руками. На лице самого видного из носильщиков, принца-консорта, странным
образом сочетались осознание важности момента, гордость и страх. Говорят,
ему довольно долго пришлось ждать в дверях, где он непрерывно сетовал
по-немецки на смрад.
тысячу лет.
ВДОВСТВУЮЩАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ЛЕДИ
Они все пустят прахом.
только эти идиоты внимали голосу разума. Но ведь я не смогу говорить так,
как это делал ты, да они и вообще не слушают женщин. Вот ты - ты был для них
великим оратором, напыщенный, размалеванный шарлатан, без единой мысли в
голове - ни логики, ничего, кроме растленного позерства, и все же они
слушали тебя. Боже, как они тебя слушали! Ты восхвалял в своих дурацких
стихах дьявола, Каина и разврат, и все, какие только бывают, идиотства и
грехи, а этим придуркам все было мало, мало. Они выламывали двери книжных
лавок, а бабы бросались к твоим ногам, поштучно и целыми толпами. Я никогда
этого не делала. Но женился ты на мне.
моральный инстинкт во мне отвращался твоими шуточками и поддразниванием,
мерзкими двусмысленностями и намеками, но я видела в тебе большое будущее, а
потому заглушила свои сомнения. Как быстро воскресил их ты, став моим мужем.
содомии еще до того, как я узнала природу этого греха, еще до того, как я
узнала тайные названия неназываемого. Pederastia, manu-stupration, fellatio
- ты настолько погряз в извращениях, что не щадил даже супружеского ложа. Ты
развратил меня точно так же, как развратил эту дуру, свою сестрицу.
как прокаженного. В Грецию, в Турцию, к этим твоим катамитам.
уязвленная, что ты не понимал и понимать не хотел, насколько глубоки мои
убеждения. Я нашла себе прибежище в математике и молчала, сохраняя личину
преданной супруги, потому что ты был мне нужен, я замыслила великое
предприятие, осуществить которое могла только руками своего мужа. Я прозрела
верный путь к наибольшему благу для наибольшего числа людей <Я прозрела
верный путь к наибольшему благу для наибольшего числа людей... - не совсем
точная цитата из шотландско-ирландского философа и моралиста Фрэнсиса
Хатчесона (1694-1746), одна из максим которого гласит: ?Наилучшим действием
является то, которое приносит наибольшее счастье наибольшему числу людей?>,
к благу столь великому, что рядом с ним мои личные желания не имеют ровно
никакого значения.
всякой житейской суеты Чарльз, полная твоя противоположность во всем, полный
великих замыслов, сверкавший чистейшим светом математической науки,
абсолютно неспособный к интригам и махинациям, неспособный к общению с
дураками. Он был одарен не меньше Ньютона - но не умел убеждать.
спиной, а заодно и надо мной - за то, что я показала тебе истину,
недоступную твоему пониманию. Я настаивала, просила тебя подумать о чести, б
служении, о собственной твоей славе, о будущем, ожидающем плод чрева моего,
Аду, нашего странного ребенка. (Бедная Ада, как плохо она выглядит, слишком
уж много в ней твоего.)
изобразила на лице улыбку и спустилась в ад. Какой мукой были для меня эти
мерзкие ласки, это скотство, но я позволила тебе делать все, что ты хочешь,
и простила тебя; я ласкала тебя и целовала, делая вид, что счастлива. И ты
разревелся, как маленький, ты прямо лучился благодарностью и говорил о
неумирающей любви и единении душ, пока не устал от этой болтовни. Тогда ты
захотел сделать мне больно и начал рассказывать ужасные, немыслимые вещи,
чтобы вызвать у меня отвращение, чтобы я в ужасе бежала, но я не боялась
больше ничего, эта ночь меня закалила. И я прощала тебя, и прощала, и
прощала, а потом тебе не в чем было уже признаваться, ты вывернул свою душу
наизнанку, вытряхнул на меня всю ее грязь и тебе нечего было больше сказать.
