пьянчугу. Он же неадекватен текущему моменту. И потом, все
эти симпатичные грешки в прошлом, уверяю тебя.
рукава.
котором бывает некоторое количество людей, скажем так,
влиятельных. Я не беру высшие политические сферы...
богема - вполне, вполне. Попадаются даже одинокие сырьевые
акулы - нефть, газ, лес. Те, кто не лишен фантазии. А ты -
баба неглупая, это видно. Очень неглупая. Красавица к тому
же - сочетание противоестественное. Но иногда даже хочется,
чтобы ты почаще раскрывала рот, а не другое место. Здоровый
цинизм тоже подойдет. Только без наглости. Ну, и чувство
юмора подчистишь. И думаю - ты вполне можешь у нас
прижиться. При хорошем раскладе даже стать визитной
карточкой клуба. Только слушайся дядю Володю.
руках.
- в вашей испанской эстетике ничего не смыслю.
другие бытовые мелочи. О цене договоримся в следующий раз.
Это официальное предложение.
знакомые вгиковские бестии никогда не получали таких
предложений. А они, скажу тебе, девицы в порядке, и знаю я
их уйму лет. А вот поди ж ты... Поймала меня, а я калач
тертый и в вопросах женской привлекательности соображаю.
Прищурив глаз, Володька взглянул на меня.
которому звонил Нимотси. Я благополучно покинула машину
Туманова, который больше не делал попыток сопровождать меня.
провалялась в кровати до самого обеда. Судя по всему, жизнь
обещает быть бурной. Набирайся сил, Ева. Кушай манго и
авокадо, покупай крем от морщин и водоустойчивую тушь...
казалось, никогда не спавший Туманов. Мы договорились
"ab`%b(blao в клубе вечером, он специально заедет за мной,
спасибо, очень любезно с твоей стороны... Затем наступила
очередь Серьги. Он мутно извинился за изгаженную ночь,
попутно пожаловавшись на взрывной марийский темперамент. Я
легко извинила его, мы поболтали о клубных мелочах и о
сорванном кинжале, который Серьга не помнил, и лишь потом он
спросил:
толстого счастливчика Туманова.
экстравагантным человеком.
асексуальность позволяла говорить в таком покровительственно-
циничном тоне с любой женщиной.
попозируешь мне? Написать тебя хочу.
Тем более что именно у Серьги как у завсегдатая клуба в
самой непринужденной обстановке я могла узнать кое-какие
подробности не только о Туманове - он-то как раз интересовал
меня меньше всего, - но и о Шуре Шинкареве, которого я знала
под почтительным именем Александр Анатольевич. Я попросила
Серьгу приехать ко мне, на проспект Мира, - и, похоже, он
обрадовался.
то облезлыми спортивными сумками. А еще через час я уже
сидела на импровизированном подиуме в окружении реквизита,
привезенного Серьгой. Преобладала глина - кувшины с
проломленными боками и сетью мелких трещин; ритуальные
фигурки, смахивающие на детали жертвоприношения; совершенно
потрясающая кофейная мельница, пережившая не одно столетие.
Уйма времени ушла на ткань, в которую оборачивал меня
Серьга; фантастические расцветки, способные жаром, идущим
изнутри, испепелить не одну человеческую душу. Наконец
подходящий тон был выбран.
нежная флейта и гортанные выкрики разреженного воздуха Анд.
углубился в холст. - Я всегда подозревала, что экзотична, но
не настолько же!
навидался - и тех, которые с пальм слезли, и тех, которые
гашиш потягивали, что твою приму - индусов всяких да
филиппинцев. И даже немок, которые ноги не бреют, -
парировал безнадежно гладкий, безволосый Серьга. - Просто
мне ясно, что ты совершенно нездешний человек. У тебя лицо
странное. Не отсюда, - Из забытых Богом племен Амазонки, что
ли?
не то... Лицо другое.
/`("+%* %b, но совершенно непонятно, - сказал бесхитростный
Серьга. - Как будто ты сама по себе, а оно - само по себе.
Не знаю, как объяснить.
репетируя там новую пьесу, я наивно думала, что могу
скрыться от всего мира. Но этот сермяжный марийский парень
вот так на раз нашел крохотную дырку и теперь вовсю
подсматривает.
завела ничего не значащий разговор о вчерашней ночи - от
него Серьга благополучно отклонился. Шуру Шинкарева он не
знал вовсе - так, ходит изредка в клуб, у него какие-то дела
с Володькой. Когда-то бывал чаще, когда Володька вплотную
сидел на консумации, теперь лишь изредка. Туманов - хитрая
сволочь, но парень незлобивый; еще во ВГИКе мог подать на
Серьгу в суд, да не подал.
Серьги.
прозвучало, как пароль, и этого оказалось достаточно, чтобы
плотина оказалась прорванной, а Серегина душа затопленной,
как рисовые поля. О чем бы он ни говорил - разговор
возвращался к Алене, к тому, какая она тварь,
искусительница, двустволка, праздная сволочь, сидящая на
деньгах своих родителей, стерва, подонское рыло, красотка
хренова...
выдержала я.
которым делал рисунок, и даже покраснел от возмущения. Мне с
трудом удалось его успокоить, вытащить из прошлого и вернуть
в сегодняшний день. Только для того, чтобы не разрыдаться
самой: я одна знала, что Алены нет в живых, и каждое
воспоминание о ней убивало ее снова и снова. Я никогда,
никогда не скажу об этом Серьге даже под страхом смерти - а
он все спрашивает и спрашивает: как она живет, какая она и
любит ли по-прежнему клубнику с сахаром...
рассказывать о Москве, о той специфической жизни, которой
теперь принадлежал сам. Он так и не смогло конца
адаптироваться, и все его беглые и довольно забавные
характеристики были похожи на записки путешественника.
Путешественника, который прибыл в страну, языка которой не
знает. Героем историй был он сам. О мужчинах, большинству из
которых он проигрывал, Серьга говорил довольно смазанно. А
женщин классифицировал просто - они делились на две