Мише нашему.
сбора мерзлой картошки, втолкнули в пустой нетопленный барак на окраине
Краснопартизанского поселка и велели располагаться на ночь, маленькие
разведчики, заприметив, где расположилась Любовь Евграфовна, едва только
люди улеглись, разыскали ее в темноте. Они подползли к ее нарам, и Любовь
Евграфовна, свесившись к ним, заливаясь беззвучными слезами, рассказала
пионерам о том, как погиб ее брат.
несколько раз носила им обоим в гестапо передачи. Два раза ей удалось
встретить брата, когда того выводили вместе с другими арестованными. И в
последний раз Ланкин успел шепнуть ей, когда она ему вручала передачу:
"Меня предал Гришка Спано... знаешь, тот грек, что со спекулянтами
таскался. Скажи всем, чтобы его остерегались. Он с Мироновым фашистам и про
подземный отряд донес..."
Москаленко. Гестаповцы зверски избивали старого партизана, но Москаленко
ничего им не сказал, никого не выдал. Он даже и про себя ничего не сообщил
и назвался Морозовым. Всю свою злобу, весь свой подленький страх перед
подземными партизанами выместили гестаповцы на старом Москаленко.
его на виселице рядом с Москаленко.
мальчикам Ланкина, свешиваясь с нар и роняя в темноте на их лица тяжелые
катышки слез. - Мама два раза меня звала: "Пойдем, говорит, взглянем на
нашего Мишу". Я не могу, а она ходит. Постоит под ним, поглядит, придет
обратно, ляжет и молчит.
неволе люди. Кто-то бормотал со сна, надсадно хрипя. Из дальнего угла
слышалось судорожное, приглушенное рыдание, а Ланкина все шептала в темноте
мальчикам:
поддавались. Будут к вам выродков засылать, которые с фашистами
сторговались. Спано Гришку или старого Фирсова. Так скажите, чтоб их
посулам не доверяли. Это продажные шкуры, губители проклятые! Фирсов -
старый дьявол, а тоже с ними заодно. Дубинин Иван Ананьевич - дедушка твой
двоюродный, Володя, - ему уж высказал, когда самого его, беднягу, в гестапо
водили с Фирсовым на очную ставку. Его гестаповцы бьют, а он кричит
Фирсову: "Ось погоди, старый чертяка, як вернутся наши, накрутят тебе
хвоста!.. Свинья ты полудохлая! Був ты колысь Фирсов, а став Фрицов,
собака". А Фирсов ему грозится: "Смотри, говорит, Дубинин, еще хуже тебе
будет". А дедушка Дубинин ему говорит; "Не такие мы люди, Дубинины, чтобы
перед подобными, как ты, молчать. Мы, говорит, плевать на вас, прихвостней,
хотели". Вот до чего старик в себе твердый! - закончила свой рассказ
Ланкина, и в усталой, всхлипывающем шепоте ее слышалось восхищение.
осторожно проползли под нарами в другой угол барака. Надо было подумать о
том, как до утра выбраться отсюда.
этот барак вдоль и поперек знаю. Тут одно время ополченцы стояли, а я к ним
в гости ходил. Тут у них печка-времянка была - ее, видно, разобрали. А вон
дымоход в стенке одной фанеркой заделан. Ее чуть потяни - она и отстанет.
Дырка хоть небольшая, а мы с тобой пропихнемся. А? Как считаешь?.. Решили?
Тогда я стану на нары, а ты залезь мне на плечи да потяни фанерку тихонько
и высунься на волю. Надо только посмотреть, нет ли с того боку часового.
Володя. - Ох, Ваня, молодец ты! Вот за что я тебя хвалю - что ты тут кругом
по всей местности всякую дырку наизусть помнишь! Становись!
