Так же улыбаясь, он направился на стоянку. Усадил в зеркально-черную "ауди"
Белосельцева, сам сел за руль. Ловко вывернул со стоянки, удаляясь от
многолюдной свиты, все еще окружавшей Избранника. Кивнул, как знакомому,
постовому у ворот, выкатил на шоссе. Быстро достиг главной, переполненной
машинами трассы, но помчался не к Москве, а в противоположную сторону. Очень
скоро свернул к обочине.
быстро и, если можешь, прихрамывай. И приклей себе, пожалуйста, это, - он
вынул из кармана пластиковый прозрачный пакетик с искусственными усами.
Извлек волосяной пучок, помог прилепить Белосельцеву на верхнюю губу. -
Через несколько дней я тебя отыщу.
стекол, хромированными бамперами, пропадая в туманной гари шоссе.
последовал настояниям Кадачкина, неторопливо побрел вдоль шоссе, мимо
неоглядного летного поля, огороженного бетонной стеной, обгоняемый ревущими
трейлерами, шелестящими лимузинами, слыша хлопки горячего дымного воздуха.
Казалось, он повиновался старинному другу Кадачкину, дважды спасшему его от
погибели, но на самом деле он повиновался крохотной жаркой корпускуле,
мерцавшей где-то под сердцем. Он отыскал на обочине сломанную ветку, поднял
и, опираясь на нее, как на страннический посох, шел неторопливо, слегка
прихрамывая.
напрягаясь, рвали грубые домотканые холстины. Рокот усиливался, перемещался
за бетонным забором, удалялся к желтым пятнистым лесам, и внезапно все
пространство взревело, задрожало, словно силачу удалось разодрать жесткую
мешковину, и над серой бетонной изгородью из пожухлых трав взлетел огромный
белый лайнер с надписью "Россия". Сбрасывая прозрачную гарь, стал медленно
подыматься, удаляясь вдоль сырых осенних рощ, распарывая на волокна бледный
полог небес.
удалявшийся в свое загадочное будущее, в таинственное перемещение лучей,
облаков, пятен света и тени. Сидел у иллюминатора, глядя, как под льдистой
плоскостью плывет доставшаяся ему страна, туманится бело-розовая Москва,
окружая загадочным свечением очередного властелина. Но, быть может, уходящий
самолет был пуст, не было в нем властелина, а в салоне, в удобном кресле, с
пристегнутыми ремнями, перед стаканом пузырящейся минеральной воды сидела
пластмассовая кукла с недвижным целлулоидным лицом, по которому пробегала
световая рябь неба.
утих. Пустота поглотила лайнер, растворила его в потоках света среди синих,
блуждающих туч. Вновь раздался хрустящий звук. Из металлических хрипов и
рокотов над бетонной оградой поля, вдоль красно-желтой лесной бахромы
взлетел второй самолет, длинноносый, с отведенными упругими крыльями и
секущим килем. Белосельцев испуганно замер. Ему захотелось упасть на землю,
зарыться в обочину, скрыться в жухлых бурьянах, чтобы всевидящие, ищущие
глаза Гречишникова не различили его из неба, не послали ему сверху разящую
смерть. Самолет шел грозно, тяжко, переполненный злом, груженный всеми
пороками мира. В белом фюзеляже, как в капсуле, был запаян "Проект Суахили",
сосредоточены жестокие, управляющие миром силы. Белосельцев почувствовал
слабый укол под сердцем, словно пробивался наружу пузырек волшебного света.
Заметил слабую вспышку под крылом самолета, будто корпускула света, как
лазерный прицел, совместилась с воздушной целью. Из-под крыла вырвалось
маленькое облачко дыма. Разрасталось, как цветная капуста, выталкивало из
себя красный длинный огонь. Самолет летел, распуская следом огромный
волнистый шарф пламени. Тянул его вдоль леса, задирая вверх нос.
