молоком, вынесут бадью воды для коня, всюду зазовет к себе ласковая
хозяйка и его, князя, и того странника в порыжелой свите, с клюкой, и
проезжего гонца. И всюду накормят и не уронят достоинства своего перед
гостем, кто он ни буди... Чем заслужил? Чем заслужить, имея такой народ?
рады всегда, гость дорогой!> - услыхал, что и в прежний раз.
было передать слуге. Но не хотелось, чтобы через чужие руки. Так и вез до
Москвы, так и берег и уже поздним вечером, со смущенною улыбкою, передал
Маше.
вытирая слезы.
Алексием!
токмо Русь. Само православие сейчас может погинуть, ежели мы, земля
владимирская, не найдем в себе силы защитить заветы Христа! Так говорит
Алексий.
она.
верить ему нерушимо!
история горечи и любви!
париках роскошных екатерининских времен или в мундирах <серебряного века>
- дней Александровых - стали казаться некими дикими чудовищами канувшие в
Лету степные кочевники, а само их государство на Волге, Золотая Орда, -
жестоким порождением <варварского> Востока.
кабинетах, плохо и выговаривалось на культурном французском наречии.
Собственные крестьяне и те казались варварами, так что уж и говорить о
степняках! Даже и в церковь православную ходить почиталось зазорным, иные
тайком принимали католичество, а вездесущие иезуиты, с благословения
графов российских, начали все смелее проникать в гостиные столичных
городов. И как там шла реальная, не выдуманная нашими <западниками>, не
кабинетная история? Да полно, вспоминал ли когда просвещенный
екатерининский вельможа Юсупов о своих татарских предках? Тем паче что
были и кровь, и слезы, и разорения городов - все было... А об итогах, о
следствиях веков протекших, о самом бытии нации думалось ли в те поры?
минувших (ибо жестокость, отличная от нынешней, кажет сугубою жестокостию
единственно по непривычности к ней современного человека). Века протекли,
и возникла великая страна из той малой, окраинной части обширной Киевской
державы, коея еще в двенадцатом столетии звалась <украиной>, то есть краем
земли или Залесьем, где еще только строились города и едва утверждалось в
борьбе с мерянским язычеством греческое православие. Здесь остались храмы
и книги, былинный эпос и писаная история, здесь сохранились святыни,
перенесенные из поверженного Киева, и сочинения древних книгочиев...
Именно здесь, где верховная власть почти три века принадлежала Золотой
Орде!
Киевской - с правобережьем Днепра, густо заселенными и благоденственными
Галичем и Волынью? С Черной Русью и Турово-Пинским княжеством? Что
произошло с территорией, где были восемь епархий, города и храмы, святыни
и книги, узорочье многоценное, науки, ремесла, развитая великая
литературная традиция, одни осколки которой и те ослепляют поднесь своей
гордою совершенною красотой? Часть эта - сердце и центр Киевского великого
государства - попала с конца четырнадцатого столетия под власть сперва
Литвы, а затем Польши и с нею - под власть католического Запада. Уже в
пятнадцатом столетии русские дружины начали понемногу возвращать этот край
в лоно государства Российского. И что сохранилось, что осталось тут за
полтора-два века католического господства от великой киевской старины? Ни
храма, ни книги, ни единой летописи, ни даже памяти народной, изустной
памяти в великом прошлом своем! Словно огонь выжег все и дотла. И стала
колыбель страны уже теперь сама зваться украиной, окраиной, краем земли...
державы, ни кабинетов гордых вельмож, ни даже пудреных париков, и не
состоялась бы страна великая, обратясь в окраинное захолустье Европы,
ежели бы католический Запад простер руку свою и далее, на всю землю,
восточных славян. Не подняться бы нам из праха порабощения уже никогда, и
не больше бы осталось памяти о нас, чем о славянах поморских, в жестокой
борьбе полностью уничтоженных немецкими рыцарями.
<западников>, но чего никак не должно забывать нам поднесь.
