подавать другому.
еще раз - спичка сломалась, задрав истертую наклейку и уткнувшись в
задир. В коробке, кажется, ничего больше не осталось. Нет, одна еще
была: завалилась в щелочку между дном и стенкою. Вильгельмова
выковырнула ее длинным эмалированным ногтем, и по решительному
выражению лица и тела Елены Арсений понял: загубит и эту. Сказал по
возможности мягко: дайте-ка все же мне.
вытащить из ее губ и сам объект прикуривания, ощутив через мгновенье
вкус помады. После всего произошедшего провалиться было просто
невозможно, и Арсений, внимательно осмотрев боковые поверхности
коробка, скоординировавшись с ветром и расслабив мышцы по системе
Станиславского, как учили в Студии, запалил спичку. Пахнуло вкусным
дымком. Арсений протянул сигарету Лене, но та достала уже новую, а
Арсениеву брезгливо взяла, чтобы только разжечь свою, и чуть не
выбросила сразу же, но опомнилась и вернула: благодарю. Это я вас
благодарю, не сдержался Арсений. За валютное лакомство со своего
плеча.
кооперативе LЛебедьv, в квартире чернобородого гинеколога. Гинеколог
повел их всех показать маленький свой огородик, устроенный в двойной
лоджии, и вечерняя свежесть загрубила, увеличила под болотной
кофточкою соски Лены, так что они просто не могли не обратить на себя
внимания, не возбудить. Профессорши не было. Из женщин, кроме Лены, -
Наташка и две немолодые дамы, обе в очках.
памятуя прошлую встречу у Профессора, сумел удержаться, не открывал
рта, а сам исподтишка все поглядывал на Ленине лицо, на Ленину грудь и
фантазировал, как, едва развернется собственно группен-секс,
непременно овладеет именно Леною, это несмотря на то, что и гинеколог
(ему-то вроде зачем? при его-то профессии!), и Наташкин Сукин, и даже
Профессор - все явно положили на Лену глаз, - овладеет ею, не
подпустит никого, и, парадоксально, - в этой парадоксальности
главная-то и соль! - с группен-секса и начнется Арсения с Леною долгая
и чистая любовь.
вперекрест липкими взглядами и так на действие и не отважившись,
поднялись уходить, Арсений и сам не знал, радоваться или огорчаться,
но, во всяком случае, определил для себя, что Лену пойдет провожать
он. Осуществить задачу оказалось не так просто, ибо, судя по всему, то
же, что и Арсений, определили для себя и остальные мужчины их
небольшой компании, а решительнее остальных - Профессор. Арсений
предоставил ему бороться за Лену, а когда Профессор победил,
пристроился к парочке третьим и в самый подходящий момент дуриком эдак
ляпнул, что правду ли, мол, говорила Наташка, будто в группен-сексе
каждый должен кончать непременно на своей и что будто, мол, он,
Профессор, из нравственных соображений никогда не изменяет супруге?
Сама самоуверенность, Профессор несколько смешался, а тут и Лена
пришла на помощь: не смею вас, дескать, задерживать долее, коль вас
ожидает законная половина! - и Арсений с Леною остались вдвоем.
предощущая в ближайшем будущем и вообще пиршество чувственности, повел
по проспекту. Я не знаю, на что надеетесь вы, прочла Арсениевы мысли
Лена. Я ведь замужем. Зачем же приходили сюда? Из любопытства. А вы?
Пока Арсений думал, что бы ответить на безусловно издевательский
вопрос, Лена принялась рассказывать про мужа, горбуна, который лет
десять уже нигде не служит, но изображает чрезвычайно подробную,
растянутую ось времени, на которую, с одной стороны, наносит, так
сказать, политические события всемирной истории, с другой - моменты
появления заметных произведений мысли и искусства, а также отрезки,
когда властвовали те или иные художественные и философские
направления; все это, разумеется, требует глубочайшей образованности и
огромного труда и завершится нескоро, но уже сейчас можно заметить ряд
поразительных парадоксальнейших совпадений, которые стоит считать чуть
ли не за открытия. На что же вы живете? Арсений изначально раздражился
на мужа Лены за то хотя бы одно, что тот - муж, а столь увлеченный
рассказ о нем Лены довел Арсениево раздражение до предела. У него
небольшая пенсия по инвалидности, а я зарабатываю не очень плохо. Кто
же вы, такая богатая? Театральная художница. Из какого театра? Так. По
провинции. На договорах. Другими словами, муж у вас на содержании?
Лена грустно качнула головою: ничего-то вы не понимаете. Он гений, и
быть подле него, помогать ему чем возможно - это и счастье, и, не
исключено, - единственное оправдание безалаберного моего
существования.
