Чтение 91–й страницы книги ~Идущие в ночь~

но я него рявкнул. Еще чего! Царапается своими корешками, чуть не до
крови, а до пересвета еще вон сколько - целый день.

В голове немного шумело - кажется, оттого, что пришлось вчера
отдать довольно много крови. Ветер, цокая копытами по камням,
осторожно обошел осыпь и потрусил вдоль нагромождения скал. Вообще-то
нам было не в эту сторону, а правее, прочь от каменного безумия. Но не
пойду же я без карсы?

Сначала я увидел валяющийся на щебне сапог. Левый. Потом второй -
недалеко от первого. А дальше и курткоштаны отыскались. Одевшись и
обувшись, а предварительно выковыряв из пяток притаившуюся со
вчерашнего дня душу, я почувствовал себя куда увереннее. И позволил,
наконец, Корняге занять привычное место на левом плече.

Спустя некоторое время я увидел карсу. Она уныло сидела меж двух
бугристых глыб, свесив голову к земле, и, казалось, что-то растерянно
обнюхивала. Я приблизился и рассмотрел - что.

Детский плетеный сандалик на деревянной подошве.

Мерное покачивание в седле убаюкивало меня. Корняга, последние дни
присмиревший и молчаливый, о себе не напоминал. А карса плелась
следом, молчаливая и безрадостная. Не знаю, что приключилось с ней
перед превращением, кем оказалась и куда делась маленькая девочка,
научившая нас оживить веху железа. Но на карсу накатила тоска, я это
ощущал почти физически. Почему-то я был уверен, что лезть с утешениями
к ней не следует; единственный лекарь сейчас - время.

И я ждал, заодно приближаясь ко второму Знаку. Жуткие каменные
завалы мы оставили позади, пересекая обширную плоскую равнину. В
полупрозрачной мгле далеко-далеко на западе смутно угадывались горы.
Где-то там, на плато в этих горах и ждет нас У-Наринна, Каменный лес
матери-земли. Цель нашего похода. Крутой поворот в жизни одного
анхайра и одного мадхета.

Только куда мы попадем после поворота, я еще не знал. Куда-нибудь
попадем.

В пути я размышлял об У-Наринне. Пять вех мы прошли, значит, нас
пропустят стражи Каменного леса. Кстати, что там будут за стражи?
Стражи Камня? Или какие-то особые?

Не знаю. Да какая, в сущности, разница?

Еще я вспоминал Жоша и Храгги. Вчерашний трюк карлика у говорящего
камня-указателя вновь разбередил старые, уже заросшие раны. Раньше мне
казалось, что надежнее и светлее, чем деревня оборотней-анхайров,
места в мире не сыскать. Дети всегда склонны думать о мире
восторженно. И видеть его чище, чем на самом деле. Вот и я считал, что
нам ничто не грозит, пока Жош и Накуста со мной, пока я живу в их
доме. Мне предстояло вырасти, большим-большим, и я искренне верил, что
останусь в Храггах навсегда. Меарским днем буду копаться в огороде за
аккуратным домиком под тесовой крышей, вечерами лениво беседовать с
соседями и потягивать густое домашнее пиво - втайне от Накусты Жош
пару раз давал мне его попробовать. А четтанским днем буду шастать по
окрестным лесам, и, конечно же, стану лучшим в деревне охотником!

Сейчас я мало обрадовался бы копанию в огороде и унылой сельской
жизни. Впрочем, это именно потому, что я не остался в Храггах. Если бы
Чистые братья не отыскали деревню, я вырос бы другим. И, скорее всего,
не шел бы сейчас в У-Наринну, а полол бы репу в том же огороде за
домиком под тесовой крышей. И не знал бы, что мадхеты - вовсе не то
же, что анхайры, и никогда не встретился бы с мадхетом по имени Тури.

Но только гадать об этом бесполезно. Потому что нельзя придти в
Храгги и поглядеть на тех, кто там живет, чтоб понять, каким бы я
стал. Храгг давно уже нет, и даже пепелище успело густо зарасти
молодым леском.

В тот день было особенно облачно и сыро, вязкая морось висела в
воздухе, как муть в растревоженной луже. На пересвете я очнулся на
задворках и, ежась от холода, нагишом прошлепал в дом. Напившись
теплого квасу, дождался Жоша и Накусту, вернувшихся из леса вместе, и
посетовал, что не могу вот так же свободно убегать на свободу и
охотиться наравне со взрослыми. Правда, о времени охоты все равно
никто из жителей Храгг не помнил, но что делать вулху в лесу, если не
охотиться?

Да и мясо в деревне не переводилось. Это я помнил до сих пор.

Жош был хмур, как небо на дворе. Даже расхотелось приставать к
нему с обычными вопросами, которые я, как всякий ребенок, задавал по
сто раз на дню.

- Послушай-ка, Моран, - сказала Накуста нарочито весело,
укутываясь в теплую шаль мышастого цвета. - Одевайся и мотай в
Лучистый Лог, принеси меду.

- Так сыро же, - удивился я. - Пчелы как раз в дуплах сидят.