связывало нечто большее простого политического расчета. Восемь поездок в
Орду дали Симеону и Москве невероятно много. Можно сказать, что дело
Калиты не погибло и Москва состоялась как столица Руси именно потому, что
Джанибек, вопреки даже интересам государства-завоевателя, вопреки принципу
<разделяй в властвуй>, постоянно помогал московскому князю укреплять свою
власть и тем готовить грядущее освобождение Руси Великой.
глубоко интимных, личных, редко имеющих ощутимый вес в политических
расчетах государств и государей. Не забудем, что против всякого личного
мнения, личной привязанности одного человека, слишком противоречащей ходу
истории, подымаются такие противоборствующие силы, противустать которым
бессилен самый упрямый правитель. Тем паче ежели речь идет о действиях и
поступках, продолженных в грядущие века, переданных по цепочке поколений и
странным образом не угасших и там, в этой череде отдаленных веков.
Вельможи и беки Джанибека, как и бояре князя Семена, не позволили бы ни
тому ни другому слишком любить векового врага, ежели бы личная
привязанность двух людей в этом случае не опиралась на подоснову давних
исторических связей, о которых, с высоты и отдаления протекших столетий,
не должен забывать ни историк, ни романист, ни даже политический деятель.
которой принадлежали знаменитые скифы, создавшие в начале первого
тысячелетия до новой эры в причерноморских степях великую кочевническую
державу. В русской культуре столько явных следов скифского влияния (даже
имена солнечных и огненных божеств Хорса и Сварога пришли оттуда), что
мысль о давних связях праславян со скифами напрашивается сама собой.
(Скифы были светловолосы и голубоглазы, видом очень схожи с русичами). Про
те далекие века трудно сказать что-либо определенное.
новой эры. Именно тут, в I - II веках, начала создаваться, возникать новая
славянская нация, позднейшая Киевская или Днепровская Русь. Эти новые
славяне ощутимо умели ладить со степняками. Росомоны (народ русов) спорили
с гетами Германариха, но когда явились гунны, славяне стали их союзниками,
геты - врагами.
славян) постоянно вступают в межэтнические браки с сарматами -
кочевниками, сменившими скифов в причерноморских степях.
одоления и поражения, и платежи даней <по беле от дыма> - все было в
киевские времена! Но и дружили, и соседили, осаживали на своих границах
многочисленные племена торков, черных клобуков, берендеев, и те, с
течением времени, становились русью. Шла торговля, меняли соль и скот на
хлеб, ткани и железо, и уже причерноморская степь начинала говорить на
русском языке - так было удобнее в купеческом торговом обиходе.
тот же, веками налаженный оборот торговли, союзов и брачных отношений.
Русские князья охотно брали в жены дочерей степных ханов - <красных девок
половецких>, а половцы принимали крещение и ходили в походы уже в союзе с
русичами. (Да и на Калку русские вышли защищать половцев от татар, не
забудем того!). Так и шло, с явным перевесом в русскую сторону, пока не
явились монголы.
державы был пышен и красив. Неслыханная роскошь знати, рост городов и
ремесел, тонкость культуры, потрясающее ювелирное дело, литература,
способная производить шедевры, подобные <Слову о полку Игореве>... Но уже
в могиле был последний сильный киевский князь Владимир Мономах; уже не
было ни сил, ни желания сговориться, объединить страну; уже шло то,
страшное, называемое на ученом языке обскурацией, когда свои стали чужие,
а чужие - свои. Ростовщичество съедало целые города, бояре требовали новых
и новых даней, ставили угодных им слабых князей, а те постоянно ссорились
друг с другом. И в мелких спорах, в грызне, в бурлении страстей, где уже
веяло новым, уже проклевывались ростки будущих новых наций, - хотя пока и
невидно, и незаметно для спесивой верхушки великой страны, - во всем этом
пестром и разноликом кишении не узрели, не поняли, не постигли грозной
опасности, внезапно нависшей над Русью. Нации стареют, как и люди. Приди
монголы раньше или позже на полтора-два столетия - и страна устояла бы на
Свержин Владимир
Майер Стефани
Куликов Роман
Лондон Джек
Маккэфри Энн