отмыкать сундуки с золотом, драгоценною рухлядью, сосудами, серебром.
Покачиваясь от выпитого вина, сам встал на кривоватые ноги, запуская
ладони, черпал горстями скатный жемчуг, пересыпал лалы и яхонты, любуясь
их светоносным разноцветьем.
соболя, бобры, куницы! Все тут! - Глубоко заглядывая в глаза фрязину,
отмечая жадный блеск при виде сокровищ, удоволенно кивал головой.
взглядом. - Дай корабль! Дай людей! Я поплыву в вашу Галату и там стану
набирать новое войско! Я попрошу брата моего Муррада дать мне ратную силу!
Заплачу ему вот этими дукатами и серебром урусутов! У меня еще много
серебра, гляди! Не думай, Беска, что Мамай беден! Мамай богат! Он -
хороший друг, верный друг! И станет еще богаче, когда вернется!
посматривая на своих спутников. - Верит! Глупец! Варвар! Жестокий в час
успеха и угодливый в поражении! - Джанноне все более успокаивался и уже
остраненно, чуть свысока, взглядывал на глупого татарина. Думал, усмехаясь
про себя: - Будет тебе корабль! Тот самый, на котором Харон перевозит души
усопших!>
повеселел. Он только что отослал сына с дружиною удальцов и грамотами в
Литву, к великому князю Ягайле... Он вновь, уже в одиночестве, сыто
обозрел сундуки с добром, парчою и шелком, бархатом и тафтой, соболями и
куницами, серебром и золотом, древними сосудами, серым и розовым жемчугом,
рубинами, ясписами и смарагдами... Оо! Он еще соберет новое войско! Он
приведет сюда закованных в латы рыцарей! Он созовет приднестровских татар,
приведет литвинов и турок, он будет вновь на коне! Пусть только кафинские
фряги помогут ему выбраться отсюда морем, а там - там он и им покажет...
Он всем покажет, сколь тяжела еще и теперь его рука!
хлеб-соль и вино! И все было хорошо, и все будет славно, и Тохтамыш долго
не усидит! Завтра фряги покажут корабль, на котором он поплывет в Галату!
Хороший корабль, крепкий корабль! На нем он увезет сокровища и все начнет
сызнова!
ей на руку дорогой индийский браслет с камнем <глаз тигра>. И был весел
наутро, и весело приказывал увязывать и торочить к седлам коней сундуки и
баулы с добром.
вооруженными фряжскими гребцами, он не понял, не уразумел ничего. На
корабль ему так и не дали взойти. Вернее, дали только подняться на борт, и
тотчас отрубленную голову Мамая в кожаном мешке сбросили обратно в лодью,
а безголовое тело тяжело плюхнулось в воду, и ему вослед попадали,
отягощенные камнями, тела его ближайших приверженцев и нукеров. С
проигравшим роковую игру власти варваром, который возомнил себя равным
государям европейских стран, церемониться не стоило. Так единогласно
решили на совете кафинского консула в присутствии епископа католической
восточной церкви. Посольство, отправленное к Тохтамышу, загодя знало об
этом.
добычи были тотчас отосланы Тохтамышу с нижайшею просьбою о возвращении
захваченных Мамаем двенадцати генуэзских селений, о чем уже двадцатого
ноября был подписан и скреплен печатями обеих сторон договор.
поддержавшие его и толкнувшие на это сражение генуэзцы, несмотря на
страшные потери (четыре тысячи генуэзских ратников, почти вся воинская
сила Кафы и Солдайи, легла на Куликовом поле!), вновь оказались в
известном выигрыше, укрепив свою власть над Судаком и расширив территорию
вокруг Кафы, хоть и пришлось им на время расстаться с замыслами одоления
далекой православной Руссии. Тем паче, что вскоре после сражения на Дону
достигла Кафы горестная для нее весть о сдаче в плен всего генуэзского
войска у Кьоджи.
потомка своего еще раз! Но это уже иная повесть, иных исторических времен.
Вельяминова, ощутил что-то похожее на тайное удовлетворение (нет, не
радость, конечно, не радость!). Почему погиб свояк? Не ждал ли, не спасал
ли его, Дмитрия, прослышав, что великий князь выехал, направляясь в чело
войска, и потому только и не отступил на бою, и дал себя убить, когда он,
князь, потерявши силы и духом ослабев, брел бранным полем к стану Боброка,
намерясь уже, уцелеет ежели, бежать на Москву? Думать сие было
непереносно. И непереносно было после подобных дум зреть шурина,
победителя, коего ныне чествовало все войско... Зреть, сознавая, что - да,
опять Боброк! Боброк, а не он одолел Орду и сокрушил, на ниче обратив,
надменного Мамая!