- Ничего. Выкуришь. Вон туес на лавке. Меду надо много.

Мне сразу показалось, что мед - это просто повод удалить меня из
дому. Такое случалось... иногда. Спорить со взрослыми бессмысленно,
все равно все произойдет так, как они захотят, поэтому я послушно
натянул любимую курточку из лосиной кожи и потянулся к туесу.

- Оденься получше. Рубаху возьми валяную, холодно.

Я снова удивился. В лесу под дождем, конечно, не то, что в доме
рядом с печью, но я и вообще без рубахи не замерз бы.

- И башмаки сбрось. Жош тебе сапоги даст.

Тут я вовсе онемел. Но неуклюжие постолы на деревянной подошве
сбросил с радостью.

Сапоги мне позволялось надевать только по праздникам.

Отчим мрачно полез в кладовку под полом и осчастливил меня
сапогами, рубахой, новыми штанами из той же лосиной шкуры, которые
были мне еще велики, и даже сумку, расшитую бисеринками и отороченную
бахромой достал. Накуста немедленно набила ее снедью, словно идти мне
предстояло не в Лучистый Лог, а в Риву по меньшей мере. А до Ривы ходу
не меньше пяти дней, да и то, если вулх в часы Четтана, взяв припасы в
зубы, будет бежать в нужном направлении.

Но вулх, понятно, этого не сделает, а поэтому дорога в Риву
обыкновенно занимала у жителей Храгг не меньше пятнадцати синих дней.
Ведь нужно было еще все рассчитать таким образом, чтоб никто из
внешнего мира не догадался, откуда бредет на базар никому не известный
путник, и почему перед пересветом на Четтан он постоянно исчезает и до
восхода Меара его не видно. В городе анхайры-соседи никогда не
задерживались дольше, чем на один синий день. Полагаю, нетрудно понять
- почему так.

Я об этом совершенно не вспоминал, захваченный новыми,
восхитительно взрослыми вещами - одеждой, обувью, ножом, который дал
мне Жош. Я позабыл обо всем и согласен был на все - на полную харчей
сумку, на требование наполнить туес сотами доверху, а до того и думать
не сметь о возвращении, быть осторожным в лесу и десять раз подумать,
прежде чем делать глупости. А лучше - подумать, и не делать их. Я
кивал, нетерпеливо ожидая момента, когда можно будет нырнуть под сень
старого леса, взять в ладонь ладную рукоятку ножа и ощутить себя
взрослым. Один на один с чащобой.

Наверное поэтому я почти не запомнил прощание. Жош и Накуста
знали, что никогда меня больше не увидят. Но я до сих пор не понимаю,
почему они верили, что я пройду сквозь сжимающееся кольцо Чистых
братьев и вооруженных вилами и цепами крестьян с горящей ненавистью в
глазах.

Я сквозь него прошел, и даже не заметил этого. Загадка, на которую
ответа теперь не даст никто. В Логе я всласть наигрался в охотника,
почти научился бросать нож, коротко, без замаха, и практически всегда
нож втыкался отточенным кончиком в дерево, упруго дрожа. Даже туес
набил сотами, как и требовалось. Потом с удовольствием слопал
несколько ломтей ветчины с краюхой хлеба, натертой луком и сдором,
запил из соседнего ручья, и двинулся назад, торопясь, потому что мог
не успеть до заката, если что-нибудь задержит.

Сумка со снедью, почти не полегчавшая, била меня по боку в такт
шагам. Туес распространял дразнящий запах меда, а я шел, гордый
самостоятельностью, и даже опухшие места пчелиных укусов, от которых
я, понятно, не уберегся в должной мере, не волновали меня совершенно.
И, конечно же, я не успел, потому что в лесу трудно угадать время,
оставшееся до пересвета.

Теперь мне кажется, что даже это Жош и Накуста предусмотрели.

"Если пересвет застигнет тебя не в Храггах, - много раз наставлял
меня отчим, - ничего страшного. Сними одежду и спрячь ее, чтобы никто,
кроме тебя, не отыскал. Запомни, и обязательно пометь место. Помочись
где-нибудь рядом, вулху это пригодится в качестве знака."

Я разделся, сложил вещи в куртку, связал шнурком воротника и
закопал в опавшую хвою прошлого круга вместе с сумкой и укутанным
туесом. Поверх особым образом набросал сучьев. Оцарапал кору на
приметной терхе и запомнил, как она расположена относительно сторон
света и моего тайника.

Если вулх уйдет за четтанский день куда-нибудь, я потом смогу
вернуться, потому что вулхи никогда не идут весь день в одном
направлении, а в основном рыскают невдалеке от того места, где застало
превращение.

И пришла Тьма.

Меарским утром я очнулся носом в основание своей меченой терхи.
Вулх не подвел меня. Тучи за красный день растащило ветром, и косые
лучи Меара полоскались в верхушках терх и сосен далеко вверху. У
подножия деревьев густели тяжелые лиловые сумерки. Тайник мой оказался
в порядке, только белки или бурундуки пытались добраться до сумки с