ноги -- под прицепной вагон. Все ахнули. С площадки послышался отчаянный
женский крик. 455
Михайловна в один день поседела и состарилась на десять лет. Она и сама
позднее не понимала, как этот день пережила. Но после первых минут, когда
она с криком упала на колени над мужем (кровь из его раздробленных ног
лилась на мостовую как из разбившейся бутылки), Татьяна Михайловна делала
всЈ, что было нужно, "спокойно"; только всЈ время тряслась мелкой дрожью.
четверть часа, -- все говорили, что это истинное чудо. Вторым чудом было то,
что в Морозовском клиническом городке, куда привезли Дмитрия Анатольевича,
оказался их добрый знакомый, профессор Скоблин; как раз собирался уехать
после нескольких операций. Он очень поморщился, увидев Ласточкина, но с
таким видом, точно именно этого и ожидал.
ни мертва, на него смотрела. Губы у нее прыгали.
гангрена, -- сказал он, избегая ее взгляда. -- Я надеюсь, что сердце
выдержит. Но ручаться не могу.
после еще худших увечий, а их оперировали на фронте не в таких условиях.
Живут и здравствуют. Я твердо надеюсь, что Дмитрий Анатольевич выживет.
Ассистент и анестезист готовы. Хлороформ есть. Если хотите, я вызову еще
вашего терапевта, но ждать его нельзя.
спросил. Пошептавшись с кем-то, сказал:
Анатольевича на первое время найдем отдельную комнату. Здесь все знают, кто
он такой. Помнят и то, что он был другом покойного Саввы 456 Тимофеевича.
Будет и отдельная сиделка. Будет сделано решительно всЈ. Я велю позвонить
Никите Федоровичу, он ведь ваш ближайший друг. Вам нельзя оставаться одной.
Травниковым, -- тоже бледным как смерть. Старался придать лицу бодрое
выражение; это, по долгой привычке, ему обычно удавалось. ВсЈ же поглядывал
на Татьяну Михайловну; хотел было даже пощупать у нее пульс. Отдал
распоряжение, обещал приехать снова в десятом часу вечера; объяснил
ассистенту, куда звонить до того -- "если что".
искусственные...
больше никогда не будет. -- В первое время его будут, разумеется, возить в
повозочке. А вам, Татьяна Михайловна, надо безотлагательно вернуться домой.
Сиделка вполне надежная. Завтра утром приедете. Разумеется, отдохните
немного, ведь хуже будет, если вы свалитесь, -- сказал хирург, но тотчас
добавил: -- Хорошо, останьтесь здесь на первую ночь. Хотя это не полагается,
я распоряжусь.
скосил их немного по сторонам, шевельнуть головой не мог. Увидел незнакомый
ему потолок и карнизы стен, тяжело вздохнул, стараясь вспомнить, что такое
случилось. Почувствовал жгучую боль и негромко застонал. Между его глазами и
потолком появилось искаженное, без кровинки, лицо жены, столь всю жизнь
близкое и дорогое. За ней что-то тревожно шептал женский голос. Он вдруг
вспомнил, понял. У него полились слезы.
сам еле удерживавший слезы, потащил ее к двери.
Операция прошла превосходно. Никакой опасности нет. Ничего вы не умираете,
полноте. Лежите спокойно, вам еще нельзя разговаривать.
здоровы. Успокойтесь, сударыня, -- говорил он.
употреблялись новые обращения.
Часть восьмая
разве для какого-нибудь самого последнего запаса, отяжелел от лет, от тихой
привольной жизни, от вина, жирной еды, восточных сластен.
желал. Кроме того, воевать против России было бы ему еще тяжелее, чем
воевать против западных демократий: "ВсЈ-таки числился столько лет в рядах
русских революционеров, хотя и тогда подчеркивал, что я не русский".
Младотурок он вообще недолюбливал, а Энвера ненавидел, -- быть может и
потому, что сам на него немного походил характером. После
константинопольской революции ему делались кое-какие предложения. Он их
отклонил, -- тогда еще не был турецким подданным, и по-турецки говорил не
очень хорошо, и всЈ революционное было ему с каждым годом всЈ более
неприятно; он считал теперь политику вообще очень грязным делом.
