вызывал этого демона из Геенны Огненной только для того, чтобы
потешить гостей невиданным зрелищем и лишний Раз
продемонстрировать им свое могущество. Но вот однажды, в канун
Рождества, когда я призвал Мефистофеля в лабораторию с одной
только целью - поспорить с ним на богословские темы... Я время от
времени беседовал с ним о всемогуществе Божьем, сотворении мира и
прочих интересовавших меня вопросах... Так вот, в пылу спора он
заявил, что готов служить мне десять лет, сделав меня
могущественным, как сам Творец, в обмен на ту ничтожную малость,
которая из-за моей связи с Дьяволом все равно рано или поздно
попадет в ад. Я со смехом согласился, и мы кровью подписали
договор, согласно коему демон обязуется верой и правдой служить
мне в течение названного срока, а тот, кому имя Иоганн Георг
Фауст и чья кровь находится под этим договором, по истечении этих
лет обязывался по доброй воле отправиться в ад на вечные времена.
Рейнар. - Как там?
ухмылке. - Что за чушь? Вот он, мой бой, вот он, перед вами. С
тех пор, как я сам был школьным учителем, мои коллеги не
перестали отягощать умы праздных глупцов набором всяческих
нелепиц.
возмутиться д'Орбиньяк.
норовит обозвать себя великим. Знают ли они, жалкие профаны, что
такое истинное величие!
стулом, давая ему понять, что молчавшему последние семь лет
Сибелликусу наверняка есть что рассказать. И если он сейчас
начнет подробное повествование, то в ближайшие полгода вряд ли
уложится.
крестоносцами в захваченный Иерусалим, был дружен с Жанной д'Арк.
д'Орбиньяк. - Вы, часом, в Орлеане живой водой не торговали?
доктор! Раз я имею счастье видеть вас живым, выходит, срок
договора еще не истек.
кудесник. - Я уже сказал, что бессмертен.
было оправдаться я.
вы не откроете мне тайну моей смерти. Даже если пламя пожара
уничтожит все содержимое этого чертога, я вес равно буду жив. Все
моя злосчастная самонадеянность! - раздраженно выдохнул
некромант,
вырывавшийся из его отмирающих легких, больше был похож на
воронье карканье, чем на смех. - Я обманул его! Да, да! Обманул!
На свою беду. В тот день, когда Мефистофель сделал уже известное
вам предложение, моя горничная Марта принесла в дом черного
щенка, который нужен был мне для опыта. И вот когда демон
прикладывал адскую печать, скрепляя свои обязательства, я уколол
палец кинжалом, но окунул перо не в свою кровь, а в кровь того
самого щенка, взятую перед тем на пробу. Ну и конечно, тогда же я
назвал этого пса тем же именем, что было дано мне при крещении, и
когда девять лет назад срок договора истек и обман мой раскрылся
- не я, а престарелый черный пес должен был отправиться в
преисподнюю! Впрочем, наши богословы наивно считают, что у
животных нет души. Но они же именуют всякую черную собаку демоном
в зверином обличье лишь на том основании, что одеяния Всевышнего
бело, а собачья шкура черна, а также оттого, что имя божье "GOD"
наоборот пишется "DOG", сиречь пес. Нелепые жалкие тупицы. Я ни
минуты не жалею о тех десяти годах, ибо провел их не в праздном
безделье и сластолюбии, но в незнании всех наук и искусств,
существовавших на тверди земной.
своего повествования.
продолжил он, - Мефистофель был в ярости, но ничего не мог
поделать - все условия договора были соблюдены. Тогда он сказал,
что я буду жить, покуда кто-то не откроет мне тайну моей смерти.
Все мое магическое искусство, приумноженное за последние годы,
оставалось со мной. Но теперь, что бы я при помощи него ни делал,
- колдовство оборачивалось против меня же. Я мог зажечь взглядом
свечу, но она тут же падала, вызывая пожар. Мог силою мысли
принести сюда самые изысканные яства с королевского стола, но
желудок не принимает их. Когда меня мучила жажда, я посылал
ковшик в колодец набрать воды, но не было ни разу, чтобы, пытаясь
смочить пересохшее горло, я не поперхнулся и не выдал все
фонтаном обратно. Вот он, мой удел. Девять лет тому назад, когда
Мефистофель отступился от меня, я удалился в эту уединенную
башню, подаренную некогда здешним сюзереном, моим бывшим
учеником, архиепископом Кельнским. Мне думалось, здесь, в тиши и
уединении, можно будет прожить, не прибегая к волшебству,
пользуясь лишь плодами земли да теми подношениями, которые щедро
выделял мне покойный граф Сент-Омон. Увы, десять лет
великолепного здоровья, дарованные черной магией, заставили меня
забыться, и все недуги, таившиеся в теле долгие годы, обрушились
разом, сокрушая ветхую плоть. Теперь мне без малого сто лет, и я
уже не помню, когда в последний раз мог подняться с этого
злополучного ложа, и нету страданий, которые бы я ни испытал за
проведенные в могильном одиночестве годы. Потому заклинаю вас
тем, что для вас свято, даровать мне удел всех людей - смерть, -
выдохнул доктор Фауст, устало закрывая глаза.
я. - Но как? Что я должен сделать?
источенный жизнью собеседник, - и найдите старый шкаф с
вырезанным на дверце гербом. На нем два кентавра поддерживают
щит, на коем три кусающие себя за хвост свившиеся змеи, несущие
на своих шеях перстни с красным камнем. Откройте створки, и вы
увидите небольшую глиняную бутыль. Отпейте из нее.
произнес Сибелликус. - По этому пути вам надлежит пройти.
сосредоточенно изучавший едва различимые при слабом свете, но
вполне явственные следы магических разрушений, - зельечко-то не
прокисло? "Капитан! Я вот о чем думаю: ежели старикан утверждает,
шо все его колдовство ему же по темечку приходит, то как бы его
пойло у тебя в глотке колом не стало".
- откачаешь".
станет моя смерть, - приоткрыл глаза маг, должно быть, благодаря
своему тайному искусству легко читавший чужие мысли. - К тому же
Эльфийская Роса не может прокиснуть. Ну же, мсье, ступайте, не
длите моих страданий!
напитком нашлись довольно быстро. Передав Лису свечу, я откупорил
сосуд, поднес его к носу, пытаясь в запахе уловить составляющие
этого диковинного зелья. Но тщетно. Что бы ни таилось в бутыли,
оно не имело запаха. Я, обреченно вздохнув, осенил себя крестным
знамением и сделал большой глоток.
Стоило жидкости, приготовленной великим магом, коснуться
пересохшей гортани, как мир вокруг расплылся яркой многоцветной
лужей, забулькал радужными пузырями, пришел во вращение, валя
невольную жертву с ног. Когда же наконец скорость головокружения
снизилась до трех-четырех оборотов в минуту и я вновь смог без
опаски разлепить глаза - мир вокруг и близко не напоминал мрачную
башню Фауста. Я лежал под невысоким разлапистым деревом. Надо
мной, сидя на ветке у дупла, радостно чирикала какая-то
разноцветная птаха. Вокруг буйным цветом пестрело множество
диковинных цветов самой небывалой формы и вида. Их странный
пьянящий аромат служил наградой за время, проведенное с Фаустом.
в его затхлых хоромах. Все это: и свежая зеленая трава, и
благоуханные цветы, и радостная птица над головой - никак не