и укоризненно погрозил мне пальцем свободной руки, в
другой руке он держал пистолет системы "вальтер", дулом
направленный на меня.
откровенно куражась. - Не Хватов ли, наш общий друг? Он, наверняка.
Предупреждал же я тебя: не надо нам рокировок. Не
слушаешься ты, а зря! Ничем тебе, как видишь, приемчик этот
не поможет.
изображая полное равнодушие к своей неудаче.
сколько здесь мест. Выбирай любое. Ты как, у окошка больше
предпочитаешь? Может, водички хочешь? Жарко сегодня, а у них
тут минералка есть. Я уж обслужу тебя заместо стюардессы.
хотелось: организм требовал возмещения потерянной в беготне
и нервотрепке жидкости. Но решив, что потерплю, я уселся
в ближайшее кресло, а Герострат устроился рядом в проходе.
Очень близко ко мне. Я подумал, что будь на его месте кто
другой, я бы легко и непринужденно на долгий срок вывел бы
его из строя, но уж слишком хорошо я помнил, насколько быстро
Герострат умеет двигаться. И мысль об этом снова меня
остановила. Да и кроме всего прочего трудно забыть, что в
твоей голове сидит изменник, послушный первому зову предводителя
Своры, а значит, даже невероятно удачная попытка
обречена на провал. Думая так, я расслабился и вытянул ноги,
разглядывая Герострата почти в упор.
изменился: все такой же лысый, с округлыми пятнами на макушке,
все те же тонкие шрамы, прорезающие подбородок, все тот
же странный расфокусированный взгляд и эта его невероятная
подвижность черт лица, которые, как опять показалось, живут
своей обособленной жизнью. Николай Федорович Лаговский. Предводитель
Своры. Герострат.
Смотрю на тебя и душа радуется. Казалось бы, простой и
незатейливый советский студент - боевое прошлое не в счет - а
такой оказывается проныра. И котелок опять же варит, дай бог
всякому. Никто ведь не догадался, где меня искать. Один ты
допер.
тебя, падаль такую, не вычислил.
значит, оказывается? Нашел о чем ратовать. Они же тебя подставили,
Боренька, и сколько раз подставляли. В любую минуту
начнут штурм, сам поглядишь. И как только ты сносишь такое с
собой обращение? Другой бы на твоем месте с твоими-то способностями
давно взорвал бы все к чертям собачьим. А вместо этого
вздумалось тебе тут жертвовать собой, подвиги учинять. Детишек,
небось, пожалел?
тобой движет, разобраться. А ты заладил: "падаль, подонок".
Не к лицу тебе, герою, так ругаться.
легко внушению поддаются. Но все-таки, Боренька, будь
поаккуратней со словами, ладно? Сам знаешь, я человек нервный,
измученный нарзаном. Хоть и уважаю тебя до невозможности,
но смотришь, ненароком и пристрелю. Что потом мне прикажешь
делать?
понимал...
подтверждение своим словам он размахивал рукой, в которой
сжимал рукоятку пистолета, и дуло ходило туда-сюда, туда-сюда,
почти на мне не останавливаясь. Еще один удобный момент,
но мы-то помним, что по-настоящему удобных моментов для нападения
при разговоре с этим человеком не бывает....
есть в тебе все признаки сильной личности. Вроде меня или
этого твоего Мартынова, но не тянешь ты где-то, не вытягиваешь
на главный поступок, чтобы переступить, плюнуть и переступить
через кого-нибудь. Почему так при твоих-то задатках?
Вот в чем разобраться хочу.
эмпирикой заниматься. На досуге. Хобби у меня такое. Вот и
теперь решил опытец провести, пока нас с тобой не прикончили.
Последний будет штрих к нашему групповому портрету, не
находишь?
нам какого-нибудь борзописца с легким пером, чтобы запечатлеть
для потомков всю прелесть ситуации.
Герострат. - А ты почему-то через детишек перешагнуть не захотел.
Но через меня-то перешагнешь, надеюсь? Не морщись,
перешагнешь! Я ведь для тебя кто? Подонок, падаль распоследняя,
мерзавец чокнутый и прочие весьма лестные для меня эпитеты.
Не человек - воплощение зла. Такого придавить - душа
возрадуется, нет? Перешагнешь ведь, Боренька, перешагнешь.
С восторгом откажешься от своего чистоплюйства ради такой-то
возможности.
что ты сделал...
живо Герострат. - Экспертов примочил, так они, суки, не соглашались
помочь мне с встроенными в мою башку психомодулями
разобраться. Центр их долбаный подпалил - так это ж на пользу
миру во всем мире.
Арутюнов, Люда Ивантер, Евгений Заварзин и еще десятки непричастных
людей. Одна "АРТЕМИДА" чего стоила, - тут мой голос
дрогнул, и я все-таки сорвался, закричал: - Зачем?! Что
они тебе сделали?! Что мы вообще все тебе сделали?! За что
ты нас ненавидишь?! - и осекся, увидев, как страшно изменилось
лицо Герострата.
разбежавшиеся в стороны зрачки вернулись на положенное им
место, я увидел в их глубине ту самую затаенную боль, какую
видел уже в глазах Марины.
знаешь, что они со мной сделали? Знаешь, КАК они делали?..
с одного на другое, часто невнятно и сглатывая
целые фразы, торопясь, словно в страхе не успеть выложить
мне все до конца. Он был откровенен, сейчас ему не было
смысла врать, и картина, обрисовывающая деятельность Центра,
прояснявшаяся с каждым его словом, выходила более чем неприглядной.
представить? Двадцать лет!.. Как начиналось? Я был из тех,
кого называют прирожденными лидерами. Сначала в школе. Все
признавали мое превосходство. Со мной не спорили даже учителя.
Да, у меня не было друзей, потому что не может быть
друзей у лидера. Но и врагов не было: уровень не тот. А потом
в армии... Со мной офицеры боялись связываться: знали,
что всего двумя словами могу убедить кого угодно в своей
правоте. Один политрук со мной ладил и способностями моими
пользовался. Знал, что мне и любой солдат подчинится, любой
разгильдяй с амбициями будет радостно мне сапоги облизывать,
стоит только моргнуть. Потому и было у меня лучшее отделение
во всей дивизии... А когда собирали персонал для работы в
Центре, то обратились в воинские части, есть ли, мол, у вас
ребята с такими вот наклонностями. Наш политрук сразу про
меня вспомнил, и хотя жалко ему было со мной расставаться,
но решил, видно, что удастся таким образом выслужиться, оче
редную звездочку за рвение получить. Так что расстался и,
может быть, получил. Первым он был, кому повезло через меня
переступить. А потом пошло-поехало... Из сорока кандидатов
отобрали меня, призвали к высокой сознательности комсомольца
и воина Советской Армии и началось... Сто сорок шесть
операций. За двадцать лет. Ты можешь себе такое представить?
Сто сорок шесть!.. И боли, головные боли... дни боли,
Акунин Борис
Буркатовский Сергей
Скальци Джон
Орлов Алекс
Курылев Олег
Шилова Юлия