краем скатерти и разразился таким сквернословием, что
окончательно поставил крест на доброй славе речных капитанов,
якобы знающих меру в словах. Речь его не была обращена к
сотрапезникам и вообще ни к кому не была обращена, просто он
пытался унять ярость. Смысл отборной трехэтажной брани сводился
к тому, что он не знал, как расхлебывать кашу, которую заварил
желтый чумной флаг.
окрест себя - на чистый горизонт, декабрьское небо без единого
облачка и вечно судоходные воды за бортом, - проговорил:
Ла-Дорады.
благодатью Святого Духа, и поглядела на капитана: он был их
судьбой. Но капитан не видел ее, он был во власти могучей,
исходящей от Флорентино Арисы воли. - Вы это всерьез? - спросил
он. - Всегда, с самого рождения, - ответил Флорентино Ариса, -
я не сказал ничего, что бы не было всерьез.
первые просверки зимней изморози. Потом перевел взгляд на
Флорентино Арису, такого непобедимо-твердого, такого
бесстрашного в любви, и испугался запоздалой догадки, что,
должно быть, жизнь еще больше, чем смерть, не знает границ.
туда-сюда? - спросил он.
семь месяцев и одиннадцать дней.