Чтение 92–й страницы книги ~В тихом омуте?~

категории:

"честных давалок" (выражение, которое я уже знала).
Определение второй было непечатным, и из уважения ко мне
Серьга подобрал приблизительный синоним: "гнездорванки".

Бесхитростные "честные давалки" трудились водителями
трамваев и троллейбусов, на кондитерской фабрике им.
Бабаева, в сфере коммунальных услуг, на фабриках чулочно-
носочных изделий и прочая, прочая...

Куда изощреннее были "гнездорванки", которые, в свою
очередь, тоже делились на два подвида: "карьерных сук" и
"отвязных потаскух". С "отвязными потаскухами" вес было ясно
- они зарабатывали себе на жизнь определенной частью тела и
могли принадлежать как одному человеку, так и нескольким
сразу. К "карьерным сукам" Серьга относился с большим
уважением и не отказывал им в уме и целеустремленности. Я
подозревала, что сама была зачислена Серьгой в последние.

- Ну, так и женись на честной давалке, воспитательнице
детского сада, например, - сказала я Серьге. - Наплодишь
детей и будешь счастлив весь остаток жизни.

- Не могу, - с сожалением ответил Серьга, - рад бы, да
не получается. А все этот институт проклятый. Ушиблен
тамошними бабами, так что любая невгиковская кажется
пресной. Привык, понимаешь, они совсем другие, - Серьга,
очевидно, имел в виду Алену. - Ты тоже похожа...

Я увела разговор от скользкой темы и сконцентрировалась
на Туманове. Здесь Серьга мало чем мне мог помочь, хотя
общался с Володькой довольно плотно. Его эскизы говорили о
людях гораздо больше, чем мог сказать он сам. Вот и сейчас,
набрасывая углем контуры моего лица, он подошел ко мне так
близко, как не подходил еще никто, - подошел и не заметил...

Мы расстались вечером, договорившись об очередном
сеансе, вполне довольные друг другом. Серьга поехал на
съемки ролика, который ему сосватал кто-то из бывших
однокурсников, сидевших сейчас на рекламе. "Валю деньгу
зашибать", - прокомментировал это Серьга. Судя по всему,
зарабатывал он неплохо, что совсем не вязалось с его
захламленной квартирой на "Пражской" и запущенным внешним
видом.

Даже приходящей любовницы у него не было, не говоря уже
о постоянных связях. Когда я поинтересовалась этим. Серьга
сказал, что считает ниже своего достоинства тратить бабки на
хищных меркантильных прохиндеек. Почти все, что он
зарабатывал, пересылалось многочисленному каныгинскому клану
в марийскую деревню.

В одиннадцать за мной заехал Володька, который одуряюще
пах потом и каким-то дорогим одеколоном.

- Совсем запарился, целый день на ногах, - сказал он, -
ну, двинули, мать!

***

...Так началась моя полуночная московская жизнь. Через
неделю Володька объявил мне, что берет меня в штат обслуги
клуба, и это только начало. Этому событию предшествовали
несколько довольно насыщенных людьми ночей. Одну из них я
провела за бильярдом с двумя очень похожими друг на друга
лысеющими субъектами.

Уже потом Володька намекнул мне, что это и есть
настоящие владельцы клуба. Они были братьями, и обоим
братьям я понравилась, что Туманов посчитал своим личным
успехом. Старший брат опекал младшего, младший - уважал
старшего, кроме того, совсем недавно они похоронили мать, и
a./%`-(g%ab". за обладание одной женщиной выглядело
неуместным - во всяком случае, теперь.

От меня требовалось немногое: почаще произносить свое
имя, которое заставляло мужчин дежурно шутить по его поводу;
с невинным лицом отпускать провоцирующие реплики и при
случае играть на бильярде. В "Апартадо" бильярд никогда не
был профессиональным, здесь скорее собирались
респектабельные любители - потенциальные "лохи" на жаргоне,
о котором мне поведала еще старая троцкистка Софья
Николаевна, соседка Левы Лейкинда.

