Чтение 93–й страницы книги ~Спираль времени~

Часовых было трое, он, Джелаль, - четвертый. Сила на их стороне.

Джелаль приказал неизвестным людям приблизиться.

Передний всадник походил на дервиша, настолько запылена была его
одежда. Но Джелаль легко узнал в нем улема, по форме чалмы и
торчавшему за ухом камышовому каляму. Двое других, следовавших позади,
видимо были нукерами.

Улем был стар, с сухим и морщинистым лицом. Под густым слоем пыли
угадывалась богатая одежда. Но на лице и руках никакой пыли не было.
Не было ее и на лошади, которая выглядела недавно вычищенной. На обоих
нукерах пыль, правда, была, но в значительно меньшем количестве, чем
на их начальнике.

Все это Джелаль заметил одним взглядом.

И ему стало ясно, что перед ним посол большого начальника, а
может быть даже и хана. Только в этом случае посланный счел бы себя
обязанным предстать перед тем, к кому он был послан, покрытым пылью,
чтобы показать, как торопился. Этого требовало уважение к пославшему.

Улем вынул из складок своей одежды тускло блеснувшую золотом
небольшую пластинку и показал ее Джелалю.

Знак, вырезанный на ней, сказал все. Пайцза была от самого
великого кагана!

Джелаль мастерски покачнулся в седле. Остроконечный треух упал с
его головы при низком поклоне. Он поспешно вынул из колчана стрелу и
сломал ее в знак покорности.

- Здесь ли благородный Субудай-нойон? - спросил улем.

- Он здесь, о великий посол!

- Хан ханов, повелитель мира, великий Чингис желает видеть слугу
своего Субудая.

Это означало, что нойона хочет видеть сам посол от имени
повелителя.

- Если ты будешь добр, - сказал Джелаль, - и последуешь за иной,
я отведу тебя к нойону, о великий посол!

С этими словами Джелаль спешился и передал повод одному из
часовых. Нельзя провожать посла самого кагана верхом на лошади. Это
непочтительно.

Повинуясь знаку начальника караула, другой часовой со всех ног
бросился к шатру Субудая.

Улем притворился, что ничего не заметил. По обычаю, он сам явился
чуть свет, - посол великого не спит, выполняя поручение. Но и Субудай
никак не должен спать, когда в его шатер войдет посол.

Оттягивая время, улем задал несколько ничего не значащих
вопросов. Джелаль отвечал пространно, как и полагалось. Дважды он
ловко вставил в ответы свое имя. Может быть, улем запомнит. А это
всегда полезно. Посол великого кагана несомненно принадлежит к его
приближенным.

- Веди меня к Субудаю, - сказал наконец улем.

Джелаль не поднял с земли свой треух. Пусть посол видит, как
поражен и взволнован выпавшей ему честью молодой воин.

Опытный улем рассчитал время точно. В шатре Субудая он застал не
только самого нойона, сидевшего, полностью одетым, на шелковых
подушках, но и всех старших военачальников отряда. Это выглядело так,
словно в столь раннее утро происходит военный совет.

Субудай был умудрен длительным пребыванием при дворе хана ханов и
знал, что повелитель обязательно поинтересуется, где и за каким делом
застал нойона его посол. Чингис не терпел бездеятельности.

- Кто хочет видеть меня? - недовольным тоном спросил нойон.

Вопрос был задан достаточно громко, чтобы посол, находившийся еще
за пологом шатра, мог услышать эти слова и убедиться, что начальник
отряда не спит вовсе не потому, что прибыл этот посол.

- Тебя хочет видеть благородный улем, у которого есть пайцза,
данная ему ханом ханов, повелителем мира, - ответил Джелаль.

Субудай ударил кулаком по своему мечу, чтобы звук был громче.

- Как посмел ты, собака, оставить за пологом моего шатра посла
великого повелителя мира! - закричал он. - Введи его! - прибавил он
тихо и совсем спокойно.

Джелаль откинул полог и низко склонился перед вошедшим улемом.

Притворный гнев Субудая нисколько не испугал Джелаля. Он хорошо
знал, что это только вежливость по отношению к послу. Нойон доволен
его расторопностью, - начальник караула предупредил вовремя, не дал
послу застать Субудая врасплох.

Но остаться в шатре Джелаль все-таки не осмелился.

Субудай встал и поклонился. Потом он снова сел и хлопнул в
ладоши.

Двое слуг внесли блюдо с кебабом, серебряный кувшин и отделанные
бирюзой тухтаки.

Хозяин показывал гостю свое богатство, но трапеза была скудной,
как и подобало в походе. Полководец проводит время в ратных трудах,
ему некогда думать о пище. Он мало спит и ест что придется.

