сам по себе. Живет по законам иного пространства-времени.
И только тут я заметил, что Юки сидит, наклонившись вперед и упираясь лбом
в спинку кресла. И стискивает ладонями плечи, будто ей нестерпимо холодно.
Не двигаясь, не издавая ни звука. И как будто совсем не дыша. На мгновенье
мне почудилось, будто она замерзла до смерти.
- Эй! Ты в порядке? - спросил я.
- Не очень, - ответила Юки сдавленным голосом.
- Давай-ка выйдем. Идти можешь?
Юки чуть заметно кивнула. Я взял ее за одеревеневшую руку, и мы двинулись
к выходу. Напоследок я обернулся и бросил взгляд на экран. Готанда стоял
за кафедрой и вел очередной урок биологии.
На улице бесшумно накрапывал дождик. Ветер, похоже, дул с моря - в воздухе
разносился слабый запах прилива. Я взял Юки покрепче за локоть, и мы
добрели с ней до места, где оставили машину. Юки шла, закусив губу, и за
всю дорогу не сказала ни слова. Я тоже молчал. И хотя от кинотеатра до
машины было каких-нибудь двести метров, этот путь показался мне до ужаса
длинным. Так и чудилось, будто мы можем идти так хоть целую вечность - и
все равно никуда не придем.
38.
Я посадил Юки на переднее сиденье и открыл окно. По-прежнему моросило,
мелкие капли было не различить на глаз. Только асфальт на дороге все
больше чернел, да в воздухе пахло дождем. Прохожие шагали кто под зонтом,
кто без. Такой вот дождик. Ветра тоже особо не было. Просто беззвучные
капельки отвесно падали с неба. Я высунул из окна ладонь, подождал немного
- но так и не понял, намокла она или нет.
Юки выставила локоть в окно, легла на него подбородком и, чуть наклонив
голову, высунулась наружу. Она сидела так очень долго, не двигаясь. Только
спина и плечи подрагивали в такт дыханию. Еле-еле заметно. Чуть вдохнула -
чуть выдохнула. Казалось, вдохни она чуть поглубже - эти локоть, шея и
голова разобьются на тысячу мелких осколков. Откуда эта пугливая
беззащитность? - думал я, глядя на нее. Или мне только так кажется -
просто потому, что я уже взрослый? Просто потому, что я, несмотря на
собственное несовершенство, уже наловчился как-то выживать в этом мире, а
эта девочка - пока еще нет?
- Чем тебе помочь? - спросил я.
- Ничем, - тихо ответила Юки и, не меняя позы, сглотнула слюну. Это
получилось у нее неестественно громко. - Отвези куда-нибудь, где тихо и
никого нет. Только не очень далеко.
- К морю?
- Куда хочешь. Только не гони, хорошо? А то меня укачает и стошнит.
Я взял ее голову в ладони, бережно, словно хрупкое яйцо, переместил на
подголовник сиденья и наполовину закрыл окно. Потом завел двигатель и
медленно, насколько позволяли правила движения, повел машину в сторону
побережья Кунифудзу. Когда мы добрались до моря, она вышла из машины и
объявила, что ее сейчас вырвет. Ее стошнило прямо на песок под ногами.
Ничего особенного в ее желудке не оказалось. По крайней мере, ничего, что
вызывало бы рвоту. Жидкая кашица шоколадного цвета да желудочный сок с
пузырящейся пеной - вот и все. Самый мучительный случай: все тело трясет и
колотит, а на выходе - ничего. Судорога выжимает организм, как лимон.
Желудок скукоживается до размеров кулака... Я легонько погладил ее по
спине. Мелкий дождь по-прежнему то ли падал, то ли висел странным туманом
в воздухе, но Юки, похоже, не обращала на него внимания. Я пощупал ее
мышцы на спине, напротив желудка. Вс" как каменное. Она стояла на
четвереньках, зажмурившись, упираясь руками и ногами в песок - в своем
летнем шерстяном свитере, линялых джинсах и красных кедах. Я собрал ее
волосы в копну, чтобы не испачкались, и придерживал так, другой рукой
продолжая плавно массировать ей спину.
- Так ужасно... - выдавила Юки. По щекам ее текли слезы.
- Знаю, - сказал я. - И очень хорошо понимаю.
- Псих ненормальный, - скривилась Юки.
- Когда-то меня рвало примерно так же. Очень мучительно. Поэтому я тебя
понимаю. Но тебе скоро полегчает. Потерпи еще немного - и все кончится.
Она кивнула. И опять содрогнулась всем телом.
Через десять минут судороги прекратились. Я вытер ей губы носовым платком
и присыпал песком лужицу под ногами. Поддерживая за локоть, отвел к дамбе,
где она смогла сесть, опершись на бетонную стену.
Мы долго сидели с ней рука об руку, намокая все больше под бесконечным
дождем. Прислонившись к бетону, вслушиваясь в шелест шин на трассе
Западного побережья С"нан, и наблюдая, как дождь заливает море. Капли
становились все заметнее, с неба лило сильнее. Вдоль дамбы виднелись
редкие фигурки рыболовов, но эти люди не обращали нас никакого внимания.
Даже не обернулись на нас. В мышиного цвета дождевиках с капюшонами, они
несли свою вахту на бетонной дамбе, сжимая спиннинги, точно знамена, и
вглядываясь в морскую даль. Кроме них, на побережье не было ни души. Юки,
обессиленная, зарылась лицом мне в плечо и сидела так, не произнося ни
слова. Окажись рядом кто-нибудь посторонний - ей-богу, принял бы нас за
парочку любовников.
