Чтение 92–й страницы книги ~Московский бенефис~

которого остальные звали Филей, в радиорубку. Он получил все указания насчет
"нормы", "Нюры", "норда" и их антиподов "стремы", "Светы" и "севера". А мы
уселись вокруг ящика с НЗ, достали карманное домино и стали забивать
"козла". Тот, кто в течение часа, оставшись "козлом", не успевал отыграться,
должен был сменить на дежурстве Филю. Ребята оказались очень компанейскими,
бывалыми, за игрой травили анекдотики, и что особенного приятно, не задавали
вопросов, хотя прекрасно знали, какой я майор и кем довожусь Чудо-юде. Это
было признаком хорошего профессионализма, и я постепенно начал
успокаиваться, уверовав в то, что прилетим мы благополучно, сядем нормально
и довезем все до полигона вполне успешно.

В первый раз проиграл Саша, он же прапорщик Бойчук. Разведя руками, он
отправился в радиорубку, а оттуда вернулся Филя.

- Ну как? - спросил я.

- Все - "норма", - ответил он. Через пятнадцать минут войдем в зону
"Нюры".

Второй час принес неудачу Тарасюку, этот тоже был на редкость
флегматичен, поскольку пошел на смену Саше ничуточки не расстроившись.
Бойчук сразу сказал, что все о'кей, с "Нюры" мы не слезли. Народ от этого
каламбурчика оживился еще больше. Пошли веселенькие воспоминания о разных
Нюрах и Светах. Мне даже почудилось, что народ немного поддал.

То ли партнеры заговорили мне зубы, то ли я расслабился, но только третий
час полета явно складывался не в мою пользу. Все сходилось на том, что
дежурить в рубку отправлюсь я. Однако в тот момент, когда последняя партия
явно сводилась к невыгодной для меня "рыбе", вошел бортинженер и сказал:

- Товарищ майор, командир вас просит зайти в пилотскую кабину.

- Попроси, пусть порулить даст! - хихикнул вслед Пилипенко и показал на
своей каске те рога, которые вырастут у меня, когда я стану "козлом".

То, что авиатор при этом не улыбнулся, навело меня на мысль, что дело,
видать, не смешное.

- В чем дело? - спросил я.

- Ерунда, в общем-то, - сказал первый пилот достаточно спокойно. -
Гляньте вот сюда!

За стеклом было отчетливо видно крыло с двумя двигателями. Один вертел
винтом вовсю, а второй - медленно и... в противоположном направлении. Кроме
того, за этим двигателем тянулась коптящая ленточка дыма.

- Сгорел? - я задал вопрос, хотя и так догадывался, что произошло.

- Так точно, - кивнул майор. - Опасности пока особой нет. Мы его
вырубили, идем на трех двигателях, но надолго ли хватит остальных - не знаю.
На двух сможем лететь, на одном только планировать, а безо всех - только
падать.

Вот этой "в общем-то, ерунды" Чудо-юдо не предусмотрел в своих
инструкторских лекциях.

- Сколько лет ваш самолет летает? - поинтересовался я.

- Много... - помрачнел пилот.

О том, что имеет обыкновение подкрадываться незаметно, пояснять не стану
- грамотные и так догадаются.

Я, как всегда, решил подумать, случайно ли то, что произошло. В принципе,
могло быть и так. "Ан-12" - машина давнишняя, менять двигатели по нынешним
временам дело дорогое. Как всегда, надеются на авось и способность советских
самолетов летать в нелетающем состоянии. Не говоря уже о наших летчиках,
считающих делом принципа летать на том, что в принципе летать не может. Но у
Чудо-юда хорошие связи, старые друзья - неужели они его так подставили? Ни
за что не поверю, чтоб он взял старый самолет только из экономии. Не в его
стиле экономить, если дело очень важное.

- По курсу есть площадка, - сказал майор, - Аэропорт Нижнелыжье,
гражданский. Можем сесть там. Доложите своему руководству?

- Да, придется, - кивнул я.

Ребята связались с тем парнем, который контролировал курс "Нюра". Тот
прошуршал мне в наушники:

- Работайте по варианту промежуточной посадки. Докладываю Главному.

Он отключился, а я спросил у командира:

- Далеко до Нижнелыжья?

- По прямой - полтораста. Если будем садиться - пора выходить на круг...

Связались с Нижнелыжьем. Там оказались вежливые хозяева, которые
посоветовали прикинуть длину полосы - у них до сих пор ничего покрупнее
"Ан-26" не садилось.

Пока пилоты и штурман разбирались, сядут они или не сядут, я соображал,
что будет, если мы все-таки сядем. Если не сядем - то все и так будет
ясненько. Потому что ящик с номером 888 вряд ли останется безучастным к
удару о землю, взрыву баков и другим маленьким неприятностям. Короче, нас
все проблемы больше не коснутся.

А вот в случае удачной посадки проблем возникало много. В частности, у
меня вдруг мелькнула мысль, что наша посадочка в Нижнелыжье, то есть
аэропорточке райцентра, со всех сторон окруженного таежными дебрями, могла
быть заранее запланирована каким-то нехорошим человеком.

- Ребята, - спросил я летчиков, - а другого аэропорта рядом нет?

