края этой ямы были подходящим местом для размышлений о пустоте. Он попытался
погрузиться в эти размышления и сейчас - лицо его было закрыто шелковой
повязкой, чтобы уберечь его рот и ноздри от жалящих порывов ветра, его
длинная шуба была застегнута на все пуговицы, а руки в перчатках были
засунуты в карманы, - но покой, который они обычно приносили вместе с собой,
не появлялся. Хорошо было размышлять о пустоте, когда на расстоянии одного
шага находился безграничный, щедрый мир. Теперь все было иначе. Теперь
пустота ямы напоминала ему о той пустоте, которую он всегда ощущал рядом с
собой. Он боялся ее, но еще больше он боялся того, что она заполнится. Это
было что-то вроде зловещего места у плеча человека, который лишился своего
брата-близнеца во время родов. Как бы высоко ни возвел он стены своей
крепости, как бы прочно ни замуровал он свою душу, существует тот, другой,
который всегда мог проникнуть сквозь все преграды. При мысли о нем сердце
Автарха всегда начинало биться быстрее. Этот другой знал его так же хорошо,
как он сам знал себя: все его слабости, желания и мечты. Их отношения - в
основном кровавые - были окутаны тайной в течение двух веков, но ему так и
не удалось убедить себя в том, что так будет всегда. Наконец, будет подведен
итог, и произойдет это очень скоро.
неизбежном. Слишком долго он прожил под вечным полуденным солнцем - тень не
сопровождала его ни спереди, ни сзади. Пророки не могли предсказать ему его
будущее, обвинители не могли бросить ему в лицо его преступления. Он был
неуязвим. Но теперь все могло измениться. Когда он и его тень встретятся, а
это неизбежно произойдет, тысячи пророчеств и обвинений обрушатся на них
обоих.
на него. Не было смысла здесь стоять. Все равно к тому времени, когда ветер
успеет изменить его черты, Изорддеррекс будет потерян, и хотя теперь это
казалось не слишком тяжелой жертвой, вполне возможно, что в самом ближайшем
будущем этот город будет единственным местом, которое ему удастся спасти от
хаоса.
2
одну ночь, чтобы водрузить свой самый величественный пик между пустыней и
океаном, а потом вернулись бы еще на одну ночь и на целое столетие ночей,
чтобы высечь на его склонах - от подножий до заоблачных высот - скромное
обиталище и великолепные площади, улицы, бастионы и дворцы, и, покончив с
этой работой, разожгли бы в сердце этой горы огонь, который бы постоянно
тлел, никогда не разгораясь, тогда их творение, когда его с преизбытком бы
заселили всевозможные формы жизни, могло бы заслужить сравнение с
Изорддеррексом. Но, принимая во внимание тот факт, что подобная работа не
была никогда совершена, в Имаджике не было ничего, с чем можно было бы
сравнить этот город.
умело пущенный плоский камень, перескакивала через дельту реки Ной,
разделившейся на Двенадцать бурных потоков, несущих свои воды к морю. Они
прибыли рано утром, и поднимающийся над рекой туман сговорился с еще не
разгоревшимся светом зари как можно Дольше скрывать от них город, так что
когда туман был Унесен ветром, небо было едва заметно, моря и пустыня
оказались где-то в стороне, и весь мир неожиданно превратился в
Изорддеррекс.
пересказывала им все то, что она вычитала о городе в папиных книгах. Один из
писателей называл Изорддеррекс Богом, - сообщила она, что показалось Миляге
крайней нелепостью. Но когда он увидел город воочию, что имел в виду
теолог-урбанист, обожествивший этот муравейник. Изорддеррекс действительно
стоил того, чтобы ему молиться, и миллионы существ ежедневно свершали высший
акт поклонения, продолжая жить в теле своего Господа. Их жилища лепились на
утесах над гаванью и возвышались на плато, которые ярус за ярусом
поднимались к самой вершине. Некоторые плато были так перенаселены, что
ближайшие к краю дома чуть ли не висели в воздухе, в свою очередь, также
были облеплены гнездами живых существ, надо полагать, крылатых. Гора кишмя
кишела различными формами жизни, ее ступенчатые улицы, убийственно крутые,
вели от одного переполненного уступа к другому: от бульваров с голыми
деревьями, на которых стояли роскошные особняки, до ворот, которые вели под
сумрачные арки и дальше - к шести вершинам города, на самой высокой из
которых стоял дворец Автарха Имаджики. Во дворце было больше куполов и
башен, чем в самом Риме, и их тщательнейшая отделка была заметна даже
издали. Выше всех возносилась Башня Оси, отличавшаяся от своих барочных
собратьев простотой отделки. А еще выше, в небе над городом, висела Комета,
которая принесла в этот Доминион долгие дни и светлые сумерки:
Изорддеррекское светило по имени Джиесс, Несущая Смерть.
