держать ответ, свободные, счастливые, они, собравшись в кружок, играют в
камушки, загоняя их ударом большого пальца в ямку, и препираются из-за
поставленной на кон полушки. Завидя вас, они тотчас же вспоминают, что у них
есть ремесло, что им надо зарабатывать хлеб насущный, и предлагают вам
купить у них то старый шерстяной чулок, набитый майскими жуками, то пучок
сирени. Эти необычные встречи с детьми придают особую и вместе с тем горькую
прелесть прогулкам по парижским окрестностям.
почти уже взрослые девушки, худенькие, возбужденные, с загорелыми руками и
веснушчатыми лицами, веселые, пугливые, босоногие, с колосьями ржи и маками
в волосах. Некоторые из них, забравшись в рожь, едят вишни. По вечерам можно
услышать их смех. Группы детей, то ярко освещенные знойными лучами
полуденного солнца, то едва различимые в сумерках, надолго завладевают
мечтателем, и эти картины примешиваются к его грезам.
и весь земной шар. Ничто не заставит их переступить за эти пределы. Им так
же не обойтись без парижского воздуха, как рыбе без воды. За два лье от
заставы для них начинается пустота; Иври, Жантильи, Аркейль, Бельвиль,
Обервилье, Менильмонтан, Шуази - ле - Руа, Билянкур, Медон, Исси, Ванвр,
Севр, Пюто, Нельи, Женевилье, Коломб, Роменвиль, Шату, Аньер, Буживаль,
Нантер, Энгьен, Наузиле - Сэк, Ножан, Гурне, Дранси, Гонес - этим кончается
вселенная.
Глава шестая. НЕМНОЖКО ИСТОРИИ
сказать, почти нам современную, - на углу каждой улицы не стоял, как ныне,
постовой (принесло ли это пользу - об этом здесь не время распространяться),
и Париж кишел тогда маленькими бродягами. Из статистических данных явствует,
что полицейскими облавами на неотгороженных пустырях, в строящихся зданиях и
под сводами мостов ежегодно задерживалось в среднем до двухсот шестидесяти
бесприютных детей. В одном из таких стяжавших себе известность гнезд
вывелись "ласточки Аркольского моста". Вообще же говоря, это самый грозный
из симптомов всех общественных болезней. Все преступления взрослых людей
берут свое начало в бродяжничестве детей.
справку, Париж до известной степени имеет на это право. Тогда как во всяком
другом большом городе маленького бродягу можно уже заранее считать человеком
погибшим, тогда как почти везде ребенок, предоставленный самому себе, как бы
уже самой судьбой обречен погрязнуть в пороках нашего общества, отнимающих у
него честь и совесть, парижский гамен, такой искушенный и испорченный с
виду, остается - мы на этом настаиваем - внутренне почти нетронутым. Это
замечательное явление особенно ярко выражено в изумительной честности наших
народных революций; как в водах океана - соль, так в воздухе Парижа
растворены некие идеи, предохраняющие от порчи. Дышишь парижским воздухом и
сохраняешь душу.
когда встречаешь этих детей, за которыми, кажется, так и видишь концы
оборванных нитей, связывавших их с семьей. При нынешнем столь еще
несовершенном состоянии цивилизации существование таких распадающихся семей,
которые стараются потихоньку освободиться от лишних ртов, равнодушны к
участи собственных детей и выбрасывают свое потомство на улицу, не
представляется чем-то из ряда вон выходящим. Отсюда происхождение безродных
людей. Это печальное явление стало настолько обыденным, что сложилось даже
особое выражение: "быть выкинутым на парижскую мостовую".
детям. Существование некоторого количества праздношатающихся и бродяг в
низших слоях общества входило в интересы высших сфер и было на руку власть
имущим. "Вред" распространения образования среди детей простого народа был
возведен в догму. "Нам не нужны недоучки" - это стало требованием дня. А
детское невежество логически вытекает из детской бесприютности.
случаях производила очистку улиц.
и желанию весьма разумному, - было решено создать флот. Идея сама по себе
хорошая, но посмотрим, какими средствами она осуществлялась. Флот немыслим,
если наряду с парусными судами, являющимися игрушкой ветра, не Существует
судов, свободно передвигающихся в любом направлении с помощью весел или
пара. Место нынешних пароходов в те времена занимали во флоте галеры.
Следовательно, нужно было обзавестись галерами. Но галеры не могут обойтись
без гребцов. Следовательно, нужно было обзавестись гребцами. Кольбер, при
посредстве провинциальных интендантов и парламентов, увеличивал, сколько
мог, число каторжников. Судейские весьма услужливо шли ему в этом навстречу.