все-таки побаивался, и это пошло тебе на пользу. А я после этой ночи
перестала мучиться, я научилась играть в твои ?маленькие игры?, играть и
выигрывать. Вот какой ценой сумела я обуздать в тебе зверя.
полной, беззаветной веры, и все же иногда в трудные моменты, в моменты вроде
этого, мне кажется, что я чувствую на себе взгляд бессонного, всевидящего
ока, чувствую страшный гнет его всеведения и всепонимания, - если есть он,
этот Судия, то ты и не пытайся, милорд супруг, водить его за нос. Не
похваляйся величественностью своих грехов, не требуй тяжким трудом
заслуженного проклятия, ибо как же мало знал ты все эти годы. Ты, величайший
министр величайшей в истории человечества империи, ты робел, ты был слаб, ты
шарахался от ответственности.
свое спасение, сожгла их в черный пепел на алтаре твоего тщеславия. Ибо
сколько бы ты ни болтал о корсарах и Бонапарте, в самом тебе не было
стержня, не было стали. Ты плакал от одной только мысли, что нужно вздернуть
этих ничтожных луддитов, не решался надеть кандалы на злокозненного и
сумасшедшего Шелли - пока я тебя не заставила. И когда из наших учреждений
стали приходить отчеты с намеками, просьбами, а затем и требованиями
предоставить им право уничтожать врагов Англии, это я их читала, это я
взвешивала человеческие жизни, я подписывалась твоим именем, ты же тем
временем пил и жрал и обменивался шуточками с этими людишками, которых
называл друзьями.
будто я - ничто, будто я ничего не совершила, и все это из-за того, что ты
умер. Ты их кимвал звучащий <Кимвал звучащий - 1-е Коринф. 13:1>, их
размалеванный идол. Кошмарные, из грязи произрастающие корни истории так и
останутся во тьме, истина исчезнет бесследно. Истину зароют в землю, вместе
с твоим раззолоченным саркофагом.
дурой. Но разве не было каждое наше преступление возмещено сторицей,
возмещено благом для общества?
даруй мне милость свою. Я не искала удовольствия во всем том, что
приходилось мне делать. Клянусь тебе, я не искала удовольствия.
МАСТЕР ЭМЕРИТУС ВСПОМИНАЕТ ВЕЛЛИНГТОНА
бряцание и визг ?проходческой торпеды? Брюнеля. Тридцать шесть штопором
свитых клыков из лучшей бирмингемской стали с неустанной энергией вгрызаются
в зловонный пласт древней лондонской глины.
солидный кусок мясного, пропитанного застывшим соусом пирога.
клепаных чугунных тюбингов, похожих на ребра кита. - Не то чтобы нас вроде
как познакомили, но это точно был он, левиафанный Мэллори, - что я, не видел
его снимков в газетах? И он был совсем близко, ну вот вроде как ты от меня
сейчас. ?Лорд Джеффериз? - говорит он мне, а сам весь удивленный и злой. -
Знаю я Джеффериза! Долбаный ублюдок, тюрьма по нему плачет!?
золотой зуб и золотая серьга.
зад сразу, как только смрад кончился, и не посмотрели, какой он там ученый.
Уж это все он и сделал, левиафанный Мэллори, тут уж и к бабке не ходить. Вот
уж кто точно аристократ от природы, так это он, Мэллори.
глаза блестят. - Мощная штука!
слоновьи зубы. - Мастер Пирсон, сидящий на втором ярусе лесов, закрывает
судок, покачивает тяжелым резиновым сапогом и чуть ерзает на
водонепроницаемой циновке, вытаскивая из кармана шахтерской робы небольшую
бутылку. - Французская шипучка, Дэви. Ты же первый раз внизу, нужно
отметить.
будет.
прожилками нос. - Подожди, пока поднимешься на поверхность. Вот тогда оно
вспенится прямо у тебя в кишках. Запердишь, как жеребец.
железного колокола.
заталкивает ее в карман, допивает шампанское, вытирает тыльной стороной
ладони рот.
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Панов Вадим
Орловский Гай Юлий
Перумов Ник
Перумов Ник