Чтение 92–й страницы книги ~Кольцо принцессы~

претензия на вечность...

От транспортника Герман завернул на КП, чтоб забрать свою одежду из
кабинки, и только вошел в двери, как услышал приказ по громкоговорящей
связи:

- Майору Шабанову трехминутная готовность! Машина номер шестьдесят один.
Доложить исполнение!

Он решил, что это розыгрыш, возможно, товарища Жукова, торчащего на КП,
откуда уже разошлось все начальство, и потому преспокойно направился к
своей кабинке, однако увидел сквозь стеклянную стену, как техники в
тревожном порядке расчехляют МИГ с указанным бортовым номером. То есть
команда прошла по службам, а это уже не шутки!

Испытывая внутреннее противление и одновременно повинуясь обязанности,
доведенной до инстинкта, он загнал себя в высотный комбинезон, тот самый,
обношенный, прошедший огни и воды, сунул ноги в ботинки - опять шнуровать
некогда! - выхватил из своего узла гермошлем и побежал к машине. Время
потерял много, будто молодой, и техник, стоя на стремянке перед открытым
фонарем, показывал на пальцах количество оставшихся секунд. Шабанов
запрыгнул в кресло, с его помощью запрягся в ремни, кислородную маску,
подсоединил радио и стал включать бортовые системы, ожидая, когда техник
опустит колпак и уберет стремянки, но тот заметил надпись на стекле
гермошлема и, заботливый, поплевал и принялся оттирать ее рукавом. Герман
отпихнул его, дернул фонарь и запросил запуск.

Все-таки он рассчитывал, что Ужнин просто решил встряхнуть его, кинуть с
корабля на бал (или наоборот), чтоб почувствовал армейские будни, чтоб
служба медом не казалась, и дело до запуска не дойдет. Однако услышал
отчетливое:

- Запуск разрешаю. Четвертая дорожка. Старт со второй полосы.

Это был "короткий" вариант взлета, как на перехват цели. После запуска и
быстрого прогрева он вырулил к старту, все еще надеясь, что прозвучит
обычный отбой, однако, едва поставил машину на "зебру", как последовало
добро на взлет. Шабанов плотнее угнездился в кресле, включил форсаж и через
несколько секунд был в воздухе, земля ушла вниз, замедлила бег и на высоте
тысячи метров начала отставать. Он сбросил газ и пошел на разворот: теперь
Ужнин должен был поставить задачу.

Полный круг он сделал в полном молчании земли.

- Слушай, Герман Петрович, - наконец-то позвал Ужнин совершенно не
командирским голосом. - Сегодня двадцать пятое мая, в нашей школе был
последний звонок, всех сюда привели, на аэродроме стоят, войди в зону, так
увидишь... Накануне у них опрос был, анкетирование, и вот какие результаты.
Три процента хотят выучиться на экономистов, еще три - на юристов. Сорок
четыре процента мальчиков желают стать бандитами и сорок один -
милиционерами. Остальные не знают, что делать. Шестьдесят восемь процентов
девочек идут в проститутки, двадцать четыре в фотомодели, семь в модельерши
и один процент затрудняются ответить. И ни один не пожелал стать летчиком.
Я их вижу в окно, Петрович. Они стоят такие же, как мы когда то с тобой.
Они еще совсем дети, но уже не хотят летать... Думаю, потому что еще ни
разу не видели самолета в небе, а тем более, высшего пилотажа. Будь добр,
покрутись над нами, покажи, что можешь?

Шабанов выслушал его молча, спикировал на командный пункт, затем ушел почти
вертикально вверх и там, из боевого разворота сразу же пошел в штопор.

Рассмотреть землю и детей на бетонке мешала надпись, сделанная кровью на
стекле...

Эпилог

Он возвращался из командировки вечером, четвертого июня, и вспомнил об этой
дате, когда пассажирский самолет заходил на посадку на военный аэродром в
Пикулино. Прошел ровно месяц, как он в одиночку поднял в воздух МИГарь,
оборудованный "Принцессой", всего один месяц! За это время в Забайкалье
успели лишь распуститься листья на деревьях, зазеленела и немного поднялась
трава между взлетными полосами и еще даже ничего не цвело, потому что вслед
за теплой весной началось холодное, неустойчивое лето. Из монгольских
степей и высокогорных пустынь ночами дул холодный ветер, напрочь выстуживал
нагретую за день землю, бывало, что вымораживал лужицы, оставшиеся после
коротких, летних дождиков, приносил непривычные запахи чужого пространства,
и единственное благо было от него - выдувал из лесов, из кустарников,
низких мест и болот всех кровососущих тварей, появившихся при теплом
солнце.

