слышали стука калитки. Шаги Ратибора, обутого в мягкие калиги, вряд ли
почуял бы и слепой. Анея ткала спиной к двери и что-то рассказывала снохе.
Потянувшись к веретену, Млава подняла голову. Увидев мужа, она замерла с
ниткой в руке. Ратибор видел, как краска залила молодое лицо. Млава едва
слышно сказала Анее: "Мама..." Старуха оглянулась, Ратибор поклонился
обеим женщинам, доставая пол рукой. Анея ответила кивком, Млава, не сходя
с места, нагнулась над станом.
ее взгляд мог видеть то, чего не замечали другие: сын еще больше возмужал
и еще больше казался чужим. Ничего не выдало мысли Анеи. Ее сухое лицо,
обрамленное платком, крашенным мареной, оставалось неподвижным. Такой же
платок, подвязанный под подбородком, скрывал туго заплетенные косы Млавы.
Лицо молодой женщины сделалось почти так же красно, как платок.
предкам и огню-покровителю. Старуха сказала сыну, как гостю:
место, за ремешок, приколоченный сбоку рамы.
избу, где он был только гостем.
Ратибор нарубил их в прошлой - нет, он вспомнил - в запрошлой зиме. Пора
снять и унести в слободу, древесина доспела для поделок стрел и
ратовищ-древков. Только глаза человека, знающего, что висит под кровлей,
могли рассмотреть закопченные брусья.
разнодлинные, и прямые и гнутые, гладкие и с головками. Набивались по мере
надобности не только отцом Ратибора, а, надо думать, и дедом. На них
вешались шубы, шапки, рубахи. Нацеплялись иззубренные серпы, распялки со
свежими шкурками для сушки или оружие. Женщины подвешивали мотки пряжи,
решета и сита, горшки. Иные гвозди были украшены причудливыми головками, в
которых вольное художество забавлялось изображением птиц, небывалых
животных, людей.
длинным носом, загнутым, как клюв ястреба, нашел барана, медведя, похожего
на человека. Твердое дерево, послужившее для забавы, от времени стало
гладким, как кость. На верхних гвоздях еще сохранились увядшие пучки
березовых веточек - память о празднике первого листка женского дерева.
Ратибор и не подумал, что он не удосужился в тот день прийти из слободы в
материнский дом.
кафтан из мягкой козьей кожи и остался в длинной рубахе с воротом,
расшитым в елку красной нитью. Млава молча продолжала сновать челноком.
заправленной тканью. С ранних лет каждая девочка училась прясть нитку из
шерстяных, льняных и конопляных шматков.
настоящей пряхой. Обучению ткать мешал малый рост, для девочек делали
лавки, с которых они тянулись с ниткой поперек стана.
росли незаметно, и каждый месяц сам собою давал и три и шесть сажен будто
без труда, по одной лишь привычке.
самый сильный мужчина не мог разорвать ткань. Этот суровый холст, который
безразлично звался и новиной и кросном, шел на женские платья, на мужские
рубахи, на подвертки под сапоги. Из еще более крепкой пеньковой нитки
делали пестрядь-полосушку - рябая разномастная тканина употреблялась на
штаны, мужские кафтаны, мешки. Из отборно тонкой льняной нитки выделывали
полотна, которые белили на солнце и при луне. Полотно было женской тканью,
мужчины его не носили - единственно брачная мужская рубаха шилась из такой
ткани.
кафтаны. Из пуха козы делались легкие суконца для женщин. Ромеи на
Торжке-острове охотно брали все изделия росского ткачества. Россичи же не
привыкли сбывать много тканины. Обычно мастерили лишь для себя, без спешки
и понуждения. Добротные ткани были на диво прочны в носке. Одежда из
ровнины и пестряди носилась годами и годами. Иной кафтан из шерстяного
утка на пеньковой основе служил хозяину с его младости до седых волос, как
и женщине козий длиннорукавный шушун. Только в дурные годы, когда худо
родился хлеб, старшие родовичи приказывали готовить тканье для мены. Тогда
все зимние дни, уже не по охоте, а из нужды, женщины гнулись над станами,
прихватывая и ночь со слабым мерцаньем масляных плошек.