Раскалывался надвое, вышвыривал в воздух огромные пышные клубы дыма.
Проливал на землю жидкий огонь. Громкий хлопок откупоренной бутылки долетел
до шоссе, и пока звучал этот тугой сочный звук, обломки самолета косо,
горящим мусором, валились к земле, рушились в леса, и оттуда, из осенней
желтизны, поднялся черный ком гари, долетел гул взрыва.
салонов. Смотрели, как в небе расползаются три пышных дымных облака.
Белосельцев стоял, опершись на посох.
ЭПИЛОГ
салоном, где пустовали ряды одинаковых кресел, которые обычно занимала
многочисленная свита. Теперь в хвосте разместилась только охрана, десяток
здоровяков с короткими стрижками, некоторые из которых стянули с тугих плеч
пиджаки, оставшись в белых рубахах с ременными портупеями.
кожаном удобном диване перед лакированным столиком, поглядывая в круглый
иллюминатор. Внизу, чуть затуманенная, перламутровая, проплывала страна, -
ее обширные нагорья и реки, неоглядные пашни и разноцветные, разукрашенные
осенью леса, едва различимые деревни и задымленные города. За голубоватой
толщей прозрачного воздуха, среди гарнизонов и заводов, железных дорог и
проселков, храмов и тюрем жил утомленный народ. Избранник думал, что теперь
ему придется управлять этим народом. Угадывать его бессловесные чаяния,
навязывать ему свою волю, одновременно исполняя безымянную волю народа,
которая в нем, правителе, обретет свое осмысленное проявление.
черной атласной жилетке.
приближая к Избраннику свежее красивое лицо.
Поставил на столик стакан, наполнил до половины водой. Установил чуть
поодаль бутылку. Избранник благодарно кивнул. Не притронулся к стакану,
глядя, как в хрустале пенится прохладный кипяток нарзана, выбрасывая на
поверхность серебряные пузырьки.
висками, мужественным, красивым лицом. Доложил о протекающем полете, о
высоте, скорости, температуре воздуха за бортом.
вглядываясь в Избранника.
вместе с вами в кабину.
пройти в полуоткрытую дверь.
синевой, в окружении циферблатов, экранов, дисплеев, блестящих тумблеров,
подсвеченных индикаторов. Кабина напоминала застекленный череп со множеством
вживленных электродов и датчиков, дающих представление о жизни огромного
существа, парящего в воздушных потоках.
невидимой, прочерченной в небесах траектории.
торчащей рукоятью управления.
объяснять ему назначение приборов.
самолета. - Он пробежал тонкими, почти детскими пальцами по тумблерам, по
нежно светящимся красным и зеленым индикаторам. Виновато улыбаясь, произнес:
трогать. Самолет ведь на автопилоте? Просто хочется оказаться одному в этой
великолепной кабине.
вслед за командиром покинули кабину, затворив створку двери. Перешли в
салон, на удобный мягкий диван, вольно развалились, утонув в замшевых
складках. Сидели, болтали, шутили, предвкушая приземление в южном приморском
городе, когда, оставив машину на летном поле под охраной бдительных стражей,
на несколько дней поселятся в удобном отеле у моря, станут купаться в
прохладном, шипящем рассоле, растираться до красных пятен махровыми
полотенцами, сидеть под матерчатым зонтиком на дощатой веранде, глядя на
синеву, на белый корабль, на играющих глянцевитых дельфинов, медленно
попивая из бокалов красное сухое вино. Сидели так с полчаса. Командир
поднялся, направился к кабине:
секунду появился, изумленный, растерянный. - А ну-ка идите сюда!..
пустовали. Ровно, мерно шумели турбины. Горели разноцветные индикаторы.
Избранника не было. Только в кристаллическом стеклянном ромбе кабины слабо
пылала прозрачная радуга. Рассыпалась на пучки летучих лучей. Гасла.
Превращалась в синеву, в пустоту.