исходить. А там - рожон, не рожон...
- Мой шеф сейчас практически вне закона, - тихо сказал телохранитель. - Но
он - частное лицо. И чеченец, что немаловажно. Ты же русский, и лицо
официальное, значит, подневольное. Из чего-то исходить надо, только у вас
разные исходные.
- Зато результат будет один.
- Один. Пан или пропал.
- Ты тоже русский, между прочим.
- Я в тени сижу. В тени всегда не так жарко в самый сильный зной.
- Отвези к шефу.
Однокашник несколько минут молчал, взвешивал, отчего-то мрачнел.
- Жалеть не будешь?.. Сейчас не поздно еще. Подчиниться приказу и уйти.
Потом станет невозможно.
- А не было еще приказа отступать, - усмехнулся генерал. - Был один:
разработать план и подготовить операцию, после чего доложить. Докладывать
вроде бы и некому. Никто не спрашивает, не требует, все отдано будто бы на
откуп. Будто бы!..
- Доложу шефу, как он решит, - наконец согласился телохранитель. - Он вашей
конторе не доверяет, поэтому не знаю...
- Нашей конторе, Сережа, нашей, - заметил дед Мазай, провожая однокашника.
- Доложи и возвращайся. Не захочет твой шеф встречаться со мной, мы хоть
бутылку вина выпьем.
Он пропал в темноте, чуть шелохнулись ветви в саду, потом на смежной улице
рыкнула машина и уползла по-воровски, без света.
В эту же ночь, под утро, генерала разбудил позывной сигнал радиостанции.
Отрубин сообщал, что вместо Чеченца в районе обнаружен Кастрат, который
сейчас находится в гостях у одного из полевых командиров. Приехал
нелегально, ведет себя очень осторожно, суть его встреч неясна, дальнейший
маршрут - тоже.
Депутат Госдумы официально был в Москве и занимался вопросами
законотворчества. Подчеркивая свою аккуратность, агент влияния заведомо
предупреждал о всех своих передвижениях, хоть и редко, но исправно являлся
на встречи и кое-что рассказывал о личном друге. Последняя информация,
полученная от Кастрата, была несколько странная: Диктатор тайно вылетел на
двое суток в Турцию и вернулся оттуда удрученный, жаловался, что в
исламском мире еще нет единства, что некоторые лидеры фундаменталистов
опасаются политической ситуации в России и не согласны с его планом: начать
первый этап с "трубной" операции, то есть с закамуфлированных под аварии
подрывов нефте- и газопроводов.
Диктатор намеревался тайными диверсионными актами дестабилизировать
чахнущую российскую экономику, возбудить острую социальную напряженность,
чтобы правительство еще на несколько лет "забыло" о Чечне. Ко всему
прочему, на территории бывшей Югославии бесследно пропала специальная
диверсионная группа, которая прибыла в Сербию для отработки действий на
практике, и Диктатор теперь подозревал, что она захвачена и удерживается
балканскими братьями мусульманами. Эти его подозрения были весьма кстати, и
генерал через Кастрата намеревался запустить дезинформацию, подтверждая,
что исчезновение диверсантов в Сербии - дело рук мусульманских группировок.
Однако насторожила слишком складная история о переживаниях Диктатора, тем
более личный друг поделился ею по собственной инициативе. В откровенность
Кастрата, тем паче в личную инициативу нельзя было верить, тут Головеров
прав: в лучшем случае получишь полуправду, разведенную многословием.
Депутат Госдумы исполнял чью-то волю, возможно, самого Диктатора, которому
понадобилось предупредить таким способом Интерпол, что диверсии в России
пока откладываются. Но сведения о потерявшейся в Сербии группе могли быть и
чистой правдой, поскольку Грязев - если это был он! - имел инструкцию:
уничтожить своих курсантов, когда нет возможности сдать властям живыми.
Диверсанты приехали в Югославию из Турции, а это значило, что в центре
"Шамиль" готовят универсальные группы, рассчитанные для использования по
всему миру.
