свизла разрушил слишком много клубочков в почках честного человека".
жизнерадостность Айры Хинкли. Он смеялся над самим собой, над Мартином,
над Леорой, над их работой. Дома за обедом он ел, не замечая что (хотя
большое внимание уделял напиткам), а в Хижине это было очень приятно,
принимая во внимание, что Леора старалась сочетать уитсильванские
воззрения с навыками вест-индской прислуги при отсутствии ежедневной
доставки провизии. Он орал и пел - и принимал меры предосторожности для
работы среди крыс и прытких блох: высокие сапоги, ремешки на запястьях и
резиновый ошейник, который он сам изобрел и который по сей день известен
во всех магазинах тропического снаряжения под названием "шейного
противопаразитного предохранителя системы Сонделиуса".
блестящим и самым непритязательным, а потому самым недооцененным воителем
против эпидемий, какого знал когда-либо мир.
только затруднения, и бестолочь, и страх перед страхом.
опыт, при котором половина из них могла умереть ради того, чтобы
человечество - может быть! - избавилось навсегда от чумы. Мартин спорил с
Инчкепом Джонсом, с Сонделиусом, но не снискал сочувствия и начал
обдумывать политическую кампанию, как обдумывал, бывало, свои опыты.
свой опыт, отказаться от возможного спасения миллионов ради немедленного
спасения тысяч. Инчкеп Джонс, несколько успокоившись под мягким кнутом
Сонделиуса и получив возможность вернуться к благотворной рутине, повез
Мартина в деревню Кариб, где из-за множества зараженных грызунов
заболеваемость была выше, чем в Блекуотере.
мучительным для отравленных солнцем глаз; из пригорода Ямтауна, где тонут
в пыли лачуги, они попали в край прохладных бамбуковых рощ и пальм и
зарослей сахарного тростника. С вершины холма спустились по извилистой
дороге к взморью, где гудит в известковых пещерах высокий прибой. Казалось
невозможным, что этому радостному берегу грозит чума, мерзкое исчадье
темных переулков.
людях. Они неслись вперед, туда где под Карибским мысом пенятся гребни
волн и где вокруг одинокой царственной пальмы на косе шумит веселый ветер.
Тихо въехали в жаркую долину и подкатили к деревне Кариб и к притаившемуся
чудовищу.
Крысиные блохи нашли привольное жилье в меху земляных белок, которые
водились по деревне в каждом саду. В Блекуотере с первых дней проводилась
изоляция больных, в Карибе же смерть была в каждом доме, и деревня была
оцеплена жандармами, которые, держа наготове штыки, никого, кроме врачей,
не впускали и не выпускали.
листьев и стенами из бамбуковых шестов, обмазанных коровьим пометом,
домов, где люди жили вместе с домашней птицей и козами. Он слышал
кричавших в бреду; двадцать раз видел страшное лицо - втянутые щеки,
запавшие, налитые кровью глаза, раскрытый рот, - лицо, отмеченное черной
смертью; и видел раз прелестного ребенка, девочку, в предсмертном
оцепенении: язык ее был черен, могильный запах стоял вокруг.
спросил: "Вы и теперь будете говорить об экспериментах?" - Мартин покачал
головой, стараясь вызвать в памяти образ Готлиба и все их маленькие
проекты: "Половине ввести фаг, половине строго отказать".
представляет себе, что значит добиваться проведения опыта в истерике
эпидемии.
Дербишира; вновь увидел перед собою глаза Готлиба, глубокие, требующие, и
дал клятву не поддаться состраданию, которое в конечном счете сделает
всякое сострадание бесплодным.
к губернатору, к полковнику Роберту Фэрлембу.
правительственным зданием Сент-Губерта, представлял собою крытый
тростником бунгало чуть побольше Пенритской Хижины. Увидев его издали,
Мартин приободрился, и в девять часов вечера он поднимался на широкое
крыльцо так свободно, точно зашел мимоходом в гости к соседу в
Уитсильвании.
Комиссии, и что он просит извинить за причиненное беспокойство, но ему
необходимо немедленно переговорить с сэром Робертом.
лучше переговорить с главным врачом, когда над перилами веранды показалось
широкое румяное лицо и сочный голос прогудел:
веранде, уставленным ликерами, кофейным прибором и мерцающими, как звезды,
свечами. Она - худенькое, нервное ничто; он - толстый, очень красный,
несомненно смелый и вконец растерявшийся человек; и в такое время, когда
ни одна прачка не отваживалась прийти ни в один дом, его крахмальная
манишка сияла белизной.
помятой рубашке, которую Леора все собиралась выстирать.
мир хочет когда-нибудь разделаться с глупой привычкой болеть чумой.
его понимает, но тот, дослушав до конца, прорычал:
боя, во время жаркого боя, какой-нибудь писарь из военного министерства
попросил бы меня поставить на карту всю операцию, чтоб испытать какое-то
его маленькое изобретение, - как вы полагаете, что бы я ответил? Сейчас я
почти бессилен - господа врачи забрали все в свои руки, - но, насколько
окажется в моей власти, я, конечно, буду препятствовать вам,
янки-вивисекторам, вмешиваться в дело, используя нас, как груду вонючих, -
извините, Эвелин, - груду вонючих трупов. Спокойной ночи, сэр!
представить свой план Особому Комитету, состоявшему из губернатора,
временно распущенного Совета попечителей народного здоровья, Инчкепа
Джонса, нескольких мягкосердечных членов Палаты и самого Сонделиуса,
присутствовавшего в качестве неофициального лица, что во всех концах земли
помогало ему маскировать свою веселую тиранию. Сонделиус умудрился даже
ввести в комитет негра-врача, Оливера Марченда, конечно не как самого
образованного человека на острове (что было для Сонделиуса подлинным
основанием), но как "представителя рабочих на плантациях".
Мартина, как и Фэрлемб; он считал, что все эксперименты должны проводиться
в лабораториях (при помощи каких ухищрений, было для него не совсем ясно),
не нарушая течения милых его сердцу эпидемий; но он никогда не мог устоять
перед такой романтикой, как невинное заседание Особого Комитета.
жизней. В ожидании Мартин изготовлял новые запасы фага и помогал
Сонделиусу истреблять крыс, а Леора слушала полночные споры мужчин и
старалась добиться от них признания, что они поступили разумно, взяв ее с
собой. Инчкеп Джонс предложил Мартину пост правительственного
бактериолога, но Мартин отказался, чтобы не отвлекаться от основной своей
задачи.
членов старался казаться не просто самим собою, а судьей. Присутствовали и
те из врачей острова, кому удалось урвать свободное время.
себе эту сцену со стороны: маленького Марта Эроусмита из Элк-Милза
серьезно слушают правители тропического острова, возглавляемые сэром
Имярек. Бок о бок с ним стоял Макс Готлиб, и, черпая у Готлиба силу, он
почтительно старался разъяснить, что человечество постоянно отказывалось
от подлинного величия, потому что подоспевали те или иные критические
обстоятельства - война, выборы, преданность очередному Мессии - и
прерывали терпеливое искание истины. Он старался объяснить, что сумеет,
может быть, спасти половину жителей какого-нибудь предоставленного ему
района, но для проверки ценности фага на вечные времена вторую половину
придется оставить без прививок... хотя, добавил он дипломатически, этой
несчастной половине будет во всяком случае предоставлен весь тот врачебный
уход, каким больные пользуются сейчас...
средством от чумы, которое он скрывает по неизвестным и, верно, постыдным
побуждениям; они отнюдь не собирались поощрять укрывательство. Разгорелись
прения, мало связанные с тем, что говорил Мартин, и позволившие уяснить