На сей раз они летали вдвоем с Ужниным, по другому, долгому маршруту и едва
сдали машины представителю Росвооружения, как были тут же переодеты в
цивильное, погружены в крытый автомобиль, перевезены в гражданский аэропорт
и там, по чужим документам, еще до рассвета засунуты в пассажирский
самолет, летевший транзитным рейсом. Не то что сафари на слонах или
обещанные маркитантом экскурсии по стране и ужины в ресторанах - даже в
солдатской столовой не покормили, краем глаза не дали глянуть на древнюю,
загадочную страну, живого шофера-индуса толком в темноте не рассмотрели. Ни
подарков, ни сувениров - даже спасибо впопыхах никто не сказал.
Единственное, что досталось на память об Индии - одежда, показавшаяся в
темноте богатой и добротной: костюмы, ботинки, плащи и шляпы. Правда,
разглядывать было некогда, в самолете же было сонное царство и лишь
определили, что цвет всей одежды - черный и только рубашки белые.

- Мы с тобой как похоронная команда, - пошутил Ужнин, когда уже сидели в
креслах.

Они уснули, не дождавшись ужина, поскольку оба вымотались, и даже вечный
голод отошел на задний план. Когда же рассвело и они проснулись уже над
территорией родного государства, долго и весело смеялись, привлекая к себе
внимание пассажиров: пиджаки оказались пошитыми на Саратовской фабрике,
ботинки на "Скороходе", а фетровые шляпы сваляны на частном предприятии в
селе Косорылово Рязанской области.

То ли Росвооружение поскупилось, то ли служба безопасности
перестраховывалась и продумывала все до мелочей...

Еще спускаясь по трапу, Шабанов увидел на второй и третьей полосах пару
только что приземлившихся МИГов с тормозными парашютами. Оба заруливали на
стоянку: кажется, в полку появилось топливо и начались учебно-тренировочные
полеты.

Ужнин насторожился, заворчал по-хозяйски:

- Чего это они разлетались тут без нас? Да еще парами... Начальник штаба,
есть у нас полеты в паре по плану?

- Вообще на сегодня никаких нет, - отозвался Герман. - Кроме рулежки...

- Пойдем разберемся! - Командир полка напялил плащ и сунув руки в карманы,
направился к стоянке. - Стоит на сутки оставить хозяйство, как тут же
самовольство и бардак. Делают что хотят! Командиры, мать их!.. Запомни,
Шабанов: никогда не выпускай вожжи. За малейшее ослушание секи, как раньше
холопов секли. В авиации иначе порядка не будет. Они же все пилоты!
Летчики! Им летать надо!

Он совсем не умел носить гражданское, выглядел обряженным пнем - все
болталось, маловатая шляпа прыгала на ходу, полы плаща попадали между ног,
путая и стесняя движения.

Истребители зарулили на стоянку, техники подкатили стремянки, начали съем
тормозных парашютов и вызволение пилотов. На подходящих двух гражданских
обратили внимание и узнали, когда оставалось метров двадцать. Один из
сошедших с борта встрепенулся, снял гермошлем и пошел навстречу, однако
Ужнин признал обоих пилотирующих, натянул шляпу на глаза и потащил Шабанова
в сторону.

- С этими мы завтра разберемся, - обронил на ходу. - Не будем портить
настроения. Тут сам зять Харина летает... Пошли домой, женам костюмы
индийские показывать...

- Мне некому показывать, - отозвался Герман.

- Ничего, перед зеркалом на себя посмотришь, покрасуешься...

Дежурный офицер на КПП доложил обстановку, засуетился насчет машины, однако
Ужнин махнул рукой и в городок пошли пешком. Настроение у него уже было
испорчено, никакого давления, а тем более самовольства, он не любил. План
подготовки к полетам товарища Жукова был рассчитан на два месяца и
утвержден им лично. Кадет должен был еще сидеть в тренажере и не помышлять