тому же самому дому Вари-почтальонши. Снежок уже начал падать. Как тогда.
Собака залаяла, я уж грешным делом подумал, что сама Варя выйдет за калитку.
Но нет, другие люди там живут. Дальние родственники ее. Две недели валялся в
больнице, потом милиция меня затаскала. Летали на место гибели Сергея, все
вроде подтвердилось. Пока отстали. Вот так вот, судите сами, удалась моя
экспедиция или нет...
только одна надежда. С Пелагеей я как-о говорил, и она намеками сказала, что
были еще по тайге скиты единоверцев. Может, к ним ушли. Вся надежда...
Россию. Все-таки не может он сидеть на одном месте слишком долго. С собой он
увез пять килограммов золота.
ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО
только одно письмо. Он сообщал, что выгодно пристроил "капитал" и пустил его
в оборот. К лету он хотел сколотить экспедицию по поискам своей голубоглазой
немой красавицы, но удалось ему это или нет, не знаю. Плохо было одно - я
снова начал видеть дурные сны. "Вещие", как их звал Жереба. Три раза уже
снился Рыжий, будто он подъехал к нам с Андреем на том самом вездеходе, я
даже дырки от пуль по тенту видел, открыл дверцу и произнес со своей обычной
толстогубой ухмылкой: "Садись, Лейтенант, подброшу тебя куда надо!"
спрашивает: "Ну что, Юрка как? С ним ехать? Или с тобой неторопясь, пешочком
". Но Рыжий только ржет: "Ему еще топать и топать. А ты садись, поехали".
рукой за поручень взялся, ногу на гусеницы поставил. Я хочу закричать: "Не
лезь туда, не надо!"
Ленке говорить ничего не стал, совсем баба изведется, да и нас, с ее
характером, замучает. Но для себя я беды никак ни пророчил, а она
подкралась, и совсем не оттуда, откуда я ее ждал.
дня. Пошли слухи, что хозяин наш, грек Тураниди, собирается на свою
историческую родину. Удивления это не вызывало, такой бардак в стране, хоть
сам беги, да некуда. А греки у нас жили еще со времен Екатерины. И наш
Володя, черноглазый красавец с могучей челюстью и габаритами Терминатора,
по-гречески-то говорил еле-еле.
очень много, еще не сезон. Только за центральным столиком Тураниди с
каким-то бритоголовым бычком гудит. Кругом девки сидят, штуки по три на
каждого, музыка гремит приблатненная, ну, как обычно. Ансамбль у нас
хороший, почти все в Одесской филармонии работали, хоть Моцарта, хоть
Бетховена сыграют, но сейчас приходилось все больше "Мурку" лабать. И гуляют
эти за центральным столом очень красиво: икра черная и красная, салатов
шесть видов, балыки, языки, ну и как же без шашлыка! Его я всегда сам жарю.
Наполовину обычный, наполовину по-краски. Я всегда ориентировался по тому
чуду природы, приготовленному Жеребой из печени медведя. Отправили десять
шампуров в зал, примерно через полчаса прилетает наш Осип Андреевич,
метрдотель, так он человек довольно степенный, прошел хорошую школу в
Одессе, а тут весь в поту, растерянный.
разговоры про продажу заведения, а тут на тебе, в самом деле!
колпак и поплелся в зал.
это у него высшая степень опьянения, никогда его не видели лежащим или хотя
бы шатающимся. Рядом с ним две подруги хихикают, тоже хороши, еще парочка
этого
жиром, да руки на столе, пальцы как сосиски, и чуть не на каждом по перстню
с каменьями. Грек меня все-таки рассмотрел, спихнул с левого плеча худющую
блондинку (он почему-то любил девушек в предобморочном состоянии крайней
степени дистрофии), и пальцем ткнул в мою сторону. Речь его звучала
отчетливо, хотя и несколько замедленно.
Александрович Соломатин, шеф-повар. Познакомься, Юра, с новым хозяином
заведения. Борис Миронович, вернулся на родину с большими бабками, прошу
любить и жаловать.
на огромном кресте, висящем на здоровущей золотой цепи.
стодолларовую купюру и затолкал ее мне в карман фартука. Потом он уставился
мне в лицо.
маленькие свиные глазки. Судя по складкам на лбу, он даже попытался напрячь
мозжечок, или что там у него на самом деле под черепушкой. К моему счастью,
он скоро устал от непривычного вида деятельности и махнул рукой.
личному поваренку, пять пальцев и долго стоял у мангала, старательно
поворачивая шампуры над углями. По-моему, они даже получились, хотя все это
время в голове
Как будто снова очутился в подвале Али и надо мной склоняется грузная фигура
одного из "пехотинцев" Коржана. "Идти сможешь?" - так спросил он меня тогда.
В те времена он отзывался на кличку Борман, теперь Борис Миронович.
завтра. Да, я изрядно поправился с тех пор, но куда деть эти оттопыренные
уши, нос картошкой и веснушки? И что же тогда мне делать? Снова пускаться в
бега? Куда и как? Со всей семьей? Бросив дом, все нажитое."
повернулся к своему помощнику Денису и сказал:
простудитесь.
кухню Осипу Андреевичу:
номер шашлыки.
дорогой вдоль здания. Там, в заборе, была дыра, через нее я сокращал
расстояние до дома почти вдвое. Уже завернув за угол, я увидел, как в
приоткрытую дверь запасного хода с торца здания пробивается полоска света.
Это меня удивило, обычно ее открывали в преддверии пожарной инспекции, не
чаще. Движимый любопытством, я подошел вплотную, заглянул. По длинному
пустынному и узкому коридору нашего бывшего профилактория уходила в сторону
ресторана официантка с пустым подносом.
еще раз посмотреть на этого бывшего Бормана, ныне Бориса Мироновича. Пятый
номер я знал хорошо, в свое время Тураниди носился с ним как с насиженным
яйцом, просто замучил строителей. Но зато получился номер люкс, просто
конфетка. Три комнаты, бассейн с джакузи, небольшой, но поплескаться втроем
там было можно. Первое время мы как на экскурсию ходили туда всей кухней.
замка, приоткрыл дверь и заглянул в номер. В обширном холле не было никого,
и я, бесшумно ступая по толстому ковру, прокрался к спальне. Двустворчатые
ноги Бормана, кривоватые, с густой черной шерстью. Судя по храпу, он спал.
Меня удивило, что не было девиц, и лишь приоткрыв дверь, я расслышал смех и
дамское
себе в удовольствии на дармовщинку побалдеть в джакузи.
было, я не понимал, но какая-то сила буквально толкала меня вперед. Ковер в
спальне был ничуть не хуже, чем в зале, и моих шагов не слышал никто.
Остановился я лишь у самой кровати, огромной, почти квадратной. Девицы чуть
прикрыли своего благодетеля простынкой, и широченная грудь Бормана, с явными
излишками жира и волосатости, равномерно поднималась и опускалась, словно
качая в колыбели массивный крест с яркими стекляшками бриллиантов. Рот
оставался чуть полуоткрыт, и из него тонкой струйкой сочилась слюна. Над
верхней губой белел давний шрам, чуть уродующий линию рта. С закрытыми
глазами он смотрелся получше, просто спящий человек, с низким лбом и
мясистым, чуть свернутым набок носом.
открыл глаза. Случилось это как-то неожиданно, он не переставал храпеть, не
дергался перед просыпанием. Так я бы еще постарался уйти, но все произошло
очень быстро. Я застыл на месте, а Борис Миронович, чуть восстановив в
глазах некоторую осмысленность, слабо прохрипел: