел - встречать блудного командира, но какая-то странная
сила, какое-то недоброе предчувствие заставили меня остаться на стене и
получше присмотреться к солдатам на марше. Вообразите мой ужас, когда вместо
зеленых мундиров русских солдат, я обнаружил бледно-серые бурнусы персидской
гвардии!

Вместо Кавказской армии к Шуше шли главные силы персов и я чуть со
стены не упал, вытягивая шею и пытаясь разглядеть хвост сей бесконечной
змеи, которая все ползла и ползла с юга на мою крепость. Любой командир в
моем положении, оказавшись с тысячей штыков против двадцатитысячной армии,
должен был либо вынести ключи от города, либо - очень быстро оттуда уехать.
Увы, я не мог этого.

Дело в том, что Карабах большей частью заселен армянами, но Шуша -
магометанская крепость. Так вот эти армяне, поняв, что на их землю пришла
Креста с Полумесяцем, сразу догадались, что когда придут персы, им всем надо
быть где-нибудь в другом месте. Желательно в Америке, или - Австралии.

Ну, до Австралии они не поехали, а сбежались ко мне, под защиту
Шушинских пушек. Так что помимо тысячного отряда я имел обоз в двадцать
тысяч, большую часть коего составляли старики, женщины и дети. Как бы я
удирал с этим обозом от отборных головорезов Аббас-Мирзы, я слабо себе
представляю. Еще хуже я представлял себе, как я выдам этих людей на
несомненную казнь озверелым магометанцам.

Так что мне не оставалось ничего нового, кроме как раздать древние
ружья и просить армянских попов крепче молиться Богу, - молитва никогда в
таких делах не мешала. Либо Господь помог бы Христову воинству, либо мы все
предстали перед ним уже "без грехов". По счастью - ружей у меня было море, а
попов - еще больше.

Шуша досталась мне с нетронутыми арсеналами аж русских ружей
петровского времени и пороховыми погребами, заложенными в те же славные
годы. Как можно было стрелять из таких древностей - было непостижимо, но на
безрыбье и - рак...

Местный же порох был вообще - нечто. Отсырелый до невозможности и
настолько слежавшийся, что картечь из пушки летела этакой лапшой по полчаса
- с перерывами на обед.

Ну да черт с ним, - картечь и в Африке картечь и если она летела, куда
Богу было угодно, я уже знал по опыту чеченских боев, что персы не знают
команд и без командира сбиваются в стадо. Поэтому бегают они по полю -
этакими живыми муравейниками с англичанином в середине. Ну, а по такой куче
каким порохом ни пальни, картечь все равно - кого-нибудь, да - выкосит, а
желать большего от пушки из колокольной меди вековой давности - свинство.

Да и не хотелось слишком убивать детей природы. Пугануть пару раз, -
для удобрения местных почв. Коль не костями, так хоть...

В общем, изготовились мы к сражению и я все боялся, что персы наваляют
нам от души - с ходу и даже матушка не узнает, где могилка моя. Но... Хоть
персы и узнали от беглых магометанцев про мои столь жидкие силы, -
персидский сопляк был не слишком уверен в себе и просто не знал, с чего
начинать.

Только на рассвете другого дня персы предприняли пару штурмов. Но били
они не все вдруг, а только прощупывали оборону, выискивая в ней слабое
места. Я приказал грузинам и армянам из ополчения палить во все, что
движется, егеря же устроили охоту на английских инструкторов. Ну и со скал -
влепили по особо здоровым кучам брандскугелями...

Воняло после этого до самой осени и так противно, что жрать, особенно -
мясо, никому не хотелось.

В общем, - отбились мы. Правда, потеряли мы где-то треть грузин из
полка и с полтысячи армян-ополченцев. Всего - чуть меньше тысячи человек.
Персы же оставили под Шушой - порядка трех с половиной тысяч трупов. Урожаи
там после этого утра много лет были на зависть.

К вечеру, когда главные развлечения кончились, смотрю - засылают ко мне
парламентеров. А у них обычные персидские песни. "Сдайтесь нашему
солнцеликому, нашему Потрясателю Вселенной и ничего вам за это не будет. А
порежем мы вас за сие совсем не больно. С самого краешку - от уха до уха". В
общем, - милые. Милые...

А я терпел, терпел, да потом и сказал:

- "Горазды вы языком лапти плести. Продолжим наши игры и посмотрим, -
кто кого тут порежет".

Так им почему-то мои слова не понравились, постояли они еще деньков
десять, потоптались под стенами, да - много не выстояли и завернули салазки.
Я удивился, - неужто уж - испугались?