жилья на спине или во внутренностях Изорддеррекса, двинулись в город, и
когда новоприбывшие достигли другого конца дамбы, они уже затерялись в
пыльном сонмище машин, велосипедов, рикш и пешеходов. Трое среди сотен
тысяч. Худенькая девочка с широкой улыбкой на лице, человек с белой кожей,
который, возможно, был красив, но сейчас выглядел измученным болезнью, а его
бледное лицо было наполовину скрыто под клочковатой темной бородой, и мистиф
из племени Эвретемек, глаза которого, как у стольких его сородичей, с трудом
скрывали их общее горе. Толпа несла их вперед, и они, не сопротивляясь,
двигались туда, где уже побывали бесчисленные множества живых существ - в
живот города-бога Изорддеррекса.
Глава 30
1
она оказалась там на положении пленницы. Запертая в спальне, которая раньше
была ее комнатой, она ожидала возвращения Оскара. Потом он появился (после
получасового разговора с Даудом, смысл которого ей не удалось уловить) и
немедленно заявил ей, что у него нет никакого желания обсуждать то, что
случилось. Она действовала против его интересов, что в конце концов означает
- неужели она до сих пор этого не поняла? - и против своих интересов тоже, и
ему нужно время, чтобы обдумать последствия этого для них обоих.
свою жизнь. И ты предала меня именно так, как и предсказывал это Дауд. Я
чувствую себя дураком, и мне очень больно.
мы и поговорим, но не сейчас.
гневом, вызванным его обращением. Неужели он думал, что ее чувства к нему
настолько примитивны, что она не задумывается о последствиях своих действий
для них обоих? Или еще хуже: Дауд убедил его, что она с самого начала
намеревалась предать его и подстроила все - соблазнение, изъявления любви и
нежности, - для того чтобы усыпить его бдительность? Этот последний сценарий
выглядел достаточно правдоподобно, но это не снимало с Оскара вины. Ведь он
не дал ей возможности оправдать себя.
она ждала, слушая, как Оскар приходит и уходит, и ловя реплики, которые он
бросал Дауду на лестнице. По отдельным намекам, содержащимся в его словах, у
нее сложилось впечатление, что чистка Tabula Rasa приближалась к критической
точке. Не раз ей приходила мысль о том, что их совместное предприятие с
Кларой Лиш могло сделать ее потенциальной жертвой и что день за Днем Дауд
преодолевает нежелание Оскара покончить с ней. Может быть, все это были лишь
параноидальные фантазии, но если он испытывает к ней хоть капельку чувств,
то почему он не может прийти к ней? Стало быть, она была нужна ему в постели
только как удобная грелка? Несколько раз она просила Дауда передать Оскару,
что она хочет поговорить с ним, и Дауд, игравший роль бесстрастного
тюремщика, которому ежедневно приходится иметь дело с тысячью других таких
же пленников, сказал ей, что сделает все от него зависящее, но сомневается,
что мистер Годольфин захочет иметь с ней какое-нибудь дело. Неизвестно, была
ли передана ее просьба, но так или иначе Оскар не появлялся, и она поняла,
что если не предпримет каких-нибудь радикальных действий, то может никогда
больше не увидеть солнечного света.
помощью ножа, утаенного после одной из трапез (в комнате ее удерживал вовсе
не замок, а предупреждения Дауда, сказавшего ей, что жучки, которые убили
Клару, доберутся и до нее, если она попробует сбежать), и выскользнула на
лестничную площадку. Она намеренно выбрала момент, когда Оскар был дома,
веря (возможно, несколько наивно), что, несмотря на охлаждение его чувств,
он все-таки защитит ее от Дауда, если ее жизни будет угрожать опасность. Ей
очень хотелось отправиться прямо к нему, но, возможно, ей будет легче
встретиться с ним после того, как она выберется из этого дома и будет в
большей степени чувствовать себя хозяйкой своей судьбы. Если же, когда она
будет на свободе, он не пожелает увидеться с ней, тогда ее подозрение в том,
что Дауд настроил Оскара против нее, подтвердится, и она займется поисками
другого пути, ведущего в Изорддеррекс.
у парадной двери, решила выйти через кухню. Как всегда, свет был включен
повсюду. Она быстро оказалась у двери, запертой на два засова, вверху и
внизу, и, опустившись на колени, отодвинула нижний засов. Когда она
поднялась на ноги, Дауд сказал:
Каменистый Артем
Суворов Виктор
Роллинс Джеймс
Мороз Александра
Лукин Евгений
Флинт Эрик