для разведки. Приличная скорость, отличный обзор.
деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные и совсем не
замаскированные танки, бронетранспортеры, орудия. По дорогам непрерывно
метались мотоциклисты - во всех направлениях. Пылили легковые машины,
скорее всего - штабные. Полякам в этих местах ездить не на чем. Где-то в
глубине огромного пространства, у самой Атлантики, зарождалось грозное
движение, прокатывалось по всей Европе и притормаживало здесь, у нашей
границы, упираясь в нее, как в плотину. И все это, волнующееся, подспудно
бурлящее, булькающее и хлюпающее, как грязевой вулкан, поднимается все
выше и выше, вот-вот перехлестнет через край.
излагаясь на все это, с отвратительной четкостью возникло ощущение,
несмотря на яркое солнце и бьющий в лицо ветер, что он не здесь, не в
кабине истребителя, а в мрачной, провонявшей парашей и карболкой камере, и
все окружающее ему только грезится, как после особо пристрастных допросов
мерещилось небо Испании.
то влипая в чашку сиденья, то повисая на ремнях, снова горкой набрал
высоту, и немного отпустило, пусть и не до конца...
спал. Доложив обстановку Маркову, он уехал в свой штаб и полдня работал
над последним предвоенным приказом, без всякой дипломатии ставя задачи
полкам и дивизиям.
красным карандашом черновик, пишет на полях поправки и дополнения, Рычагов
впервые - раньше недосуг было - попытался понять: а что же такое командарм
Марков?
задачи, а он их исполнял, но всегда это были задачи общего, оперативного
характера, выражающие конкретные потребности войск, без учета специфики и
возможностей авиации как самостоятельного рода войск: бомбардировать,
прикрыть, уничтожить. А как, чем, почему - несущественно.
и только сделав усилие, он проникал в глубину и целесообразность мысли
командующего.
аэродромам противника, имея следующее построение: группа разведки объектов
действия, эшелон обеспечения, эшелон бомбардировки, группа контроля,
группа прикрытия отхода от цели. Эшелон обеспечения состоит из группы
наведения и целеуказания, группы подавления ПВО, группа прикрытия отхода
задерживается над целью и не допускает взлета уцелевших самолетов
противника. Всем командирам полков и эскадрилий в обязательном порядке
иметь графики подхода по времени и высоте, такие же отхода, схемы
маневрирования над целью"... Рычагов служил в авиации десять лет, но о
таком и не думал. Нормальным считалось, когда самолеты грамотно выходили
на цель и вываливали бомбовой груз, а там как бог на душу положит... Он
попытался представить в натуре то, о чем писал Марков. Удивительно красиво
и рационально. Общие потери удастся свести к небывало низким цифрам. Но
он-то, Рычагов, понял это только сейчас, а смог бы он сам, без чужой
помощи, это придумать? И честно ответил: повоевал бы с год да выжил - смог
бы.
человек, наблюдающий игру шахматного гения на тридцати досках вслепую.
в полном объеме. Не тот уровень подготовки летчиков, не та слетанность.
Тем не менее пробовать надо. Не выйдет сразу - выйдет по частям, но потери
все равно будут меньше. И последние сутки Рычагов потратил на то, чтобы
хоть в первом приближении осуществить идеи командующего.
Подвешены бомбы и "РС", заряжены пушки и пулеметы, готовы к работе
заправщики и машины-пускачи, экипажи сидят под крыльями. Всем пилотам
выдан американский тонизирующий шоколад, полковые врачи имеют запасы
фенамина и схемы его использования для поддержания сил летчиков.
значит, наши ВВС, на день 22 июня несколько превосходящие силы люфтваффе
количественно, но уступающие им качественно, за счет невозможного для
немцев боевого напряжения получат как бы тройное превосходство. Если же
обратиться к идее стратегической внезапности, на которую и делают ставку
гитлеровцы, то введя новый критерий - "стратегическая внезапность
обороны", - наша авиация имеет великолепный шанс за первые сутки если и не
завоевать господство в воздухе, то добиться такого паритета, который, с
учетом морального перевеса, создаст возможность превосходства в ближайшие
дни.
