тысяч фунтов золота, Каллигон понимал, что и в обнищавшей империи всегда
найдутся деньги на роскошь. Кляча в позолоченной сбруе.
клясться в любви потому, что уцелевшие от конфискации виллы Велизария были
свободны от налогов. И еще Каллигон сумел припрятать нечто в годы, когда
счастье служило великому полководцу.
наизусть, но все же сверялся с подлинником, как раб-переписчик под ферулой
господина. У Каллигона нет господина, он боится нечаянно изменить
что-либо.
страницами витала душа друга. Приближаясь к ним, Каллигон готовился к
встрече, к ощущению присутствия Прокопия, всегда одинаковому и
явственному, как движение воздуха.
из страха перед Юстинианом и во искупление страниц в "Войнах", которыми
был недоволен базилевс. Шепнули - нужен панегирик, чтобы спасти жизнь.
много страха. Прокопий торопился. Над страницами горьких разоблачений
металась испуганная душа. Много раз Прокопий бросал работу, спеша скрыть
написанное. Трижды, поддаваясь приступу ужаса, друг сжигал книгу, которую
он позволял себе писать только рядом с очагом.
забывалось главное, случайно вытесненное второстепенным. Мнения темного
охлоса были переданы без оговорки, будто бы Прокопий мог сам верить, что
Юстиниан бродил по Палатию без головы и был воплощением дьявола. И многое
другое такое же. Не выполнены обещания, данные в книге, рассказать о делах
церкви. Изложение нестройно, книга не закончена. И все же - это правда.
Правда должна жить.
дополнение к книге Правды, объяснить недосказанное, исправить спорное.
друга, напоминать, советовать. После смерти Прокопия евнух постиг
печальное бесплодие своего ума. Да, мысли роились. А на папирус падали
крохи слов, подобно трухе дерева, источенного червем. У Каллигона не было
чудного дара Прокопия. Пришлось примириться с этим, как со всем остальным,
чего евнуха лишила Судьба.
нас некий закон избирать только хорошие черты для выражения истинного
сходства с образцом. Страсти или государственная необходимость врезают в
дела людей ошибки, пятна. В них следует видеть скорее отступление от
добродетели, чем следствие пороков. Вместо того чтобы глубоко
запечатлевать в истории дурное, нужно действовать с умеренностью к
человеческой природе, которая не производит совершенных красот и
характеров, могущих служить безупречными образцами добродетелей".
будет верить, когда вам, историкам, прошлое послужит для сочинения
образцов никогда не существовавших добродетелей? Значит, превыше всех
стоят сочинители житий христианских святых, однообразных сказок?
и Плутарху и Каллигону.
истории. Каллигон будет переписывать. Да останется Слово обличающее, Слово
разящее.
рассуждавший о догмах веры, делах империи и делах церкви. Он держался за
власть молодыми руками. Каллигон считал по пальцам способы Юстиниана:
уничтожать умных и сильных, лишать войско силы и сознания своей доблести,
погасить чувства чести у сановников, у полководцев, у всех подданных, всех
перессорить, стравить. И что-то еще...
важное ускользает. Прокопий тоже не знал. Каким должен быть настоящий
правитель, какой должна быть настоящая империя людей, а не подданных?
Вероятно, главное в этом знании. Им не обладал никто.
напомнили о часе обеда.
на вкус. На самом деле изменялись приправы, а основа неизменно состояла из
мелко изрубленного разваренного мяса и овощей. У Велизария почти не
осталось зубов, Каллигон был не многим богаче.
соком, и старик хмелел.
ухаживали за Велизарием. Он был беззащитен как ягненок. У стариков была
общая спальня. За дверью укладывались несколько слуг. Для ухода за грузным
и рослым стариком нужна сила.
Ему редко приходилось наказывать: чтеца мысли остерегаются обманывать.
Каллигон мог не бояться ни наемных, ни рабов.
Коллоподий, поставщик тюрем и плахи, неутомимая ищейка базилевса, не
засовывал сюда свои длинные щупальца. Здесь нет ничего и никого; Велизарий
умер заживо.
Издали и снизу доносился слабый шум, правильная смена шипенья и шороха.
Море начало беспокоиться.
рукой, похожей на куриную лапу, евнух нашел под своей старушечьей грудью
болезненное место. Что там? Смертельная болезнь базилиссы Феодоры началась
болями в боку. Каллигон хотел жить.
дожил чуть не до ста лет. Его племянник кажется еще свежим в восемьдесят
два года.
он пошел по рукам работорговцев, юношей попал в дом Велизария. Все евнухи
похожи один на другого, кроме родившихся на Кавказе, как Нарзес. Племя -
тлен, родина - выдумка, до которой никому нет дела в империи. Напрасно,
напрасно Прокопий тщился быть римлянином старой крови. Из-за этого в его
книгах появлялись суждения, бывшие ниже его разума. И - противоречия...
Римляне, неримляне! Мертвецы держат живых за ноги. Мертвых нужно бояться,
не варваров. Старый Аттила был праведником по сравнению с Юстинианом,
Феодорих готский - ангелом. Сам Прокопий считал Тотилу благороднейшим из
правителей, а Тейю - великим героем, превзошедшим Леонида-спартанца.
лицом базилевса Юстиниана. Лампада и икона были драгоценными подарками
базилиссы Феодоры своей любимой наперснице. Умерла базилисса, и честь
сделалась ненужной. Сейчас старая Антонина тешится оргиями в палате,
украшенной постыдными картинами и статуэтками, которые привозят с Востока
и делают в Александрии. Ночь без сна - клубок змей...
Каллигону. Индульф ушел из империи. Славяне живут в народовластии, без
базилевсов. Что будет с ними? Империя заражает варваров, как старая
куртизанка неопытных юношей.
Понт. Море не ошибается. Близится буря, буря, буря...
рассказывал, что даже вороны улетели из Италии?
наместник Италии Нарзес утверждал, что на завоеванном полуострове осталась
едва пятая часть подданных от населения, исчисленного при Феодорихе.
Победа...
людей. Книга об этом была сожжена Прокопием в одном из припадков страха.
Ныне всеми битые, всеми гонимые лангобарды, едва не истребленные гепидами