Я играла на бильярде в свободное от вина и ухаживаний
время. Никаких ставок, а в качестве выигрыша - или проигрыша
- визитка очередного посетителя. Таких визиток у меня
собралось великое множество - вот когда я вспомнила Веньку с
ее страстью к коллекционированию нужных знакомств. Я была
лишена ее честолюбивых амбиций, хотя Володька, вполглаза
присматривавший за мной, был другого мнения. Для него это
была лишь искусная игра хищной самки. Для всех остальных я
была забавной штучкой, еще не проглоченной Москвой, а потому
- свежей и интересной. Я ни с кем не налаживала особых
контактов, уклонялась от обильно назначаемых любовных
свиданий, и вскоре за мной закрепилась репутация
самостоятельной, немного циничной женщины, живущей в свое
удовольствие.

Несколько раз в клуб приезжал Александр Анатольевич -
иногда с компанией (которая интересовала меня больше всего),
но чаще - один. Он производил очень благостное впечатление,
но я хорошо помнила нашу первую встречу в метро и его
последующие звонки мне - "ваш сценарий принят...".

Мне так и не удалось подцепить его, хотя это был
единственный человек, которого я страстно желала видеть в
своей коллекции. Легкий кивок головы, ничего не выражающая
улыбка - и все. В любом другом случае я дала бы понять, что
он интересен мне, - в любом, но только не в этом. Играть в
открытую тоже было опасно - чрезмерный интерес мог
насторожить его. А те робкие знаки внимания, которые я ему
оказывала, не произвели на Шуру Шинкарева, как называл его
Володька, никакого впечатления.

Должно быть, я не в его вкусе. Это был первый прокол,
первый легкий щелчок по моему задранному носу - не стоит
думать, что ты можешь обаять любого. Не стоит думать, что ты
можешь добраться до сути, прыгая из постели в постель. К
этому я была не готова. Это было обидно, тем более что мы
представлены друг другу...

Нужно было думать о каком-то другом, принципиально ином
варианте. Но ничего более-менее приличного в голову не
приходило. Долгими предутренними часами я валялась в
кровати, придумывая все новые и новые схемы, некоторые
казались мне вполне сносными, - но наступало утро, и при
свете дня они выглядели смехотворно: некоторые варианты я
отмела из-за их явной киношности, другие же могли засветить
меня с первых же минут. Кроме того, нужно отдавать себе
отчет, что ты только сопливая дилетантка, случайно
удержавшаяся на гребне волны. То, что ты еще жива, - просто
a+cg )-.abl, до тебя не доходят руки. Но стоит только чуть-
чуть внимательнее к тебе присмотреться - и все вылезет
наружу.

Шито белыми нитками, вот как это называется. Я
предавалась тихому отчаянию - еще и потому, что усеянный
телами путь привел меня в тупик, выхода из которого я не
видела. А пока я - только чтобы не оставаться один на один
со своими мыслями - позировала Серьге и все больше времени
проводила с Тумановым. С одной стороны, это было довольно
поучительно, но с другой - ни к чему меня не приближало.

Володька не оставил попыток волочиться за мной, но
перевел это в совершенно иную плоскость: никакой романтики,
пародия на большой стиль, пылкие утренние поцелуи и лазание
под юбку в кинотеатре. В нем было хулиганское обаяние, а всю
его тяжеловесность искупало чувство легкой самоиронии.
Самоирония была его кредо, он по-настоящему забавлял меня,
но я никогда не забывала о звонке Нимотси, после которого
последовали дм убийства. И Володька, хотя и косвенно, был
виноват в этом.

Да, он вывел меня на Александра Анатольевича, но с тем
же успехом мог и не делать этого - бесполезная, хотя и
крепкая ступенька...

Решение пришло неожиданно - во время очередного сеанса
живописи. Серьга все переписывал и переписывал портрет,
искал подтверждение ускользающей сути: иногда живописные
черты казались почти отталкивающими, и я пугалась: Серьга
шаг за шагом повторял становление моего лица в разгар
прошедшего лета. Он собирал его по частям, как кусочки
головоломки, - еще немного, и они сложатся в одну понятную
картину.

И он, и я привыкли к этим медленно тянущимся дневным
часам: возможно, давно не было собеседников, которые
благодарно выслушали бы его; возможно, ему нравилось, что с
женщиной можно вести себя вот так - без всяких комплексов и