read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



который теперь называют по-старому Фирога, она тоже ему поведала. А Биссау
теперь, как до войны, Бизево. А Элерса, который был в Рымкау
ортсбауэрнфюрером и очень работящим человеком -- и еще был женат на жене
сына ее брата, короче говоря, на Яновой Хедвиг, того самого Яна, что остался
на почте, -- так вот этого Элерса сельские рабочие повесили прямо перед его
конторой. Они и Хедвиг чуть не повесили, потому как она, жена польского
героя, вышла за ортсбауэрнфюрера, ну и потому еще, что Стeфана произвели в
лейтенанты, а Марга, так та и вовсе состояла в СНД.
-- Ну, -- сказала бабушка, -- со Стефаном они ничего сделать не могут,
потому как Стефан погиб на Ледовитом океане, там, наверху. Но вот Маргу они
хотели захапать и отправить в лагерь. Только тут Вин-цент наконец-то открыл
рот и заговорил, да так, как в жизни не говорил. Теперь Хедвиг с Маргой
живут у нас и помогают в поле. Только сам-то Винцент от говоренья до того
повредился, что навряд ли он долго протянет. Ну а сама бабка, у той тоже и
сердце, и вообще всюду, и голова, потому как один дурень по ней стучал,
думал, дак как же не постучать.
Так жаловалась Анна Коляйчек, и сжимала руками свою голову, и гладила
меня по моей все растущей голове, и в конце поделилась своими наблюдениями:
-- С кашубами оно завсегда так, Оскархен, их завсегда ударяет в голову.
Но вы теперь переберетесь туда, где получше будет, а старая бабка, та
останется. Потому как с кашубами нельзя куда ни то переезжать, они должны
оставаться там, где они есть, и подставлять головку, чтоб другие могли по
ней колотить, потому как наш брат и поляк не настоящий, и немец тоже не
настоящий -- а уж если кто и вовсе из кашубов, этого и немцам мало, и
полякам мало. Им подавай все точно!
Бабка громко засмеялась, спрятала керосин, искусственный мед и
дезинфекционные средства под те четыре юбки, которые, несмотря на все
чрезвычайные события, военные, политические и всемирно-исторические, не
утратили своей картофельной окраски.
Когда бабка уже собралась уходить и господин Файнгольд попросил ее на
минуту задержаться, поскольку он хочет познакомить ее со своей женой Любой и
прочими членами семьи, а жена Люба так и не вышла, Анна Коляйчек ему
сказала:
-- Ну и Бог с ней. Я и сама все кричу: Агнес, кричу, доченька, шла бы
ты сюда да помогла своей старой матери белье выкручивать. А она не приходит,
все равно как ваша Люба не приходит. А Винцент, ну который мой брат, он хоть
и больной, встает среди ночи, когда темно, идет к дверям и будит соседей,
потому как громко зовет своего сына, Яна зовет, а Ян как был на почте, так и
остался там.
Она уже стояла в дверях и обматывалась платком, когда я закричал с
постели: "Бабка! Бабка!" -- то есть "бабушка, бабушка!". И она повернулась,
уже приподняла малость свои юбки, словно хотела там меня и оставить, и
забрать с собой, но, верно, вспомнила про бутылки с керосином, и про
искусственный мед, и про дезинфекционные средства, которые все вместе уже
заняли мое место, -- и ушла, ушла без меня, ушла без Оскара, просто ушла.
В начале июня двинулись на запад первые транспорты с переселенцами.
Мария ничего не говорила, но я мог заметить, что и она прощается с мебелью,
лавкой, всем доходным домом, с могилами по обе стороны Гин-денбургаллее и с
холмиком на кладбище в Заспе.
Прежде чем спуститься с Куртхеном в подвал, она порой сидела по вечерам
возле моей кровати, у пианино бедной моей матушки, левой рукой держала свою
губную гармошку, а правой пыталась одним пальцем наигрывать сопровождение к
своей песенке.
Господин Файнгольд страдал от ее музыки, просил Марию перестать, но,
едва она опускала руку с гармошкой и собиралась захлопнуть крышку пианино,
просил поиграть еще немного.
Потом он сделал ей предложение. Оскар догадывался, что к этому идет.
Господин Файнгольд все реже призывал свою жену Любу, и одним летним вечером,
полным мух и жужжания, убедившись, что Любы нет как нет, сделал Марии
предложение. Он готов был взять и ее, и обоих детей, включая больного
Оскара. Он предлагал ей квартиру и долю в лавке.
А Марии было тогда двадцать два года. Ее первоначальная, как бы
случайно возникшая красота за это время окрепла, чтобы не сказать
затвердела. В последние месяцы войны и первые послевоенные она осталась без
перманента, за который раньше платил Мацерат, и хоть она больше не носила
косы, как было в мое время, ее длинные волосы, спадая на плечи, давали
возмож ность увидеть в ней чуть слишком серьезную, может, даже
ожесточившуюся девушку -- и эта самая девушка ответила "нет", отказала
господину Файнгольду. На бывшем нашем ковре стояла Мария, прижимала
Курт-хена левой рукой, указывала большим пальцем правой на кафельную печку,
и господин Файнгольд, равно как и Оскар, услышал ее слова:
-- Ничего из этого не будет. Здесь все кончилось. А мы поедем в
Рейнланд, к моей сестре Густе. Она там за оберкельнером по ресторанной
части, звать его Кестер, и пока мы поживем у него все трое.
На другой же день она подала заявление, а три дня спустя мы получили
наши документы. Господин Файнгольд больше ничего не говорил, он закрыл
торговлю, покуда Мария укладывала вещи, сидел в темноте на прилавке возле
весов и даже не черпал ложкой искусственный мед. Лишь когда Мария хотела с
ним по прощаться, он соскользнул с прилавка, взял велосипед с прицепом и
предложил проводить нас до вокзала.
Оскар и багаж -- а нам разрешили взять с собой по пятьдесят фунтов на
человека -- были погружены в двухколесный прицеп на резиновом ходу. Господин
Файнгольд толкал велосипед, Мария держала Куртхе-на за руку, и когда на углу
Эльзенштрассе мы сворачивали налево, еще раз оглянулись. А вот я больше не
мог оглянуться на Лабесвег, потому что всякий поворот головы причинял мне
боль. Вот почему голова Оскара сохраняла неизменное положение. Лишь не
утратившими подвижность глазами я послал привет Мариенш-трассе, Штрисбаху,
Кляйнхаммерпарку, все еще сочащемуся мерзкими каплями подземному переходу к
Бан- хофштрассе, моей уцелевшей церкви Сердца Христова и вокзалу пригорода
Лангфур, который теперь назывался Вжешч -- почти непроизносимое название.
Нам пришлось ждать. Когда подали поезд, оказалось, что это товарный.
Людей было много, детей -- чересчур много. Багаж проверили и взвесили.
Солдаты забросили в каждый товарный вагон по охапке соломы. Музыка не
играла, но и дождя тоже не было. А было облачно с прояснениями, и дул
восточный ветер.
Мы попали в четвертый от конца вагон. Господин Файнгольд со своими
редкими рыжеватыми летящими волосами стоял внизу, на путях; когда мощным
рывком дал знать о своем прибытии паровоз, он подошел поближе, протянул
Марии пакетик маргарина и два пакетика искусственного меда, а когда команды
на поль ском языке, когда крик и плач возвестили отправление, он
присовокупил к дорожному провианту пакет с дезинфицирующими средствами --
лизол важней, чем жизнь, -- и мы тронулись, оставили позади господина
Файнгольда, он же по всем правилам -- словом, как оно и положено при
отправлении поездов, -- ста новился со своими летящими рыжеватыми волосами
все меньше и меньше, потом виделся лишь как машущая рука, потом и вовсе
пропал из виду.