Хитрый нойон был уверен, что повелитель заинтересуется и этой
подробностью. Характер хана ханов был известен Субудаю до тонкостей.

Они знали друг друга давно и когда-то были даже друзьями.

Много воды утекло с тех пор в реках, много друзей ушло в могилу.
В сущности, один только Субудай и остался у повелителя из тех, кто
верно и преданно служил ему в тяжелые годы. В этом была его сила.

Тот, кого звали Темучином, нуждался тогда в преданности, и никто
не был преданнее Субудай-нойона. Вместе боролись они с князьями, всеми
силами противившимися объединению монгольских племен. А когда пришла
победа, когда восторжествовали ум, воля и упорство, и на курултае
представителей родоплеменной знати Темучия был провозглашен
Чингисханом - повелителем всей Монголии, Субудай-нойон не был забыт и
занял подобающее ему место при дворе хана ханов.

Много воды утекло с тех пор, но ни разу не постигла Субудая
немилость повелителя. Темучин, а ныне Чингисхан, был крут и
беспощаден, сложили свои головы многие из бывших друзей, но Субудай
неизменно оставался любимцем великого кагана. В войне с уйгурами
упрочилась его слава искусного полководца и усилилось влияние при
дворе.

А потом была война с Китаем, в Средней Азии, Иране и Афганистане.
В Хорезме Субудай-нойон был уже самым большим военачальником.

Нынешнее его положение - начальника сравнительно небольшого
разведывательного отряда - кое-кому могло показаться немилостью, но
те, кто посвящен был в замыслы повелителя, знали, что это назначение
почетно.

Воинственный Чингис стремился к завоеваниям, Русь давно
привлекала его внимание. И опытный полководец придавал большое
значение разведке. Задуманный поход надо было хорошо подготовить.

Стар стал Субудай-нойон, давно растерял энергию и пыл воина.
Больше всего интересовали его теперь личный покой и удобства. Надо
было ему отказаться от назначения, но попробуй откажись! Состарившийся
Чингис стал еще круче характером, чем прежде. Ничего хорошего не
подучилось бы от такого отказа.

Не знал Субудай-нойон, что его повелителю вообще не суждено
совершить поход на Русь, что эту задачу возьмет на себя и выполнит
внук повелителя - Бату, которого ребенком видел Субудай неоднократно,
не подозревая, что перед ним будущий полководец, чья слава затмит
впоследствии славу его деда.

Знай об этом Субудай-нойон, он не тревожился бы так, как
тревожился сейчас, увидя посла великого кагана и не зная, что принесет
ему это появление - гнев или милость.

Не знал будущего Субудай, но знал настоящее. А оно говорило, что
для гнева больше оснований, чем для милости. Год прошел, а не сделано
ровно ничего. Никаких разведывательных данных не мог он сообщить
повелителю, если улем послан за новостями. Сам ничего не знал!

Но внешне Субудай-нойон ничем не показал тревоги. Он сидел на
шелковой подушке, как восточный божок, скрестив ноги и сложив руки на
груди, неподвижный и важный. Золотом отблескивала одежда, длинная
борода пламенела хенной, сверкали драгоценные камни, - чем не хан!

Он ни о чем не спрашивал. Посол великого - желанный гость, а
гостя надо сперва накормить, а потом уже приступать к разговору.

Сперва достархан, потом дело!

Улем ел с жадностью. Он не был голоден, но хотел доказать, что
голоден, что торопился и о еде не думал.

Когда гость брался за кубок, хозяин делал то же, хотя не любил и
никогда не пил кумыса. Но гость исповедует ислам, ему нельзя пить
вина.

Молчание ничем не нарушалось.

Наконец гость насытился и поблагодарил хозяина. Можно было
спрашивать.

- Благородный улем, - сказал нойон, - назови мне свое имя, чтобы
я мог сохранить его в своем сердце.

- Имя мое Тохучар-Рашид.

Субудай слегка повел бровью. Это имя он слышал. Улем был из тех
мудрецов покоренных стран, которые сумели приблизиться к великому
кагану и заслужить его милость. Чингисхан питал слабость к мудрецам.

- Как оставил ты повелителя мира? Здоров ли он?

- Великий каган здоров.

- Сыновья и внуки его, здоровы ли они?

- Все здоровы. Милостью аллаха все хорошо.

- Здоров ли ты сам? Не утомил ли тебя далекий путь?

- Тело мое забыло, что значит усталость. - Улем закрыл глаза и
стал мерно раскачиваться. Голос его приобрел елейность, стал ноющим. -