подползали к своему тайному ходу в каменоломни. Несколько раз им пришлось
замирать, неподвижно припав к земле: слепящая, холодная, исполинская лапа
прожектора вот-вот, казалось, нашарит их... Она выхватывала совсем рядом из
ночной тьмы кусты и камни, неровности почвы и, перемахнув через прижавшиеся
к земле фигурки разведчиков, проносилась по далеким холмам, по крышам
окраинных домиков поселка и верхушкам голых деревьев. Иногда, совсем
близко, казалось едва не задевая мальчиков, над ними с присвистом
проносился рой трассирующих пуль, которые оставляли за собой в темноте
докрасна каленый, медленно остывающий след. Надо было вжиматься в камни, в
землю. Но в камень и земля на каждом шагу таили в себе смертельную
опасность: все подходы к каменоломням были заминированы. И мальчики,
хоронясь от лучей прожекторов, ползли во мраке осторожно, как учил их сапер
Дерунов, нащупывая перед собой дорогу, чтобы не напороться на мину.
горя хватавшим за один день разведчикам обратный путь.
даже если бы и удалось еще раз выбраться для разведки на поверхность, не у
кого было получить нужные сведения о районе Старого Карантина и Керчи, о
том, что происходит на фронте. Когда оба разведчика, вернувшись в
каменоломни, рассказали об участи Москаленко и Ланкина, опечаленный Лазарев
понял, что отряд не только замурован, но и лишился последней связи с миром.
подземная крепость обезврежена и превращена для партизан в общую могилу.
Изредка гитлеровцы предпринимали нащупывающие попытки проникнуть в
какой-нибудь из ходов, но сейчас же тьма на глубине ощетинивалась
сверкающими иглами выстрелов. Гитлеровцы отступали, убедившись, что
обитатели подземелья еще живы и не собираются сдаваться.
который прилегал к сектору "Волга", услыхали со стороны входа с поверхности
женский голос. Какая-то женщина там, за стеной, несколько раз с безнадежной
настойчивостью надрывно повторяла;
Володя Дубинин и Ваня Гриценко принесли обед Шульгину, который командовал
сектором "Волга". При свете фонаря мальчики увидели, что часовые делают им
знаки, призывая к полной тишине и молчанию.
Вани.
стены, схватился руками за голову. А из-за стенки доносилось:
вам, что моих тут нет. Эвакуировались давно - тысячу раз говорила! Ну, что
вы от меня хотите? Что вы меня мучаете? Не верите... - Голос тети Нюши
зазвучал очень громко, слышно было, что она кричит изо всех сил и старается
выговаривать каждое слово как можно отчетливее. - Я вам говорила: моих тут
нет. Что зря кричать!
Нюши Гриценко:
кусал губы, а Ваня, сидя на корточках, с головой уткнувшись в колени,
медленно качался из стороны в сторону и вздрагивал каждый раз, когда из-за
стены слышалось: "Ваня..."
пол возле сына, обнял его за плечи, стал гладить по спине:
Слышишь, мать у нас сознательная: говорит, что нет нас тут. Значит, обязаны
мы мать поддержать. Давай потерпим, сынок...
никак не мог найти нужные слова, чтобы заговорить с другом... Но, когда
Ваня вздыхал, Володя торопливо подхватывал его вздох и тоже тяжело
переводил дух.
галерею верхнего яруса, приблизились к той самой знаменитой штольне,
которая была памятна им с детства и пользовалась такой дурной славой у
населения Старого Карантина. У выхода из этой штольни и был в свое время
найден раненый Бондаренко. С тех пор ни Ваня, ни Володя не ходили туда,
хотя и сами стыдились немножко своего глупого суеверия. Сейчас они уж
близко подошли к этому заклятому месту, и, хотя им было неловко сознаться
друг другу, оба чувствовали себя неуверенно. Внезапно Володя, шедший
впереди, метнулся назад, наглухо прикрыв чехлом и без того затемненную
лампђшку.
стал на его место, всматриваясь. Действительно, впереди расплывался
какой-то неровный перебегающий свет. По подземным правилам, о каждой
подозрительной искорке, о всяком свете, источник которого был неясен, надо
Сертаков Виталий
Быков Василий
Марко Джон
Шилова Юлия
Корнев Павел
Шилова Юлия