моего факела быстро воспламенило фитиль, свет озарил комнату - более
слабый, зато ровный, устойчивый, без прыгающих со стены на стену
огромных угольно-черных теней, от которых душа уходит в пятки, а сердце
превращается в ледышку.
пластинками огромный стол. За ним бы пировать двенадцати рыцарям короля
Артура, такой же массивный, круглый, на толстых дубовых ножках, но я
чувствовал, что на нем никогда ничего не было, кроме вот этих книг,
глиняных и медных пластинок со старинными письменами.
загасил и оставил в широком медном тазу, можно хвататься за молот и за
меч разом. Дверь обнаружилась между двумя книжными шкафами. Я толкнул ее
и сразу очутился в комнатке поменьше, но уютной, такой же заваленной
книгами, фолиантами, свитками.
вплотную придвинутом к столу так, что если вздумает встать, придется
отодвигать, устроился человек в черной сутане. Капюшон свободно на
плечах, открывая львиную седую голову человека, очень старого, все
видавшего, все испытавшего, но не растерявшего львиного достоинства,
гордости.
на специальной дощатой подставке, чтобы строго перпендикулярно глазам,
рядом целая стопка этих толстенных фолиантов, все в кожаных переплетах,
есть в переплетах из меди, бронзы, даже из странного серебристого
металла, я даже боялся подумать, из какого.
круглый столик, на нем широкий медный поднос с ломтями сыра, хлеба,
хорошо поджаренными сухариками. Священник смотрит в книгу, а левая рука
неспешно опускается к подносу, пальцы вслепую шарят, нащупывают сухарик
и так же неспешно, замедленным движением отправляют в рот. Судя по
хрусту, у священника у зубами в порядке, не сосет, как леденцы, жрет с
жутким хрустом, со смаком, глаза же не отрываются от книги.
ярко-красные, как я и ожидал, ведь Средневековье же, но солнечные лучи
на книгу падают почему-то оранжевые, обычный солнечный свет.
Глава 35
быстрый, цепко охвативший мою громадную фигуру, необычные доспехи, меч
за спиной и молот на поясе.
так, но я никого не встретил по дороге... Меня зовут Ричард...
слышали все в Кернеле. Отцу-настоятелю ночью было видение, что если
утром напасть на лагерь, то заргов ждет полное истребление. Ну, тех, кто
не успеет бежать. Войско спешно выступило, а люд ринулся следом, чтобы
разграбить лагерь...
слоновьи бивни.
Гендельсон... Я видел, что его вносили в этот дом...
чтобы поддержать их... да заодно и порыться в книгах. Надо сказать,
библиотеку тут собрали немалую. Что дивно, здесь от старых времен
сохранилось намного меньше, чем в южных землях.
еще и запер на изящный замочек. Заметив мое недоумение, пояснил:
А-Дапим?.. Но язык сломаешь, а у нас их много, зовем просто дафами.
Мелкие, но зловредные твари!.. Если вот так оставить книгу открытой, то
даф подкрадывается, прочитывает тоже. И - все, в памяти ничего из
прочитанного. Приходится читать заново.
книгах. Зло разнообразно, дорогой рыцарь. И все время выплескивает из
своих черных бездн новые исчадия...
дафы, если книг нет? Нет человека - нет проблемы, нет книг - нет
связанных с ними проблем... У нас в Зорре, например, жизнь куда проще
и... наверное, безгрешнее. Как Гендельсон?
узнает. Только называет имя женщины... Я забыл ее имя.
жене, а не о... ведь и прославленные паладины иной раз в видениях,
насылаемых дьяволом...
перекрестился. - У него есть из-за чего стоит жить.
лекарю?
не всегда сила рук...
и прошел в последнюю комнату. Там воздух горячий, полыхают два камина,
Гендельсон на просторном ложе голый, блестящий от толстого слоя мазей.
Правая рука, укороченная по локоть, привязана к телу, дабы не разбередил
рану. Лицо выглядит страшно: правая половина красная, во вздувшихся
волдырях, наполненных мутной жидкостью, брови сожжены, а над пустой
глазницей жутко белеет кость надбровной дуги.
лебяжьего пуха. Я молча поклонился, он предостерегающе приложил палец к
губам. Гендельсон явно только что заснул, дышит часто, с хрипами, в
груди клокочет, лекарь то и дело вытирает с губ кровавую пену.
Гендельсон жутко исхудал, весь жир и все сало истаяло, ушло в топку
организма, сейчас это просто крепкий и широкий в кости мужчина, которым
трудно не толстеть, вся их природа такова, что тянет набрать добавочный
вес, в то время как другую глисту чем ни корми, все равно за древком от
знамени может спрятаться и покакать незамеченно.
неслышно прикрыл за собой дверь. Священник со спины спросил негромко:
черная тоска сжала сердце.
Как сквозь шум речной воды на перекате, я услышал за спиной
сочувствующий голос:
Зайди, там могут облегчить тебе душу.
Без особого любопытства, все еще с тяжестью в душе, я толкнул дверь,
снова никто не спросил: ?Кто там??, не отворил, а створка подалась, я
вошел, огляделся в просторной прихожей. Каменная лесенка ведет по
спирали наверх. В воздухе легкий аромат трав, корешков, словно я от
одного лекаря пришел к другому.
отраженным светом ступени, хмурые стены из толстых гранитных блоков.
Лестница вела все выше и выше, но на высоте примерно третьего этажа я
увидел гостеприимно приоткрытую дверь.
комнату и крупного человека, которого сразу назвал для себя магом. Маг
был великолепен, я сразу ощутил к нему глубочайшую симпатию. В свое
время он был наверняка лихим рубакой, веселым и бесшабашным, и сейчас
что-то осталось в его крупном лице с навеки въевшимся загаром, с
огрубевшей от ветра и солнца кожей. Даже лихо вздернутые закрученные
усы, снежно-белые, пушистые, намекали на прошлую беспутную жизнь, даже
пышная длинная борода не могла придать абсолютную благопристойность.