Майор только хмыкнул.

- Корешок, - вздохнул он, - это ж не Москва. Шереметьево закрыто - иду на
Домодедово, Домодедово не принимает - иду на Чкаловский, Чкаловский закрыт -
иду на хрен... Ближайший после Нижнелыжья - наш штатный конечный пункт.
Минимум час двадцать в воздухе. А у меня уже второй мотор на грани отказа.

Это объяснение еще больше убедило меня в том, что тот гражданин, господин
или товарищ, который спланировал это дело - лихо переиграл Чудо-юдо.

Ведь как все просто и дешево! Не надо ни мудрить с подменой экипажа, ни
устраивать рисковый налет на военную базу. А надо просто найти замученного
бесквартирьем и задерганного службой авиатехника, который к сорока годам
дополз до старшего лейтенанта и дальше ни ну, ни тпру. И пообещать ему за
услугу квартирку, пару тысяч баксов на обзаведение, может быть - хорошее
местечко в какой-нибудь крутой фирме. Конечно, можно и альтернативу
предложить: не сделаешь, что просим, - найдешь голову сына под подушкой.
Много ли теперь таких, что упрутся, захотят блюсти честь мундира? Ведь
всего-то нужно под кожух двигателя небольшую игрушку подложить. Чтобы она
сработала именно там, где нужно, и единственным выходом осталось садиться в
этом Нижнелыжье. Полоса там наверняка короткая, дай Бог, чтоб хватило на
посадочный пробег. Так или иначе, но это будет далеко от самого здания
аэропорта и близко от леса. Конечно, никакого ограждения и серьезной охраны
у этого деревенского "Внукова" нет. В самом райцентре общая численность
милиции - человек двадцать, да еще столько же участковых по селам. Дороги -
только для гусеничных машин, до железной дороги полтыщи километров по реке.
А у тех ребят, которым нужны живыми, правда, неизвестно зачем, я и
Таня-Кармела, вполне возможно, есть вертолет...

- Вот что, товарищи милиционеры, - строго сказал пилот. - Посадочка у нас
будет еще та, поэтому идите-ка в свой салон и постарайтесь как следует
закрепиться, привязаться, пристегнуться, потому что не гарантирую, что мы на
полосе козлить не будем и вообще на уши не встанем. И груз проверьте, пока
еще время есть. Если какой-нибудь ящичек килограмм под сто вас долбанет -
мало не покажется.

- Пошли! - окликнул я Тарасюка. Тот уже хотел двинуться ко мне, но в это
время услышал что-то в наушниках и крикнул:

- Майор, Главный на проводе!

- Что там у вас? - спросил Чудо-юдо.

- "Света" у нас, как понял?

- Не глухой, слышу нормально. Ты знаешь или догадываешься?

- Бдю, - ответил я.

- Хорошо, - прогудел Чудо-юдо, - если встретишься со "Светой", то
поговори с ней часок, если сумеешь. Понял?

- Уловил... А дальше?

- Через часок Нюра подъедет. Все.

Мне это все понять было нетрудно, но вот радист, который, может быть, в
нормальной обстановке и догадался бы, что мы употребляем кодовые слова, от
волнения не врубился и пробурчал:

- Все бы о бабах трепаться... Сесть еще надо! Мы с Тарасюком вернулись к
ребятам, которые по-прежнему забивали "козла".

- Кончай игрушки! - сказал я. - Самолет на вынужденную идет.

- Обрадовал, командир... - это вырвалось у Пилипенко, но лица
повытягивались у всех.

- "Прошу всех пристегнуть ремни и не курить", - вздохнул Гриценко,
цитируя штатный прикол стюардесс.

- Не курить-то можно, - старательно затирая подметкой брошенный бычок,
заметил Бойчук. - Было б еще к чему пристегнуться...

- Это еще полбеды, - сказал я. - Нас на земле могут дожидаться... Лучшие,
так сказать, друзья.

- Командир, - спросил Тарасюк, - может, попросить летунов, чтоб они
аппарель открыли? Ящик номер 18 на месте. Пять парашютов нам хватит.
По-моему, в тайге летом не холодно. А высота у них еще за тыщу, как раз
хватит для спокойного планирования...

- Если б у нас еще грузовой парашют был, - помечтал Пилипенко.

- Вот именно, - сказал я. - А то нас выбросит за двадцать верст от этого
Нижнелыжья, мы их по тайге за сутки не одолеем. Пока дойдем - наш груз в
Москву прилетит. Знаете, что будет?

- Да, тогда гробануться спокойнее... - кивнул Бойчук.

В салон всунулся бортинженер.

- Вы что, мать вашу, ни в одном глазу?! Мы уже вот-вот на глиссаду начнем
заходить. Крепитесь, блин, чем хотите! Думаете, в касках и брониках, так вам
спины не поломает? Шеи посворачиваете, если что.

- Ломайте 18-й! - приказал я. - Надеваем парашюты!

- Да вы что! - завопил бортинженер. - Угробитесь! Тут бурелом километров
на двадцать тянется! Сучья - как штыки...

- Не будем мы прыгать, - успокоил я его. - Попробуем спины прикрыть и
пристегнемся лямками к скамейкам, вроде кресел получится...