Чтение 92–й страницы книги ~Долгий путь в лабиринте~

На улице послышался шум. Кузьмич и Дробиш приблизились к окну. По
всей ширине мостовой двигались барабанщики - полсотни мальчиков и
девочек в шортах и блузах хаки и таких же пилотках, с барабанами на
ремнях через плечо. Два парня постарше несли транспарант:

"Ein Volk, ein Reich, ein Fuhrer!"1

1 "Народ, империя, вождь!".

У других парней были знамена со свастикой и портреты Гитлера. За
ними маршировала основная масса юнцов в форме гитлерюгенд. Барабаны
гремели. Шедшие по бокам процессии командиры выкрикивали первые слова
лозунгов, а колонна скандировала окончание.

На тротуарах было мало прохожих. Все они останавливались и, как
заведенные, вскидывали руки к портретам Гитлера.

- Вот как выдрессировали, - угрюмо сказал Дробиш. - Быстро
приучили стадо к повиновению!.. "Любуюсь" такими и думаю: а что будет
дальше?

Он обернулся, поглядел в глаза Кузьмичу.

- На этот вопрос вы даете ответ своей работой, - сказал Кузьмич.
- Если боретесь против нацизма, значит, верите в возможность его
поражения. Разве не так?

- Верю, что Германию не оставят в беде. Это и придает нам силы. -
Дробиш твердо повторил: - Да, не оставят. А если так, то и мы не
должны сидеть сложа руки. Ибо сказано: Бог тому помогает, кто сам себе
помогает.

Он готов был рассмеяться, но перехватил взгляд Кузьмича,
брошенный на часы, сгреб со стола свою шляпу.

- К десяти часам вечера управитесь? - спросил Кузьмич.

- Постараюсь. Встретимся здесь?

- Лучше в другом месте... Скажем, возле вашего замка. На южной
дороге в двух километрах от него есть заброшенный домик.

- Сторожка в буковой роще?

- Да, сторожка, так будет точнее.

- Выходит, вы там бывали? - удивленно пробормотал Дробиш.

Кузьмич обнял его за плечи, повел к двери.

- От десяти до одиннадцати возле сторожки я буду возиться с
автомобилем - менять свечу.

- Понял.

- Если не сможете прийти, завтра свяжитесь с Эссеном. Он отыщет
меня.

4

Дробиш появился в начале двенадцатого, когда Кузьмич, решив, что
пора возвращаться, закончил "ремонт" автомобиля - ввернул на место
свечу и опустил капот двигателя.

- Неудача, - сказал Дробиш, сев в автомобиль. - И я сам во всем
виноват. Вел себя как последний дурак. Понимаете, достал пачку писем
из сейфа, стал просматривать. Читал, глупец, вместо того чтобы
действовать камерой. Уж очень хотелось отыскать те, о которых вы
упоминали...

- Письма кузины?

- И ведь нашел! Там три таких письма... Быстро просмотрел их,
приготовил фотоаппарат. И - неудача. Сперва появился хозяйский сын,
проторчал часа полтора в кабинете отца. А теперь к нему пожаловали
гости...

- Что было в письмах?

- Они короткие. На мой взгляд, ничего особенного:

"Мы с мужем здоровы, живем хорошо; как вы поживаете, тетя, здоров
ли мой кузен?.."

- Тетя, сказали вы?

- Я забыл!.. Письма адресованы женщине. Я знаю ее. Это старуха,
родная тетка Теодора Тилле. Живет в Бабельсберге. Кажется, Хорст
Вессельштрассе, сорок два.

- Имя, пожалуйста!

- Аннели Шеель.

- А имя этой... кузины?

- Эрика Хоссбах. Теперь адрес. - Дробиш наморщил лоб и не без
труда выговорил: - СССР, Баку, Телефонная улица, тридцать два.

- Очень хорошо. Еще вопрос: упоминается ли в письмах имя вашего
хозяина?

- Мне кажется, нет... Нет, не упоминается. "Кузен", и все.

- Так... Говорите, письма короткие?

- Да. Каждое - страница и то неполная: десять - пятнадцать строк.

- Понимаю... Товарищ Кони, раньше я думал, будет достаточно, если
вы сфотографируете их. Теперь вижу, что должен посмотреть сами письма.

- Только эти три?

- Да. Но и конверты тоже. Это займет немного времени. Просмотрю и
тотчас верну.

