сферам, и это меня успокаивало. Успокаивало и другое: Куряж все сильнее и
сильнее смердел, все больше и больше разлагался и требовал решительных,
срочных мер. Куряж подталкивал решение вопроса, несмотря даже на то, что
куряжские педагоги протестовали тоже:
ножевые расправы с горьковцами. Товарищ Зоя кричала мне в лицо:
видано? Науськивать друг на друга две партии беспризорных!
поднял голову от бумаг и сказал:
Куряже?
на честно поставленный вопрос солгать:
технический, а не припнципиальный, - скажите, коротко только, почему вам
нужно не сорок воспитателей, а пятнадцать, и почему вы против оклада в
сорок рублей?
могут привести к полному разложению не только коллектив беспризорных, но и
какой угодно коллектив.
показывая пальцем, спросил сквозь слезы:
руку к Любови Савельевне:
деловому тону, сказал Джуринской:
успех.
переходило в формы спокойно-точной военной подготовки. Колонией фактически
правил Лапоть, да Коваль помогал ему в трудных случаях, но править было
нетрудно. Никогда не было в колонии такого дружного тона, такой глубоко
ощущаемой обязанности друг перед другом. Даже мелкие проступки встречались
великим изумлением и коротким выразительным протестом:
задачи. Колонисты даже не знали, а ощущали особенным тончайшим осязанием
висевшую в воздухе необходимость все уступить коллективу, и это вовсе не
было жертвой. Было наслаждением, может быть, самым слад-
ким наслаждением в мире, чувствовать эту взаимную связанность, крепость и
эластичность отношений, вибрирующую в насыщенном силой покое великую мощь
коллектива. И это все читалось в глазах, в движении, в мимике, в походке,
в работе. Глаза всех смотрели туда, на север, где в саженных стенах сидела
и урчала в нашу сторону темная орда, обьединенная нищетой, своеволием и
самодурством, глупостью и упрямством.
каждый носил страх и неуверенность, тем более естественные, что никто
противника в глаза еще не видел.
дорогах и деревьях, выглядывали с крыш. Как только мой экипаж вьезжал во
двор, сигналист хватал трубу и играл общий сбор, не спрашивая моего
согласия. Я покорно шел на собрание. В это время сделалось обыкновением
встречать меня, как народного артиста, аплодисментами. Это, конечно,
относилось не столько ко мне, сколько к нашей общей задаче.
договором.
переводилась в полном составе воспитанников и персонала, со всем движимым
имуществом и инвентарем, живым и мертвым, в Куряж. Куряжская колония
обьявалялась ликвидированной, с передачей двухсот восьмидесяти
воспитанников и всего имущества в распоряжение и управление колонии имени
Горького. Весь персонал Куряжской колонии обьявляется уволенным с момента
вступления в заведование завколонией Горького, за исключением некоторых
технических работников.
Горького - к пятнадцатому мая.
качали. Только Лапоть сказал в общем молчании:
совете командиров необходимо что-то сделать, что-то сказать с таким
расчетом, чтобы колонисты без меня могли организовать труднейшую операцию
свертывания всего нашего хозяйства и перевозки его в Куряж.
бурные волны мелочей, забытых "нотабене" и затерявшихся веревок - все
сплелось в такой сложнейший узел, что я не верил в способности хлопцев
развязать его успешно.
в колонии все успело перестроиться на походный лад: и настроения, и
страсти, и темпы. Ребята не боялись Куряжа, может быть, потому, что не
видели его во всем великолепии. Зато перед моим духовным взором Куряж
неотрывно стоял как ужасный сказочный мертвец, способный крепко ухватить
меня за горло, несмотря на то что смерть его была давно официально
констатирована.
девяти колонистам и одному воспитателю. Я просил большего. Я доказывал,
что с такими малыми силами мы ничего не сделаем, только подорвем
горьковский авторитет, что в Куряже снят с работы весь персонал, что в
Куряже многие озлоблены против нас.
черт: ничего не сделаете. Вот когда все приедут, тогда другое дело -
навалом возьмем. Вы ж примите в расчет, что их триста человек. Надо здесь
хорошо собраться. Попробуйте, собственно говоря, одних свиней погрузить
триста двадцать душ. А кроме того, обратите внимание: чи сказились там в
Харькове, чи, может, нарочно, что это такое делается - каждый день к нам
новенькие.
сохранить горьковскую колонию в полной чистоте и силе. А нашим небольшим
отрядом нужно было ударить по толпе в триста человек.
удар, - куряжан надо было взять сразу. Вская оттяжка, надежды на эволюцию,
всякая ставка на "постепенное проникновение" обращали всю
нашу операцию в сомнительное дело. Я хорошо знал, что "постепенно
проникать" будут не только наши формы, традии, тон, но и традиции
куряжской анархии. Харьковские мудрецы, настаивая на "постепенном
проникновении", собственно говоря, сидели на старых, кустарной работы,
стульях: хорошие мальчики будут полезно влиять на плохих мальчиков. А мне
уже было известно, что самые первосортные мальчики в рыхлых
орагнизационных формах коллектива очень легко превращаются в диких
зверенышей. С "мудрецами" я не вступал в открытый спор, арифметически
точно подсчитывая, что решительный удар окончится раньше, чемначнется
разная постепенная возня. Но новенькие мне мешали. Умный Кудлатый понимал,
что их нужно подготовить к перевозке в Куряж с такой же заботой, как и все
наше хозяйство.
не оглядываться назад с большим беспокойством. Калина Иванович, хоть и
обещал руководить хозяйство до самого последнего момента, был так подавлен
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Маккарти Кормак
Андреев Николай
Скальци Джон