отмывали, кормили, почти как малое дитя... От первого дня запомнилась лишь
(и долго долила) незнакомо-ненавычная, вдруг навалившаяся на него тяжесть
своего большого и грузного тела. Посаженный на ременчатый походный столец,
хотел встать и почти свалился опять на задрожавших, подогнувшихся ногах.
кисловато-прохладное питие. На миг становилось легче. Крепко заснул он
только к утру. Проснулся поздно, на полном свету уже. Поддерживаемый под
руки, вышел из шатра. Долго глядел туда, через Дон, на ту, страшную и
поднесь, сторону, где мурашами копошился люд: разъезжали комонные, пешцы
подбирали трупы. Рядами уложенные на попонах на том берегу, лежали,
стонали, бредили, раскачиваясь или немо сжавшись, ждали переправы раненые.
Уже переправленных перевязывали по-годному, укладывали на телеги. Скрипя
плохо смазанными осями, возы со страшною ношей своей, колыхаясь,
выбирались на кручи и катили, катили безостановочною долгою чередой мимо
княжеского шатра, туда, в московскую сторону.
стороне, все в делах и в разгоне, и Дмитрий вновь почуял острый укол
самолюбия: не надобен он! Все без него сами ся деют... Хотя, что он мог бы
сейчас велеть, что приказать? Дмитрий и сам не знал.
дружины княжеской грубо дернул того за ворот зипуна, и холоп подавился
словом.
Опущенные глаза дружинников досказали остальное... Выходит, и Бренка он
оставил на смерть! И тот, прощаясь с ним, с князем, знал уже, что видятся
они во останешний раз! Холодом вороненого харалужного лезвия полоснуло по
сердцу одиночество. С Мишей ушли потешные игры, лихая гульба, озорные
набеги на загородные терема боярские, с Мишей ушло далекое удалое
отрочество, все еще не угасшее, не пережитое, пока Бренко был жив... И он
снова взглянул, потерянно и ослепленно, на раненых в заскорузлом от крови
тряпье, что колыхались на тряских телегах, постанывая сквозь зубы, когда
становило невмоготу. И так им колыхаться и трястись, в жару, в дурном
запахе гниющих ран, еще неделю, и кто из них живым доберется до дому, до
бани, до жены и детей, до бабки-травницы, что очистит застарелые язвы,
нажует целебного зелья, наложит на изгнившую плоть и, пришептывая древний
заговор, перемотает по-годному покалеченную руку, ногу ли, голову?.. С
раной в животе мало кто и доберется домой! И дальше, оторвав взор от
вереницы телег, упрямо лезущих друг за другом сюда, на угор, прямь княжого
шатра (и отогнать посторонь нельзя, сором!), поверх возов глянул в
заречье, куда бы теперь, в сей миг, и побоялся скакать столь незаботно и
легко, как еще сутки назад, хотя там уже, кроме полоненных, перевязанных
вервием да забитых в колодки, и нет уже ратного ворога ни одного!
землю рогом, то застывая, то под охлест бича кидаясь в короткие бешеные
пробежки. Вдали конные ратники сбивали в табун, собирая по полю, татарских
коней...
вплелся далекий давешний аромат вянущих трав, речной воды и горький запах
костров, на которых сейчас варят мясное хлебово для усталых воинов. И
снова дрожью пережитого ужаса, мурашами, поползшими по всему телу,
припомнился Дмитрию бой, и бранный пот, и задышливая ярость, и труд, и
отчаяние, когда он решил, что все кончено и они разбиты, а Боброк,
оказывается, ждал, не вводя в дело своих свежих полков, ждал, давая
полностью истребить передовой полк московский... Ему было горько, как
никогда, он опять чуял себя злым, изобиженным мальчиком, тем самым, коего
снисходительно презирал когда-то Иван Вельяминов. И невесть, что бы еще
подумалось великому князю московскому, кабы не подскакали разом, целою
кучей, Акинфичи во главе с маститым Романом Каменским: братья Свибла -
Иван Хромой и Александр Остей, Иван Бутурля, Андрей Слизень, Михайло,
Федька Корова - с Романовичами: Гришей Курицей, Иваном Черным и Юрием. И
тут же подоспел Григорий Пушка-Морхинин, двоюродник Романа Иваныча
Каменского, и тоже с детьми - Никитой, Василием, Федором Товарком...
Бояре, послужильцы, молодшие - едва ли не полк целый выставили ныне в поле
размножившиеся потомки Акинфа Великого! Окружили, шумно и горячо принялись
поздравлять с одолением на враги. Не дали воли горю великого князя! О
Панов Вадим
Лондон Джек
Пехов Алексей
Суворов Виктор
Орлов Алекс
Зыков Виталий