Дробиш понимал, что, рассказав о письмах, чем-то насторожил
собеседника. По-немецки тот говорит, как немец. Впрочем, шипящие чуть
смягчает и растягивает гласные, отчего речь приобретает певучесть.
Похоже на говор жителей областей, пограничных с Францией... Так кто же
это такой?

Он скосил глаза на Кузьмича. Подтянут, элегантен. Движения
по-юношески точны, хотя по другим признакам ему не так уж далеко до
старости... А что, если это русский? Гвидо ни слова не сказал о нем.
Познакомил - и баста. Даже не назвал его имени...

Кузьмич терпеливо ждал ответа на свою просьбу. Время шло, а
Дробиш сидел в неподвижности, будто не мог найти решения. Наконец он
задвигался, что-то просвистел. Неожиданно улыбнулся, тронул соседа за
плечо.

- Если желаете взглянуть на письма, то надо сейчас, не
откладывая.

- Каким образом?

- Отправиться в замок. Завтра, может случиться, будет поздно:
вдруг вернется хозяин? Вот что мы сделаем: машину загоним в кусты, ее
там сам черт не отыщет, и - пешком, здесь ведь недалеко. Ночь, все
спят. А у меня ключи от любой комнаты.

С минуту Кузьмич размышлял.

- Ну что же, - сказал он, - пешком так пешком.

Мягко заурчал мотор. Пятясь, машина въехала в кусты и скрылась в
разросшемся ивняке.

Вскоре оттуда появились две тени, пересекли дорогу, стали
взбираться на холм, вершину которого венчали владения Теодора Тилле.

К себе в отель Кузьмич вернулся только под утро. До этого он
побывал еще в ночном баре "Команчи", известном тем, что в одном из его
залов каждый посетитель мог выпустить в мишень дюжину стрел из
настоящего индейского лука и при удаче получить приз. Он даже чуточку
пошумел в этом заведении - отчитал кельнера, когда тот несколько
замешкался с выполнением заказа. Словом, старательно зафиксировал это
свое посещение.

Швейцар, встретивший его в отеле, получил на чай двадцать
пфеннигов, затем столько же - на четвертом этаже, куда с трудом
доставил подгулявшего постояльца: тот был сильно навеселе и все
порывался жонглировать тростью с надетой на нее шляпой.

Наконец клиент был водворен в номер и дверь захлопнулась.
Некоторое время швейцар прислушивался к шагам и возгласам,
доносившимся из комнаты. Вскоре за дверью стихло. Это означало, что
старик наконец-то угомонился. Сделав такой вывод, швейцар вернулся к
себе.

В эти минуты Кузьмич лежал в постели и обдумывал все то, что
свалилось на него за истекшие сутки... Наконец-то дал результат
широкий поиск, который вот уже полтора года вели здесь, в Германии,
советская разведка и ее добровольные помощники. Вообще-то он не
сомневался, что в конце концов в поле зрения возникнет нужный объект.
И все же выход группы Эссена на Теодора Тилле можно было считать
большой удачей.

Тем не менее сейчас Кузьмич думал не об этом человеке, а о
проживавшей в далеком Баку Эрике Хоссбах. Узнав о том, что в ее
письмах имя кузена не упоминалось, да и сами письма адресовались
другому лицу и уж потом передавались Теодору Тилле, Кузьмич сразу
подумал о шифре или тайнописи.

Вот почему он не мог ограничиться просмотром фотокопий этих
писем, а должен был исследовать оригиналы. Это было важно для
выяснения, что за человек автор писем.

Исследование писем дало неожиданный результат. Прежде всего, не
обнаружился ни скрытый текст, ни что-либо похожее на шифровку. Далее,
Кузьмич с удивлением установил, что письма вовсе и не предназначались
Тилле - ничто не указывало на то, что, получив эти письма, Аннели
Шеель должна была передать их своему племяннику. И последнее: тон
писем был спокойный, доброжелательный к стране, где жила Эрика
Хоссбах.

Кузьмич прикрыл глаза и откинулся на подушке. Мысленно он
набрасывал текст сообщения в Центр. Требовалось возможно быстрее
произвести проверку личности Эрики Хоссбах, чтобы знать, как надлежит
вести с ней дело, ибо в голове у него уже складывались контуры
многоходовой комбинации, в которой эта особа и ее супруг могли сыграть
не последнюю роль...