Появление Кастрата в рядах оппозиции, причем неожиданно и без всякого
предупреждения, лишний раз подтверждало выводы Глеба Головерова - агент
работал на две стороны и сейчас мог принести больше вреда, чем пользы. Да и
времени продолжать с ним игры не оставалось. Поэтому генерал приказал
разведгруппе проследить, куда он отправится после гостей, остановить на
дороге подальше от лишних глаз и пригласить на встречу с "Интерполом". Рано
утром Кастрат выехал в сторону Горагорского в сопровождении двух
вооруженных чеченцев, и в ют момент, когда Отрубин решил завернуть его и
стал прижимать машину к обочине, охрана открыла огонь. Взять незаметно
депутата Госдумы не удалось, разведчики вынуждены были уничтожить охрану и
вытаскивать Кастрата из перевернувшейся машины, так что в гости к генералу
он попал исцарапанным и измазанным чужой кровью.
- Постарайтесь объяснить свое поведение, - предложил по-английски дед
Мазай. - Но так, чтобы я поверил. Почему оказались здесь, с кем
встречались, и далее по порядку.
Кастрат держался необычно смело, даже несколько высокомерно, что было
неестественно в его положении.
- Кончайте валять дурака, генерал, - вдруг сказал он. - Говорите
по-русски... Да, мне известно, вы - генерал Дрыгин, командир спецназа
"Молния". Я знаю о вас все и потому советую не осложнять собственного
положения. Оно у вас и так достаточно сложно, не так ли?
Установить, есть ли на территории Чечни нелегальная группа Интерпола, было
довольно трудно или почти невозможно: эта международная организация,
объявившая войну терроризму и наркобизнесу умела хранить тайны, тем более
связанные с работой в таких опасных районах мира, как бывшие республики
СССР и сепаратистская Чечня. С этой стороны версия была защищена и
оказалась уязвима с другой, своей - Кастрат мог получить информацию только
из стен ФСК, и не методом депутатского запроса, а лишь благодаря прямому
предательству или непрофессионализму человека, допущенного к совершенно
секретным документам.
Только так, и не иначе. А значит, "Молнию" сдавали. Инициатива Коменданта,
его устремление малой кровью восстановить российскую законность в Чечне,
его влияние на первых лиц в государстве и недюжинная мощь его структуры
среди остальных силовых структур - все это оказывалось заблокировано или
побеждено некой другой силой и мощью, таинственное существование которой он
предполагал.
Потому Кастрат чувствовал и вел себя уверенно и даже нагло. Именно он и
представлял эту силу, являясь ее исполнительным органом. Руководящие и
мыслительные центры располагались где-то над государственными институтами,
незримо присутствуя там, где решался любой политический вопрос. Ее, эту
вездесущую и неуловимую силу, ошибочно путали с мафией, которую она тоже
держала под контролем; ее призрак витал во всех без исключения партиях и
движениях, а особенно в демократических, ибо она всегда паразитировала на
всякой новой, прогрессивной мысли, высасывала кровь из жизнеспособных идей,
превращая свободу - в рабство, народных избранников - в диктаторов, разум -
в безумие. Глупцам она внушала, что они умны, бездарям говорила о
гениальности, из реформаторов делала параноиков; все, чего она касалась
своей рукой, становилось гиблым, бесформенным. Не обладая реальной плотью,
вызывая ощущение многомерной вездесущности, она создавала впечатление
неистребимости, лишала воли к сопротивлению. К тому же сила эта не имела
определенного имени: верующие называли ее нечистой, суеверные - черной,
атеисты - злом. В древности она виделась многоголовым змеем, гидрой,
поднявшейся со дна моря. На самом же деле она существовала в человеческом
сознании в форме психического заболевания - неуемной жажды управлять миром,
безраздельно властвовать над государствами, народами и сознанием
человечества. И рождена была она разумом раба, вечно стремящегося к свободе
через власть, ибо человеку, рожденному свободным, нужна власть только над
самим собой.
Жаждущие управлять узнавали друг друга, имели взаимное притяжение, как
всякие больные; они объединялись вне всяких партий, поддерживали друг друга
и громче всех кричали о свободе личности. Рабу не важна была форма власти и
способы ее достижения, потому вчерашние коммунистические идеологи
становились банкирами, паханы преступного мира - политиками, целомудренные
комсомольские организаторы организовывали порноклубы и наркобизнес.
И вот один такой теперь сидел перед генералом... - Должен предупредить вас,
генерал, по возвращении в Москву вам обеспечены большие неприятности, -