Человек не снял шляпы перед проходившей мимо церковной процессией -
гугенотская повадка! - его отправляли на галеры. Попадался мальчишка на
улице, и если только оказывалось, что он уже достиг пятнадцатилетнего
возраста и у него нет приюта, - его отправляли на галеры. Великое
царствование, великий век!
похищала их в каких-то неведомых, таинственных целях. Люди с ужасом
перешептывались и строили чудовищные предположения относительно ярко-алого
цвета королевских ванн. Барбье простодушно повествует об этом. Случалось,
что полицейские из-за нехватки детей забирали и таких, у которых были
родители. Отцы в отчаянии набрасывались на полицейских. Тогда вмешивался в
дело парламент и приговаривал к повешенью... Кого? Полицейских? Нет, отцов!
Глава седьмая. ГАМЕНЫ МОГЛИ БЫ ОБРАЗОВАТЬ ИНДИЙСКУЮ КАСТУ
открыт в нее доступ.
языка в литературный в 1834 году. Оно появилось в первый раз на страницах
небольшого рассказа Клод Ге. Разразился скандал. Но слово привилось.
разнообразны. Мы близко знали одного гамена, который пользовался большим
почетом и вызывал необыкновенный восторг товарищей, потому что видел, как
человек упал с колокольни Собора Парижской Богоматери. Другой добился такого
же почета потому, что ему удалось пробраться на задний двор, где временно
были сложены статуи с купола Дома инвалидов и "стибрить" там малую толику
свинца. Третий - потому, что видел, как опрокинулся дилижанс. Еще один -
потому, что "знавал" солдата, который чуть было не выколол глаз какому-то
буржуа.
глубокомысленное восклицание, над которым по неведению смеются
непосвященные: "Господи боже мой! Какой же я несчастный! Подумать только,
ведь мне еще ни разу не пришлось видеть, как падают с шестого этажа!"
(причем мне произносилось, как мине, а этаж, как етаж).
твоя жена хворала и умерла от болезни; почему ты не позвал доктора?" -"Воля
ваша, сударь, мы люди бедные, нам приходится умирать самосильно". Но если в
этих словах отражена вся крестьянская пассивность, то все вольнодумство и
анархизм мальчонки из предместья нашли полное выражение в нижеследующем:
преступник, приговоренный к смертной казни, слушает в тележке, везущей его к
месту казни, напутствие духовника. "Он разговаривает с попом! - негодующе
восклицает дитя Парижа. - Экий трус!"
важно быть свободомыслящим.
смехом обмениваются замечаниями, дают ей разные шутливые прозвища: "Прощай,
суп", "Ворчунья", "Голубая (небесная) мамаша", "Последний глоточек" и т. д.
и т д. Чтобы ничего не упустить из предстоящего зрелища, они влезают на
стены, взбираются на балконы, карабкаются на деревья, виснут на решетках,
цепляются за трубы. Гамен - прирожденный кровельщик, как и прирожденный
моряк. Ни крыша, ни мачта ему не страшны. Никакое празднество не может для
него сравниться с Гревской площадью. Сансон и аббат Монтес - самые
популярные имена. Чтобы подбодрить осужденного, его встречают гиканьем.
Иногда им восхищаются. Ласнер, будучи гаменом и глядя, как мужественно
умирал страшный Дотен, произнес слова, исполненные предчувствия собственной
судьбы: "Я ему завидовал". Никто среди гаменов не слыхал о Вольтере, но зато
все отлично знают Папавуана. В этом сонме героев не делают различия между
"политиками" и убийцами. Предание о том, кто какой имел вид в свой последний
час, сохраняется обо всех. Известно, что Толерон был в шапке кочегара,
Авриль - в меховой фуражке, Лувель - в круглой шляпе, что лысый старик
Делапорт оставался с непокрытой головой, что Кастен был румян и очень
красив, Бориес носил короткую романтическую бородку, Жан Мартен не снял
подтяжек, а мать и сын Лекуфе ссорились между собой. "Будет вам делить вашу
корзину!" - крикнул им какой-то гамен. Другой, желая посмотреть, как повезут
Дебакера, но из-за малого своего роста ничего не видя в толпе, облюбовывает
фонарный столб на набережной и лезет на него. Стоящий возле на посту жандарм
хмурит брови. "Позвольте мне влезть, господин жандарм! - просит гамен и,
чтобы задобрить служителя власти, добавляет: - Я не свалюсь". - "А мне-то
что, свалишься ты или нет", - отвечает жандарм.
обеспечен тому, кому случится, например, глубоко, "до самой кости",
Посняков Андрей
Шекли Роберт
Шилова Юлия
Шидловский Дмитрий
Сертаков Виталий
Каменистый Артем