РАСТИ В ТОВАРНОМ ВАГОНЕ
Это и по сей день причиняет мне боль. Это только что отбросило мою
голову на подушки. Это заставляет меня ощущать свои суставы, голеностоп и
колено, это превращает меня в скрипуна, что иными словами означает: Оскар
вынужден скрипеть зубами, чтобы заглушить таким образом скрип собственных
суставов. Я разглядываю свои десять пальцев и должен честно признать: они
распухли. Последняя попытка на барабане подтверждает: пальцы у Оскара не
просто распухли, в настоящее время они вообще не пригодны для человека его
профессии -- они не способны удержать палочки.
Вот и авторучка не желает больше мне повиноваться. Придется просить
Бруно, чтоб он сделал мне холодный компресс. И потом, с холодными
компрессами на руках, ногах, коленях, с мокрым платком на лбу мне придется
вооружить моего санитара Бруно карандашом и бумагой, ибо мою авторучку я не
люблю давать чужим.
Но готов ли Бруно хорошо слушать -- и способен ли? Окажется ли его
пересказ достойным той поездки в товарном вагоне, начавшейся двенадцатого
июня одна тысяча девятьсот сорок пятого года? Бруно сидит за столиком под
картинкой с анемонами. Вот он поворачивает голову, демонстрируя мне ту ее
сторону, которую именуют лицом, а сам глазами сказочного зверя глядит мимо
меня, слева или справа. Подняв карандаш над тонкими с кислым выражением
губами, он изображает ожидание. Но если даже допустить, что он действительно
ждет от меня слова, ждет знака, чтобы приступить к своему изложению, --
мысли его все равно вьются вокруг макраме. Он будет вывязывать узлы из
бечевок, тогда как задача Оскара, не жалея слов, распутать мою запутанную
историю. Итак, Бруно пишет:
Я, Бруно Мюнстерберг, родом из Алтены, что в Зауэрланде, холост,
бездетен, служу санитаром в частном отделении данного специализированного
лечебного заведения. Господин Мацерат, который более года назад был
госпитализирован, считается моим пациентом. У меня есть и другие пациенты,
но сейчас речь не о них. Господин Мацерат -- самый безобидный из моих
пациентов. Он никогда не выходил из себя до такой степени, чтобы мне
вызывать других санитаров. Правда, он несколько больше, чем следует, пишет и
барабанит. Чтобы пощадить свои перетруженные пальцы, он попросил меня
сегодня писать вместо него и не за ниматься плетением. Тем не менее я
засунул в карман немного бечевки, и, покуда он рассказывает, я начну с
помощью нижних конечностей новую фигуру, которую, согласно теме его
рассказа, назову "Беженец с востока". Это будет не первая фигура, которую я
создам на основе рассказов моего пациента. До сего времени я уже вывязал из
бечевки его бабушку, которую назвал: "Яблоко в четырехслойной одежке",
выплел его дедушку, плотогона, назвав его, может быть, чересчур смело --
"Колумб"; с помощью- моей бечевки его бедная матушка превратилась в



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 [ 92 ] 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.