с волнением. Тем временем Анея поставила на стол закрытый котел с варевом,
которое оставалось до вечера горячим на очажных углях, умело засыпанных
пеплом. Мать принесла сыр, серый и плотный, острый запах которого Ратибор
жадно учуял издали. Рядом с копченым мясом Анея положила низкий хлебец,
цветом и формой похожий на слитки железа, привозимые ромеями.
женщины хранили немного муки лишь для его посещений. Мать рассчитала,
когда свои вернутся с торга. Только вчера был испечен хлеб для сына.
черноватыми сотами прошлогоднего сбора, принесла горшок кислого молока.
Скрывая голод, Ратибор пошел напиться. У входа на круглой скамейке стояла
кадушка; ковшик с резной птичьей ручкой плавал в темном квасе.
Потревоженные, со дна побежали пузырьки.
не стараясь найти слова, смутно чувствовал себя чужим. Жена не подошла к
нему, ему же было все равно.
слободе. Он знал лишь полное особого значения одиночество засад.
Молчаливые дни в дальних дозорах не открывали ему сокровенного в его
собственной душе. Он жил, он чувствовал, даже не зная, что в нем самом
таится нечто, не определимое словом. Он не знал, что в нем нуждаются, что
матери бывает тяжело не только от работы. С обычным в молодости
неумышленным пренебрежением к старшим Ратибор освобождал себя от долга.
Своим браком он заплатил выкуп за себя и матери и роду. Он не понимал,
что, уйдя, он все же оставался.
чему-то научит, а молодость не верит в смерть. С молодого дерева легко
опадают чешуйки старой коры. Переспевшее дерево со скупостью старика
замедляет смену коры и, умерев, стоит, как живое. Вдруг кора начинает
падать пластами, не под напором новой, а изъеденная червем, и открывает
безнадежное опустошение.
для прихоти себялюбца. Естествен был быт порубежных племен. Женщины, как
слабейшие отнюдь не духом, а телом, оставались сзади, для них вечным
уделом был каждодневный, никогда не скончаемый труд. Каждый делал свое.
Индульфа. Железо будто само вошло в плотный окорок с желтыми прожильями
сала. Неслышными шагами босых ног к столу приблизилась Млава. Она
протянула руку, чтобы взять странную вещь.
дополняя общую изогнутость клинка. Нож напомнил женщинам рог. Выбирая
будущих поилиц из первотелых, хозяйки не берут коров с такими рогами,
особенный изгиб предупреждает о злобности нрава скотины.
листов, приподнятых в месте сварки. Под рукоятью на темном железе
виднелись знаки, начертанные пересечениями прямых линий. Они не были
похожи на буквы, которыми пользовались россичи.
клинком. Сеть мелких трещинок на кости подсказывала мысль о древности
оружия, но клинок в старой рукоятке сохранил свежесть, его редко пускали в
дело.
это оружие для людей со слабыми руками должно было само разить тело, и нож
имел что-то общее с хазарской саблей, которая наносила длинные, но
неглубокие раны. Подарок Индульфа в темноватой русской избе глядел
пришельцем из мира иных людей и иных вещей.
пруссы. Звать его Индульфом, Индульф! - Ратибор разбил на слоги трудное
слово. - По-нашему он - Лютобор.
знать только со слов неохочих на речи мужчин. Ратибор не сумел рассказать.
раздвоилась. Кулак твердо лежал под скулой, и вместе с тем ладонь была
раскрыта на чем-то мягко податливом.
тяжелел. Пришло ощущение пушистого прикосновения беличьих шкурок одеяла,
тепла волчьего меха, на котором лежало скованное сном тело. Во внутреннем
зрении души жил вольный полет. Ратибор видел невиданное: разлившийся