Закрыв глаза, Юки тихонько сопела у меня на плече. Казалось, она мирно
уснула. Намокшая челка разметалась по лбу, ноздри чуть подрагивали. Загар
месячной давности еще оставался у нее на коже - но под серым пасмурным
небом выглядел каким-то не очень здоровым. Я достал носовой платок, вытер
ей лицо от дождя и слез. Линия горизонта давно потерялась за пеленой
дождя. В небе, натужно ревя, проносились противолодочные самолеты Сил
Самообороны, похожие на стрекоз.
Наконец она шевельнулась и, не отнимая головы от моего плеча, пристально
посмотрела мне в глаза. Затем вытащила из кармана джинсов пачку "Вирджиниа
Слимз", сунула сигарету в губы и зачиркала спичкой о коробок. Спичка не
зажигалась - слишком ослабли пальцы. Но я не стал ее останавливать. И не
сказал ей: "Сейчас тебе лучше не курить". Кое-как прикурив, она щелчком
выкинула спичку. Затем пару раз затянулась - и так же, щелчком, выкинула
сигарету. Окурок упал на бетон, подымил еще немного и, намокнув, погас.
- Как живот? - спросил я.
- Болит немного, - ответила она.
- Ну, давай, посидим еще чуть-чуть. Не холодно?
- Нормально. Я люблю под дождем мокнуть.
Рыболовы маячили на дамбе, вглядываясь в воды Тихого океана. Что же
особенного они находят в своей рыбалке? - подумал я. Зачем этим людям так
нужно весь день торчать под дождем и глазеть на море? Хотя, конечно, дело
вкуса. В конце концов, мокнуть под дождем у моря с нервной
тринадцатилетней пигалицей - тоже дело личного вкуса, ничего более.
- Этот твой друг... - сказала вдруг Юки. Тихо, но очень жестко.
- Друг?
- Который в кино играл.
- По-настоящему его зовут Готанда, - сказал я. - Как станцию метро.
Знаешь, на кольцевой, между Мэгуро и Одзаки"Готанда, Мэгуро, Одзаки -
станции токийского метро"...
- Он убил эту женщину.
Я покосился на нее. Она выглядела страшно усталой. Сидела, ссутулившись,
вся перекрученная - одно плечо выше другого - и тяжело дышала. Словно
человек тонул, но его спасли в последнюю секунду. Что за бред она несет -
сам черт бы не понял.
- Убил? Кого?
- Эту женщину. С которой он спал утром в воскресенье.
Я по-прежнему не понимал, что она хочет сказать. В голове началось что-то
странное. Казалось, к ощущению реальности в моем мозгу примешивается
чья-то чужая воля. И нарушает естественный ход вещей. Но я не мог ни
совладать с этой волей, ни даже уловить, откуда она возникла. И я невольно
улыбнулся.
- В том фильме никто не умирает. Ты с каким-то другим кино перепутала.
- Я не про кино говорю. Он на самом деле убил. В настоящем мире. Я это
поняла, - сказала Юки и стиснула мой локоть. - Так страшно. Будто в животе
что-то застряло и проворачивается. И дышать не могу. Воздух в горле
застревает от ужаса. Понимаешь - оно опять на меня навалилось... То, о чем
я рассказывала. Поэтому я знаю. Точно знаю, без дураков. Твой друг убил
эту женщину. Я не чушь болтаю. Это правда.
Наконец до меня дошло, о чем она. Вмиг похолодела спина. Язык прилип к
н"бу, и спросить ничего больше не получалось. Каменея под дождем, я сидел
и смотрел на Юки, не в силах пошевелиться. Что же, черт возьми, теперь
делать? - думал я. Вся картина моей жизни фатально перекосилась. Все, что
я до сих пор держал под контролем, вывалилось из рук...
- Прости. Наверно, я не должна была тебе это говорить, - вздохнула Юки и
отняла руку от моего локтя. - Если честно, я сама не понимаю. Чувствую это
как реальность. Но не уверена, настоящая это реальность или нет. Боюсь,
если начну тебе такое говорить - ты тоже станешь злиться, ненавидеть меня,
как и все остальные. С другой стороны, не сказать тоже нельзя. Но как бы
то ни было, правда или неправда - я-то действительно это вижу! И ощущение
внутри меня остается, и никуда от него не денешься! Очень страшно. Я одна
с этим не могу... Поэтому, пожалуйста, не сердись на меня. Если сильно
меня ругать, я просто не выдержу.
- Никто тебя не ругает. Успокойся и говори, как чувствуешь. - Я взял ее за
руку. - Значит, ты это видишь?
- Вижу. И очень ясно. В первый раз у меня такое... Как он душит ее. Ту
женщину, актрису из фильма. А потом кладет ее труп в машину и куда-то
увозит. Куда-то далеко-далеко. На той самой машине, итальянской. На
которой мы с тобой однажды катались. Ведь это его машина, верно?
- Верно. Его машина, - кивнул я. - А что еще ты чувствуешь? Не спеши,
подумай как следует. Любые мелочи. Какие угодно детали. Что происходит -
то и рассказывай.
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Ларссон Стиг
Ильин Андрей
Акунин Борис
Роллинс Джеймс