напоминал скальд о подвигах викингов в открытых морях.
Ильменский Хозяин гневался на чужих, Синий Мужик толкал в черные груди
звериноголовые драккары, не хотел пропускать к себе.
погребальные драккары. Но Ильмень в союзе с ветром из земель кривичей и
радимичей воспротивился и защитил чистоту своего сердца от чужеземной
грязи.
для этой цели крюки в днища драккаров.
якорные лапы впились в дно. Огорчившись, Ильмень запенился и заплевался.
факелами. Не пожалели даровой смолы и сала, чтобы напитать дрова, и все
вспыхнуло разом.
черпальщики. Их было восемь, по двое на каждом отправленном в бал-фор
драккаре. Их было по одному на корме и носу, восемь живых, раньше смерти
похороненных под низкими палубами, навечно прикованных к смрадным
гнойницам-черпальням, восемь людей, превращенных в такие же части
драккара, как бортовая доска или жгут для шпаклевки.
который для несчастных черпальщиков ничего другого сделать не мог!..
Глава вторая
1
пристало имя Ильменя. Собственно же словом "ильмень" в старом русском
языке обозначали постоянный, не весенний разлив реки в удобном для того
месте.
ручьями, речушками и реками, из которых исстари главными были ныне еще
существующие Ловать, Шелонь, Мшага, Псижа, Пола, Полисть, Порусья,
Перерытица, Переходь, Полиметь. Сделавшись по сравнению с прошлым
маловодными, эти реки сохранили свои прежние наименования. Стоком озера
как был так и остался Волхов, по-старому Мутная река.
камышовых крепях красавцы селезни, расставаясь с изношенным брачным
нарядом, роняют из крыла зеленые с синим зеркальцем перышки. А уточка,
забыв случайного супруга, незаметно пускает по воде пестро-серые перышки и
пушок; она всецело отдается заботе о наивысшей драгоценности, оставленной
в гнезде пылкой весенней любовью.
пушинку, и бревно, и щепу, и хворостину. Всему, что носится по Ильменю,
только бы попасть поближе к Волховскому истоку. Волхов к себе и лодку
подтащит и плот украдет, - что ни дай, со всем справится. Коль не поймают
в Городе, так сплавит в озеро Нево. Он сильный, Волхов.
тянувшиеся на несколько верст лесные склады. Древесина сплавлялась по
речкам и рекам, о которых было помянуто, и плотами перегонялась через
озеро. У истока шел торг и дровами, и деловым бревном для построек, и
сухим, выдержанным под навесами лесом для поделок. Покупатели скатывали
лес в воду и гнали в Город плотами.
спешно вязали плоты. Небольшие: аршин восемь или десять в длину, аршина
четыре в ширину. На плоты грузили смешанную с пылкими липовыми лутошками
солому и заливали смесью жира, сала, дегтя и серы. Плотовщики собрались из
опытных рыболовов и судовщиков, опытных пловцов, которых не сразу утопишь
и с камнем на шее. Они оставляли на берегу всю одежду и, чтобы не
чувствовать холода, натирали нагие тела сырым бараньим салом.
городской тын с полевой стороны, разглядывали, как с подходом ночи к
стенам приближались земские. Не собиралось ли недобитое новгородское
войско напасть в потемках? Нурманны накидали во рвы зажженных факелов,
отогнали стрелами и пращами дерзких смельчаков. Смеркалось. В поле
нестройно покричали: "На слом, на слом!" - но не шли.
камнеметов и самострелов камни и дротики. Новгородцы перестали шуметь, и
конунг Скат сказал князю Ставру:
земского войска напасть на городские стены.
Оттолкнувшись от берега, они отгребались, пока не замечали, что Волхов
начинает подсасывать плотики. Они окликались, поджидали других и
задерживали плотик, вновь подталкиваясь к мелкому месту.
истока усеялось копнами, будто дошлые новгородцы научились и на Ильмене
сеять хлеб. Ночью же с берега вначале виделись пятна, а когда плотики
собрались, чудилось: тот берег придвинулся к этому, и Ильмень сузился в
речку.
подталкиваясь в струю, заработали веслами. Поплыли и ушли, как растаяли.
2
в кучи. Вытянулись длинными-длинными цепями...
Звездочки мигали, спрыгивали в воду и оттуда смотрели на голых. Как
веслом, плескалась рыба.
смочить ни пропитанные жиром дерево и солому, ни насаленное человеческое
тело.
перевернутые хари, тащились за лопастью, ловили бревна камышовыми пальцами
и поворачивали, разглядывая со всех сторон.
засматривая на голых. Узнав своих, он подталкивал волну, поддувал в спину
влажным холодным дыханьем и, без голоса, чтобы не выдать, нашептывал:
недвижима. Застрял, что ли, на мели, и колдовская ночная тьма тебя морочит
и вертит?
беззащитного, как земляной червяк, тела. А заденешь себя за бок - чужая
кожа, скользкая, что снулая стерлядь.
значит, движется плот. Здесь глубь, сомовьи омуты. Их, мордатых, хорошо
брать на целого ворона, жаренного в перьях.
черно-угольные кручи берега, и струя забирала плывущих. Берег громоздился
все выше. Город. Здесь не нужно дневного света, все знакомо: каждое
бревнышко пристаней, каждый изгиб, каждый заливчик, камень, борозда,
промытая в этом году весенним потоком.
соломе светится красный глазок. В глиняном горшке с пробитым дном, чтобы
жар дышал, тлели угли. Пора или нет? Что же ты, не оробел ли? А ведь сам
лез, никто тебя не звал, сам выставлялся, хвалился, что все знаешь и все
можешь. Волхов не ждет. Гляди же, очнешься под Городом!
воды много, сумеешь остудить. Почему же ты так зябко задрожал, холодно
сделалось? Делай же!
тебя не страшит. Ты умеешь грести сильными ладонями не хуже нырка с его
кожистыми перепончатыми лапками, можешь поспорить с белощеким гоголем и
хохлатой поганкой. Ведь это ты, спрятав голову в снятую с гуся кожу,
охотничал на разливах. Что тебе речные глубины! Мальчишкой ты, как
лягушонок, нырял на дно, находил склизкую лапу затонувшей коряги и,
зацепившись, дышал через тростинку, споря с другим желтоклювым, кто кого
пересидит. Ты с другими мальчатами возился днями напролет под слизистыми
Бажанов Олег
Трубников Александр
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Пехов Алексей