неудобно быть не беременной в одиночку, и доля этой правды, хоть и пряталась
на донышках глаз, нет-нет, да и выплескивалась наружу.
всегда стремится захватить вокруг себя все больше пространства.
А то ваша страсть к бродяжничеству скоро перерастет в дромоманию. Тогда бы и
я за Лопатой смотался. Если будет дом, она приедет.
Дебора. -- Сначала Макарону -- он самый старший, а потом остальным.
пристыдил Дебору Артамонов. -- Где ты раньше была со своей подсказкой?
-- подсказал Нидворай. -- Вполне селитебная территория.
Иванович, вы подставите нам свое лицо?
получится. Отборная шипованная доска и калиброванный брус.
смысла. -- И завредничала: -- Хочу бананов!
Ну, где я их возьму? В магазинах масло по талонам, а ты -- бананов! Брикет
вологодского только на секунду в машине оставил -- эта псина вмиг слизнула!
-- Варшавский укоризненно посмотрел на Макарона, будто не Бек, а лично
аксакал расправился с маслом.
и заговорил в тон. -- Ты ведь знаешь, Гал, после какого изнурительного пути
эти кормовые бананы попадают к нам, -- стал отговаривать он ее от глупой
затеи. -- Представляешь, банан с котомкой, в истасканной кожуре и
нашпигованный всякой химией заявляется на площадь Славы...
полет шмеля Улька. -- Сидим на одном аппарате, по полчаса накручиваем.
пообещал Орехов.
встречными фарами. -- Машешь, как нетопырь, без остановки!
стать долгострою -- в ее судьбе тоже все как-то затянулось. Многостажную, ее
стали раздражать любые тексты мужчин объемом более ста знаков, включая
пробелы. Она была женщиной в собственном соку, поскольку муж был отказником.
Он имел саксофонную ориентацию, и простая жизнь без чудес его давно не
интересовала. Шарлотта Марковна, в свою очередь, не переваривала его
музыкальных тем. Она носила на голове лихо сверстанную бабетту, курила
сигареты с ментолом и была мастер просить деньги в письменной форме на
"Музыкальное лето Селигера", которое при тщательном рассмотрении являло
собою не фестиваль, а двухнедельное лежбище развеселых артистов на чистых
берегах озера. Шарлотта Марковна предпочитала жить несвязанно и пошила
платье из плюшевых портьер. Но начавшую засахариваться Шарлотту Марковну уже
не спасали никакие покрывала. Такая слыла молва.
Артамонов.
Орехов.
Поехали мы принимать роды к хлопкоробам. Накрыли нам стол и притащили дряни
покурить. Была не была, подумал я, дай попробую. Ошутил я себя уже со
стороны, будто сижу по-турецки. Смотрю -- бутылки шатаются, а руки заняты, в
каждой -- по сайгачьему окороку. И потянулся я удержать бутылку ртом.
Очнулся -- во рту большой палец левой ноги и дикая боль в пояснице. Ни фига
себе, думаю, потянулся! Изогнуло так, что не распрямиться. Никогда в жизни
так не прогибался. А музыка в голове продолжает играть, хотя пленка давно
кончилась. Декхане вповалку лежат -- обкурились. И только новорожденный
орет. Поднял я водителя, поехали. Едем на бешенной скорости, а пейзаж за
окном как висел, так и висит. Дорога не та, -- говорю я водителю. А ему
насрать, прет и все. И вдруг -- мы уже не едем, а летим. А через секунду --
страшный удар, всплеск -- и мы уже не летим, а плывем. Причем под водой.
Ничего не понял. Дошло, когда захлебываться стал. Тонем! -- кричу я этому
придурку. А он -- не бойся, -- говорит, -- мы в ластах! То есть, совсем
никакой. Я говорю, видел я эти ласты -- на них монтеры по столбам лазают!
Еле выплыли. Оказалось, он с передозировки погнал по старой дороге, ведущей
к мосту через Аму-Дарью, который уже год был разобран. И мы с разгону --
прямо в мутные воды этой матери всех водоемов...
и запомнишься.
-- пояснил Орехов. -- Твой профиль.
не будет! -- попытался отвертеться от партийного задания Макарон.
выглядит! -- согласился с ним Орехов. -- Но пойми и ты нас -- задача тут не
из простых -- не каждый потянет. Шарлотта Марковна принципиально отреклась
от мужчин.
-- У нас просто нет выхода. -- Надо пойти к Шарлотте Марковне и сбить цену
на "унитаз".
зеркалом. Манеры, которые он пытался себе привить, могли деморализовать даже
ночных бабочек из вокзального буфета. Репетируя, он совершал такие сложные
рейды в тылы воображаемой жертвы, что друзья засомневались, вернется ли он
назад.
блок сигарет, а потом наливал фужер ликера и чокался с гладью. Гладь
отражала, как он примеривался к дивану и затихал, словно континентальный
шельф, полный полезных и любвеобильных ископаемых. Перед тем как улечься на
лежку, Макарон, словно заяц, выделывал петлю за петлей, не переставая
репетировать.
специальных терминов! -- откатывал он произвольную программу, как мазурку, и
восклицал, объевшись яблочным пирогом: -- Шарлотта, я полон тобою!
одежду перешли. А нам, кровь из носа, к зиме переехать надо.
Артамонов. -- Усек, селадон?
Макарон.
право последнего слова Орехов.
лосось в известном положении. "Унитаз" был взят приступом. Макарон не
пожелал делиться деталями операции. Как больная собака, он долго отлеживался
в специально оборудованном номере (сало, батон) и вышел к людям только в
день Святого Валентина.
теперь, как человек честный, я должен на ней жениться.
-- За деньгами!
не видывал и вряд ли больше встречу! Нет, не зря японцы поднимаются на
Фудзияму только раз в жизни!
-- призвал работать без простоев Артамонов.
не заблудившаяся фрау. Держи гаман шире!
упасть в "Чикен", завести пластиночку Хампердинка, заказать кильки-классик
два раза, кофе-гляссе, бутылочку "Хванчкары"...