Остановитесь у того бистро. Он расплатился, взял чемодан и сделал несколько
шагов в сторону бистро. Затем обернулся и посмотрел вслед такси. Оно
скрылось из виду. Остановив другую машину, он поехал в "Энтернасьональ".
портье. Двенадцать часов дня. Хозяйка, очевидно, в столовой. Равик поднялся
с чемоданом к себе в номер, разделся и встал под душ. Мылся он долго и
тщательно. Потом обтер все тело спиртом. Это его освежило. Он вынул вещи из
чемодана и задвинул его под кровать. Сменив белье и надев другой костюм, он
спустился вниз к Морозову.
свободен. Можем вместе пойти в отель "Принц Уэльский"...
Страшно хочу спать.
спущусь к тебе.
Надо сначала выспаться. Расскажу потом. Ты будешь у себя?
постоял немного у окна. Этажом ниже белели лилии эмигранта Визенхофа.
Напротив высилась серая стена с пустыми окнами. Кончено! Он поступил
правильно, так оно и должно было быть. Теперь всему этому конец. Но что же
дальше? Этого он себе не представлял. Его ничто больше не ждет. Завтра -
слово, лишенное всякого смысла. Нынешний день - последний.
просохнуть на воздухе. Кожа на суставах пальцев стянулась. Голова отяжелела,
и мозг словно перекатывался в черепной коробке. Равик достал шприц и
простерилизовал его в маленьком электрическом кипятильнике, стоявшем на
подоконнике. Вода клокотала несколько минут. Это напомнило ему ручей. Только
ручей. Открыв две ампулы, он втянул в шприц прозрачную, как вода, жидкость,
сделал себе укол и лег на кровать. Полежав немного, он взял свой старый
халат и укрылся им. У него было такое ощущение, словно ему двенадцать лет и
он устал и одинок тем особенным одиночеством, которое присуще годам роста и
молодости.
заря. Снизу доносились голоса Визенхофа и Рут Гольдберг. Он не мог
разобрать, о чем они говорили, да и не особенно прислушивался. Подобно
человеку, случайно заснувшему среди дня и проспавшему до самого вечера, он
чувствовал себя совершенно выбитым из колеи и вполне созревшим для
мгновенного, бессмысленного самоубийства. Если бы я мог сейчас оперировать,
подумал он. Какого-нибудь тяжелого, почти безнадежного пациента. Он
вспомнил, что весь день ничего не ел, и внезапно почувствовал страшный
голод. Головная боль прошла. Он оделся и спустился к Морозову.
шахматную задачу. Комната была почти пустой. На одной стене висела ливрея. В
углу - икона с лампадкой. В другом углу стоял столик с самоваром. В третьем
- роскошный холодильник, гордость Морозова. В нем он выстуживал водку, пиво
и разную снедь. На полу перед кроватью лежал турецкий коврик. Морозов
безмолвно поднялся, достал две рюмки и бутылку водки. Он налил рюмки
дополна.
ржаной русский хлеб, огурцы, масло и баночку икры. - Замори червячка. Икра -
подарок шеф-повара "Шехерезады". В знак особого расположения.
"Озирисом", убил в Булонском лесу и закопал в Сен-Жермене.
кончено. Он лежал в машине. Снаружи можно было видеть только меня и машину.
Меня рвало. Ничего особенного, могло стошнить после выпивки.
меня остались только деньги и багажная квитанция. Он еще вчера выписался из
отеля и собирался уехать сегодня утром.
Чемодан привез сюда. Люди, с которыми Хааке был связан в Париже, скорее
всего подумают, что он уехал. Если забрать багаж, от него не останется и
следа.
багаж, никто не сможет узнать, куда он уехал.
уничтожил?
чемоданы до востребования в Берлин или куда-нибудь еще.
полицию. А так выходит очень просто, исчез человек, и все. В Париже это
бывает. Если начнется следствие, возможно, удастся выяснить, где его видели
в последний раз. В "Озирисе". Ты заходил туда?
улице, там нас никто не видел.
вспомнит, что ты заходил.
знает, где ты живешь?
Впрочем, Роланда скоро уходит из "Озириса".
- Равик, по-моему, тебе нужно скрыться на несколько недель.
Канн или в Довиль. Сезон в самом разгаре - поживешь тихо и незаметно. Или в
Антиб. Там ты все знаешь. Никто не спросит у тебя паспорта. А я всегда смогу
справиться у Вебера или Роланды, разыскивала ли тебя полиция как свидетеля.
Равик отрицательно покачал головой.
не произошло.
Неужели тебе это непонятно?
Морозов вытряхнул пепел в окно.
собираешься с ними делать?
давно брал руками еду. Он взглянул на свои ладони. Странно, что только не
лезло ему в голову сегодня утром. Он взял еще ломоть свежего черного хлеба.
опасается, что ее больного вот-вот хватит удар. Я уничтожил скота, он
заслуживал участи, худшей в тысячу... нет - во много тысяч раз худшую! За
свою жизнь я убил десятки ни в чем не повинных людей, и мне давали за это
ордена, и убивал я их не в честном, открытом бою, а из засады, в спину,
когда они ничего не подозревали. Но это называлось войной и считалось делом
Посняков Андрей
Корнев Павел
Панов Вадим
Афанасьев Роман
Каменистый Артем
Шилова Юлия