свое право иметь любимое оружие; следом взволнованно переговаривались
"опоясанные", сжимая сабли и прямые мечи, а за ними уже вовсю шумели молодые
монахи.
спускаться вниз, выставив вперед одновременно алебарду и секиру на
укороченном древке - парное оружие, которым мог сражаться только этот
гигант; но внешняя дверь подземелий неожиданно открылась, и детская фигурка
появилась в самом низу лестницы.
шаг.
Маленький Архат, обессиленно выбираясь наверх.
открыться, пришлось идти через Лабиринт, и хотя проклятое подземелье на этот
раз даже не подумало угостить их хоть какой-нибудь каверзой (бревно над
шелковой нитью, стрела из боковой ниши и те почему-то не сработали!), но все
равно путь измотал Маленького Архата до предела.
первый раз случился тридцать восемь лет тому назад, когда юный инок Лю
впервые взял в руки оружие.
преподобный Бань. - Специально для тебя. Сумеешь найти ответ - станешь
Буддой. Да не стой ты столбом, лучше помоги почтенному Ланю вытащить судью -
надорвется ведь даос...
даосу.
заданный Маленьким Архатом "гун-ань", и с тех пор до самого последнего часа
с лица мастера Лю не сходила блаженная улыбка.
ЭПИЛОГ
Преобразования, спустя ровно сорок лет после описываемых событий, судья Бао
без страха поймет, что срок его земной жизни подошел к концу.
отставку) допекали невыносимые боли в груди, старые ноги отказывались носить
безобразно растолстевшее тело, и родственникам приходилось заказывать
паланкин, когда судью Бао приглашали в управу для консультаций. Такое
случалось все реже и реже, судья втайне был даже рад этому и часто просил
поставить выносную кровать на веранду, где лежал целыми днями, любуясь
стоящим посреди двора алтарем с фигурками восьми небожителей.
занимавший должность провинциального администратора-сюаньилана - отлично
знал: в такие часы отца лучше не беспокоить! И отсылал шумную гурьбу внуков,
внучек и внучатых племянников играть где-нибудь в другом месте.
веранду, что отец уже покинул мир Желтой пыли, успев окоченеть; а на губах
судьи Бао, теперь уже покойного судьи Бао, играет легкая улыбка.
сожжено великое множество жертвенных денег, роздано без числа связок
медяков, в управе объявят трехдневный траур, сам начальник уезда почтит
своим присутствием поминальный ужин, кипарисовая дщица с перечнем заслуг и
титулов достойного сянъигуна воспарит над надгробием в Зале Предков, где еще
с утра внесут изменения в центральную надпись.
напишут там.
белом кирпиче стены Залы Предков, проявится рисунок: ханчжоусские ивы,
обильно цветущие не по сезону, ряд внешних укреплений неподалеку от горбатых
деревьев, ущербная луна над вершинами Суншаня...
одинаковых шафрановых кашьях и один даос в драном халате.
луны отразится в обширной лысине пришельца.
сядет на принесенную с собой крохотную скамеечку, да так и просидит все
время, пока двое его собратьев примутся готовить тризну, возжигая свечи и
развешивая на подставках ритуальные гонги и колокольчики. Угольно-черные
глаза старца, подобные двум озерцам среди россыпи скал, будут неотрывно
следить за спутниками, и при первом звяканье колокольчика в них промелькнет
странный янтарный отблеск - непрошеная слеза? Лунный блик? Кто знает?!
вытатуированный на ней тигр.
всех войти обратно в стену, и никто в спящем городе так и не узнает, что
нынешней ночью в Нинго побывал сам патриарх Шаолиня Чэнь Цигуань, которого
оба сопровождавших монаха - клейменый старец и его почти что ровесник, чье
лицо было совершенно невозможно запомнить, - называли почему-то Маленьким
Архатом.
погрузившись в белый кирпич. - Что-нибудь передать?
не завтра, почему не послезавтра... Я, между прочим, и Князю Темного Приказа
заявил, и тебе повторю: дайте человеку отдохнуть! Не успел помереть, уже
торопят...
выплавил-таки киноварную пилюлю бессмертия, проглотил ее и с тех пор весь
остаток вечности будет страдать расстройством желудка.
обнаружит, удивится и спрячется за облако.
пучины политики и радения о благе государства, когда один из претендентов на
патриаршество опрометчиво уедет в столицу и займет там видный военный пост,
предложенный ему Сыном Неба Ван Ли, а второй станет патриархом обители и
примется усердно поставлять Поднебесной бритоголовых сановников, - до этого
дня останется ровно сто десять лет.
как диск преподобного Фэна дал трещину, маньчжурский император Канси
повторит во всеуслышание:
двинуть войска на обитель.
мятежный монастырь с землей. Первая карательная экспедиция завершится
сокрушительным провалом, но во второй раз монах-изменник проведет
правительственный отряд через укрепления, а в последний момент отчего-то
кинется в схватку с самими маньчжурами и погибнет вместе со ста двадцатью
восемью монахами-воителями.
изменника-безумца звали Фэном, и уродство его облика отвращало от себя
взгляды людей. А демоны Темного Приказа будут шептаться украдкой, что в день
резни во дворе прославленной обители без видимой причины вспыхнул и сгорел
дотла свиток - да-да, тот самый свиток, только давайте вполголоса!..
Впрочем, князь Яньло не станет наказывать оплошавшего булана; лишь постоит
молча, дунет - и пепел запорошит Владыке глаза.
лет двое не поладивших меж собой местных генералов подожгут обитель, и она
будет гореть сорок дней.
отстроят и обласкают Шаолинь; китайские же генералы ополчатся на строения.
от крыш до подвалов, обратятся в пепел. И просвещенные офицеры XX столетия
нашей - теперь уже и впрямь нашей - эры... вздрогнут господа офицеры,
попятившись, а руки их непроизвольно потянутся взять под козырек, когда
клубы дыма над пылающим Шаолинем на миг сложатся в гигантскую тень; огонь
безвеких глаз Бородатого Варвара гневно полоснет по варварам цивилизованным
- и в следующее мгновение с ужасающим грохотом обрушится крыша Зала Закона.
прославившегося позже жесткими атаками в старошаолиньской манере и
стремительными змеиными укусами в завершение боя...
мнящий себя стратегом, здесь абсолютно ни при чем.