скоро убиты. Старики косились на Джамбула, хотя он пожертвовал большую сумму
в пользу Красного Полумесяца. Позднее стали возвращаться 458 в свои усадьбы
раненые и разочарованные люди. Они отчаянно ругали правительство,
командование, генерала Лимана фон Сандерса и немцев вообще. Уверенность в
германской победе поколебалась. Турция была почти разорена, -- между тем,
если б не вмешалась в войну, то разбогатела бы, как все нейтральные страны.
на реквизиции или же именно благодаря реквизициям. У Джамбула реквизировали
и лошадей его конского завода, который уже был известен на всю Турцию.
Оставили только пару -- две для экипажа, клячу, возившую воду, и верхового
арабского жеребца. К удивлению соседей и ведавших реквизицией чиновников он
уступил весь свой конский состав по цене низшей<,> чем та, какой он мог бы
добиться при своих связях и богатстве. К еще бо'льшему удивлению приемщика,
растроганно простился с лошадьми и кормил их сахаром, хотя в нем уже
чувствовалась недохватка.
большим обедом и сделал им денежные подарки. Они и прежде его любили: он не
перегружал их работой, хотя требовал и добивался того, чтобы они трудились
как следует. Хорошо всех кормил, желавшим давал и вино. Джамбул теперь был
значительно богаче прежнего. Научился сельскому хозяйству и не увольнял
управляющего только потому, что тот был стар и был любимцем отца. Сам входил
во всЈ. Денег у него уходило мало. Так как всЈ было свое, то он тратился
преимущественно на книги и на вино. Заграницу ездил только еще один раз, в
Париж, и опять было то же: сначала приятно и занимательно, потом скучновато.
ссорились и ругались одна с другой, но в драку это обычно не переходило,
особенно в те часы, когда он бывал дома: немедленно их останавливал и мирил.
Старался относиться к ним совершенно одинаково, чередовал милости, тратил на
подарки одни и те же суммы, -- знал, что цены на всЈ им хорошо известны. Обе
любили его и обе опасались, как бы он не женился еще на третьей жене. Заняты
они были целый день. Работали по хозяйству и в саду, шили, ткали, вместе 459
катались в коляске, -- иногда ездил с ними и он. Обе умели читать, но не
злоупотребляли этим искусством.
читать газеты с жадностью. Чувства у него были разные. Революционные
настроения не возродились, и всЈ же невольно ему приходило в голову, что,
если б он остался в России, то был бы теперь никак не помещиком: "Конечно,
прошел бы в их Учредительное собрание и там разглагольствовал бы на весь
мир!" -- Старался думать об этом иронически, но иногда думал, что
"разглагольствовать на весь мир" было бы, пожалуй, приятно. Особенно
внимательно он следил по газетам за карьерой Ленина. Его приход к власти и
разгон Учредительного Собрания решили для Джамбула вопрос окончательно:
"Разумеется, отлично сделал, что бросил". Кавказ отделился от России. До
него доходили стороной слухи о старых товарищах. "Когда будет заключен общий
мир, съезжу в Тифлис. А во второй раз гражданства и взглядов менять не
буду!"
бессмысленным делом. Коран он читал теперь меньше, чем прежде, хорошо знал
все сураты, а многие заучил наизусть. На вопрос о смысле войны ни Бергсон,
ни другие философы не давали ответа. Джамбул говорил и с муллой в зеленой
чалме. С тем, что люди забыли Бога и что в этом вся беда, он был почти
согласен, но выводы отсюда ему были неясны. "Как же переделать людей?
Значит, можно только стараться самому жить "праведно", разумеется, насколько
это возможно". Джамбул не считал себя праведником и после того, как перестал
быть революционером. Теперь он был просто верующим мусульманином, таким же,
Земляной Андрей
Сертаков Виталий
Верещагин Олег
Никитин Юрий
Андреев Николай