пытаться ухватить Лену за грудь нелепо и бессмысленно, а пытаться
осмеять всемирную историю искусств, нанесенную на ось времени, - едва
ли и не опасно. Арсений смирился с поражением и только, чтобы при
плохой игре сохранить хорошую мину, спросил телефончик, записав его на
случайном клочке и даже не перенеся потом в книжку.
подумал... Об этом подонке? Похотливый калека! Маразматик! Альфонс! Но
история искусств... Ах, что он понимает в искусстве! Искусство
возможно только в Боге, искусство должно быть добрым и смиренным. Все
эти доморощенные гении! Я не отрицаю: во многих из них действительно
присутствует талант, но они циничны и, стало быть, бесплодны. Вы
верующая? Меня окрестили два месяца назад. Отец Алексей, знаете? Из
ивановской церкви. Хотя откуда вам знать! Вы ведь тоже, наверное,
атеист?! Видите ли, Лена, я стараюсь жить, беря в конечном итоге за
точку отсчета Дух, однако любая церковь, на мой взгляд, - учреждение
идеологическое: со своими чиновниками, со своею программою, с
ощущением единственно собственной правоты и знания Истины в последней
инстанции, а потому и с непременной нетерпимостью, с ненавистью к
инакомыслящим, к мыслящим вообще... Атеист! горько пожалела Арсения
Лена и тут же посуровела. Следует верить, а не рассуждать, не
мудрствовать лукаво. Мудрствование - грех, а спасемся мы только верою.
От чего спасемся? Лена снова гневно сверкнула глазами: ни одно
достойное дело не свершается без молитвы! Я позавчера вернулась из
провинции: мы выпускали с молоденьким мальчиком, с дипломником ГИТИСа,
спектакль - суровость сменилась на заволакивающую очи нежность, -
мальчик, безусловно, талантлив, а спектакль не склеивался никак, хоть
плачь. Бедняжка, по-моему, даже и плакал. И вот я лежу как-то ночью у
себя в номере, и мне словно бы голос, чтобы я мальчику помогла, чтобы
открыла Истину. Я встала, халатик накинула и постучалась к нему...
(LШестикрылый Серафимv, с улыбкой подумал Арсений. Пародия на
LШестикрылого Серафимаv!) Захожу и говорю: давай, говорю, молиться.
Без молитвы, говорю, не свершается ни одно достойное дело. Мы стали
рядышком на колени и молились до самого утра...
Когда времени стало слишком много, решился-таки вклиниться в ее
монолог, простите, Лена. Одиннадцать минут третьего. Мы опоздаем на
перекличку.
Lволгаv и зеленая Lпобедаv собрались в островок, вокруг которого
колыхалась черная масса, похожая в полутьме и издалека на нечто хотя и
органическое, но значительно менее, чем сообщество людей, сложное:
червей, муравьев, тараканов... Коротышка, приблизя тетрадочку к самой
переноске, темброво не окрашенным, белым - и от этого тихим голосом
выкрикивал номера. Длинный, в черной куртке с погончиками, стоял сзади
и громко дублировал. Из толпы отзывались фамилиями те, до кого очередь
доходила, и тогда коротышка ставил в списке крест. Когда на номер не
откликались, длинный, торопливо повторив цифру, бросал в толпу,
вычеркиваем! Коротышка соответственно проводил долгую линию в
тетрадке. Сейчас шел номер двести восемьдесят третий... четвертый...
пятый...
Вильгельмовой толпа, тесно прижала их друг к другу. Тут только Арсений
осознал, что значит номер тысяча триста четырнадцать, как долго ждать
до него, как мало шансов получить автомобиль. Открытку на автомобиль.
Арсений бы, пожалуй, будь предмет не столь вожделенен: мебель
какая-нибудь, даже машинка пишущая, - плюнул бы и поехал домой спать,
плюнул бы, несмотря и на Лену, с которой, кажется, что-то намечалось.
Голова, впрочем, уже не болела, но все представлялось как во сне:
реальность расползалась, расплывалась, текла вокруг, целиком в свой
поток не принимая. Арсений, подумав о себе, вспомнил из детства, с
урока физики, иголку, смазанную маслом и оттого плавающую в стакане с
водой: вода продавливалась, но не сильно: держала иглу. Так реальность
сейчас продавливалась под Арсением, держала его на поверхности, на
границе с нереальностью.
сказала Лена. Если б мы подошли позже-мы б номеров не услышали.
Чувствуете, как далеко периметр толпы... Периметр! Вы, я вижу, крупный
геометр! К тому времени отметившиеся разойдутся. Человек сто всего и
Русанов Владислав
Маккэфри Энн
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Соломатина Татьяна
Каменистый Артем