было тотчас же сообщать командованию.
позвонить в штаб. Володя, у которого был с собой обрез, остался с Любкиным
на месте, а Ваня отправился за подмогой.
Корнилов и еще несколько партизан, среди которых был и дядя Гриценко.
Несколько минут люди внимательно вглядывались в бледное синеватое сияние,
которое, блуждая, расплывалось впереди. Потом Любкин, Корнилов и дядя
Гриценко осторожно двинулись вдоль галереи, придерживаясь стен. Володя
остался вместе с командиром на прежнем месте.
дяди Гриценко:
девятнадцатого года головы себе дурили...
услышал, как старый партизан рассказывал Корнилову:
напридумывали! Сюда никто и сверху не подходил сроду. От игра природы!
Тьфу, будь ты проклята, ей-богу!
время большого подземного боя. В этой же самой штольне еще в девятнадцатом
году красные партизаны свалили трупы убитых в бою белогвардейцев. И,
очевидно, какие-то особые свойства почвы здесь заставляли разлагавшиеся
трупы фосфоресцировать, испускать зловещий, переливающийся бледный свет.
Вот об этих блуждающих огоньках и слышали с детства мальчики...
Карантина.
Сердюков услышал, что за стеной, выходившей в старую шахту, кто-то возится.
В кладке стены имелась специальная вырезка, нечто вроде фортки, плотно
заложенной камнями. Сердюкову показалось, что кто-то снаружи разбирает
камни в этой вырезке, и он беззвучно поднял тревогу; весь караул был
приведен в боевую готовность. Тотчас же был убран свет из караульного
помещения, людей, по правилам подземного боя, отвели в боковые ходы, стволы
двух станковых пулеметов направили в сторону вырезки. Позвонили в штаб,
сообщили, что фашисты разбирают снаружи стенку. Сейчас же явился
Петропавловский с дежурной группой партизан.
этой стене попасть никак не могут. Коридор за стеной кончался, как
утверждал Жученков, тупиком - он был заделан прочнейшей добавочной стеной,
отделявшей его от поверхности. Однако, явившись в караулку сектора "Волга"
и внимательно прислушавшись, Жученков должен был согласиться: да, кто-то
разбирает там камни.
стены. Один из молодых партизан тихонько попросил у Петропавловского
разрешения подлезть к стене, вытащить камень из вырезки и пустить гранату в
гитлеровцев, но начальник штаба приказал всем оставаться неподвижными.
Между тем шум за стеной продолжался. Затем в щелях стены появился свет.
Вслед за этим послышалось неясное ворчание. В нем угадывались крепкие
русские словечки.
Петропавловский.
стеной приобрели такие знакомые нотки, что партизаны сперва и ушам своим
отказались верить... За стеной явственно гудел всем знакомый басон
комиссара. Ему откликался быстрый и веселый, характерный говорок, который
мог принадлежать только непоседливому Любкину, одному из молодых партизан,
вечно подбивавшему Котло на поиски каких-то одному ему известных ходов.
Андреевич? Дайте тут пролезть, а то мы уж два часа плутаем. Любкин завел в
самую преисподнюю. Нахвастался, что дорогу знает, а назад не выберемся.
на поиски новых ходов и они заблудились в путанице подземных галерей.
кряхтя, протащил свои плеча через расчищенный лаз. За ним нехотя прополз и
медленно поднялся, отряхивая пыль, окончательно переконфуженный Любкин.
которого не так-то легко было рассмешить, сперва держался, весь
перегнувшись, за стенку, а потом совсем сполз на пол, хлопая себя по
коленкам. Комиссар сначала сердито глядел на всех, а потом не выдержал и
сам засмеялся во весь бас. И долго потом партизаны, коротая однообразные
томительные часы дежурств и караулов, вспоминали этот случай.
страна. Эти сведения нужны им были, как вода, которой требовали их
пересохшие рты, опаленные жаждой горящие губы. Узнать во что бы то ни
стало, узнать правду о положении на поверхности, о войне, о Москве...