именно на этом - абсолютном господстве в воздухе! Наши войска, лишенные
прикрытия сверху, видимые, как на ящике с песком, не знающие положения не
только противника, но и своих соседей, геройски умирали, избиваемые с
фронта, флангов, тыла и сверху! Пытались вырываться из клещей и мешков,
тоже не зная - куда, в какую сторону. Не имели огневой поддержки,
снабжения и связи - тоже поэтому. Из-за висящих над головой "юнкерсов",
"хейнкелей", "мессершмиттов" и "фокке-вульфов". Кадровые дивизии
растрепывались начисто на марше, не имея даже шансов дойти до
соприкосновения с врагом - и все из-за этого трижды проклятого вражеского
господства в воздухе. А как же иначе, если к полудню первого дня войны мы
потеряли тысячу двести боевых самолетов?
двадцатого века все зависло в неустойчивом равновесии. И ближайшие
двадцать четыре часа должны определить - куда качнется чаща весов. К
бесконечно тяжелым четырем годам Отечественной войны? Победоносной, но до
конца ничего не решившей, в самой своей победе несущей семена грядущих
сорока лет бесконечных конфронтаций, многих маленьких локальных войн и
одной большой холодной. Или?
Ломжи доложил, что слышит нарастающий гул многих авиационных моторов, а
вот сейчас над ним плотным строем проходят девятки бомбардировщиков. Не
меньше сотни, "юнкерсы"...
в ожидании такого сообщения он и сидел сейчас на своей КП, Рычагов
почувствовал нечто вроде невесомости. Даже слегка зазвенело в голове.
Сдернув трубку соседнего телефона, он отдал короткий кодированный приказ
командиру сорок первой истребительной авиадивизии генералу Черных, за ним
- командирам сорок третьей Захарову и сорок пятой - Ганичеву. По этой
команде пошли на взлет все, семьсот истребителей округа - "И-153", "И-16",
"МИГи", "ЯКи" и "ЛАГГи". Из Белостока, Гродно, Кобрина - сразу же, из
Минска, Барановичей, Слуцка и Пинска - через десять минут. Строго по
графику. И тут же начали раскручивать моторы пятьсот пятьдесят
бомбардировщиков "ДБ-Зф", "СБ" и "ПЕ-2". Три сотни тяжелых "ТБ-3" пока
ждали своего часа.
зарозовело, а на западе еще темно-синяя мгла, когда просыпаются первые
птицы и начинают что-то такое высвистывать и чирикать, а припоздавшие
петухи торопятся докричать свое, когда густая роса насквозь пробивает
модные брезентовые сапоги и, пересиливая запахи бензина, масла и
нитролака, в кабины залетает ветер, пахнущий полевыми цветами и печным
дымком из ближних сел и хуторов.
Нарове или Припяти...
прижалась к земле под тугими струями воздуха седая от росы трава.
Началось!
не сразу заметны плывущие внизу, километром ниже, ровные, как нарисованные
на целлулоиде планшетов, девятки "Ю-88" и "Хе-111". А потом, как на
загадочной картинке, где, когда присмотришься, ничего, кроме основного
рисунка, уже не увидишь, все поле зрения заполнили идущие, как на параде,
бомбардировщики. Взблескивают в восходящем солнце фонари кабин, туманятся
круги винтов, за плитами бронестекла-флинтгласса сидят молодые, бравые,
прославленные в кинохрониках "Ди Дойче вохеншау" терся сокрушительных
ударов по Лондону, Нарвику, Варшаве, Афинам, Роттердаму, двадцати пяти- и
тридцатилетние обер-лейтенанты, гауптманы и майоры, кавалеры бронзовых,
железных и рыцарских крестов всех классов и категорий, готовые к новым
победам и очередным наградам.
зачем оно? Не курносых же "ишаков" бояться, что спят сейчас внизу и
которым не суждено больше взлететь. Восемьсот должно их сгореть прямо на
стоянках немногих действующих, давно разведанных, вдоль и поперек заснятых
аэродромов. Еще четыреста будут сбиты в воздухе пятикратно превосходящим
противником.
увидеть пикирующие на них "И-шестнадцатые" и "Чайки", - удивление.
Искреннее и даже возмущенное. Так ведь не договаривались!