подземную крепость, а аппарат, захваченный на всякий случай Лазаревым, не
действовал без электрического тока. Тогда Володя уговорил Корнилова,
оказавшегося тоже большим любителем техники, устроить хотя бы детекторный
приемник. Политрук решил попробовать. Но для детектора нужен был свинцовый
блеск.
химическую лабораторию. Им нужна была сера. Решили добыть ее из взрывчатки.
Стали производить опыты. Оба, и политрук и его питомец, однажды чуть не
остались без глаз. Все же серу добыли. Скоро был готов детектор. В одном из
шурфов натянули антенну, выпросили в штабе телефонную трубку, присоединили
ее, но ничего, кроме слабого хрипа, в ней не услышали. Но и этот хрип,
возникавший, когда острием детектора водили по чашечке, куда был вплавлен
свинцовый блеск, добытый с таким трудом, приводил всех в восхищение. Трубка
переходила из рук в руки. Все прислушивались к таинственным шорохам,
которые напоминали о необозримом пространстве, существующем там, наверху.
Ленинского уголка. Расклеилась и вся рассыпалась на части гитара Нины
Ковалевой. Перестал действовать патефон, стенки которого разбухли от
мокроты. После таяния снега на поверхности сырость в подземелье сказалась
еще чувствительнее, но зато немного облегчилось положение с водой; теперь
то и дело удавалось за несколько часов накапливать воды ведра два-три, а то
и больше.
порой чувствовавших себя заживо погребенными, заползала вместе с подземной
сыростью холодная, отвратительная тоска. Люди замолкали, становились
раздражительными, из-за пустяков возникали ссоры. В такие часы
спасительными оказывались затеи и шутки дяди Манто, который при всех
обстоятельствах оставался неизменно радушным в неугомонно болтливым.
после очередных безуспешных поисков выхода на поверхность, услышали вдруг
совершенно явственно тарахтение мотоцикла. Как известно, мотоцикл дяди Яши
Манто, "чертопхайка", как называли его партизаны, давно уже стоял без
движения на нижнем горизонте. Яков Маркович бережно смазывал чуть ли не
каждый день свою любимую машину, но от сырости она все же начинала ржаветь.
Дядя Яша с тоской наблюдал, как гибнет в бездействии его мотоцикл, но
включать трескучий мотор "чертопхайки" командование запрещало: слишком уж
шумно палил мотоцикл дяди Манто, чересчур много дыма изрыгал он, а под
землей и без того дышать было нечем...
нарушил запрет? Все, кто был поблизости, поспешили на шум.
руки, весь изогнувшись вперед, Яков Маркович крепко держал широкорогий
руль. Мотор молчал, но зато сам дядя Яша, надув щеки, выпятив губы, громко
и искусно изображал урчание мотоцикла. При этом он подпрыгивал на кожаном
седле, наклонялся то в одну, то в другую сторону, делая виражи, переводя
рычажок на высшую скорость, - словом, видно было, что Манто мчится полным
ходом...
поспевающие Володя и Ваня, Манто стал как бы притормаживать машину. Он
потянул за какой-то рычажок под собой, затих, лишь изредка пофыркивая, и,
очень строго поглядывая на всех, объявил:
садись на багажник...
за спиной дяди Манто и ухватился, как полагается в таких случаях, за пояс
водителя мотоцикла.
запустил свой "губной мотор".
крепко держаться за него, чтобы не слететь с машины. Он подпрыгивал,
жмурясь и ухая от азарта. Это была лихая гонка на месте, упоительная
воображаемая поездка. Дядя Яша на полном ходу успевал объявлять через плечо
своему пассажиру названия знакомых мест, мимо которых они мчались в своем
воображении: "Керчь-вторая!.. Владиславовка!.. Сарабуз!.. Семь Колодезей!"
И люди вокруг, прислушиваясь к этим хорошо знакомым названиям, погрустнели,
вспомнив о тех местах, поселках, селах, что остались там, наверху.
глаза, как бы в изнеможении.