свободно стояла возле пылающего огня. "Значит, огонь холодный", - заключил
Багрецов.
На опытном поле один за другим загорались белые костры.
Но вот настала удивительная минута. Один из стогов приподнялся и нехотя,
словно колеблясь, потянул за собой пламя. Оно медленно поползло в вышину.
Внизу появился небольшой яркий круг. На него больно было смотреть, как на
тигель с расплавленным металлом. Светящееся пятно быстро увеличивалось в
окружности, незаметно бледнея. Как на необычайном круглом экране, появилось
изображение колосящегося поля.
Над полем повисла раскаленная белая спираль. Она закручивалась в
зеркальном рефлекторе, и свет ее падал на землю. Каким-то чудом вознеслась
вверх небывалая люстра для полей.
- Аэростат, - прошептал Бабкин, указывая на лампу.
Приглядевшись. Вадим заметил над рефлектором большое темное пятно и тонкий
кабель, идущий вниз. Видимо, этот прочный кабель подавал напряжение к лампе
и одновременно служил тросом, удерживающим привязной аэростат.
Холодные Ольгины лампы все еще поднимались над полем. Ширились круги, они
все росли и росли. Из мрака вырастали диковинные растения с серебряными
листьями, расцветали какие-то цветы с лепестками из белого пламени.
Пораженному Багрецову казалось, что на земле, как на мгновенном снимке,
застыли тысячи ацетиленовых горелок. Проходила минута, лампа поднималась
выше, лепестки пламени блекли и превращались в скромные цветочки клевера.
Вот уже все поле загорелось яркой белизной. На отдельных участках
переливались все цвета радуги. Десять ламп, похожие на маленькие
разноцветные солнца, повисли в темном небе.
Взглянешь вверх - черная пустота. Звезды будто навсегда померкли, и даже
луна стыдливо спряталась за облачко. А внизу?..
Смотрите на волнующиеся хлеба, на зелень листьев и краски цветов. Высоко
поднялись лампы, исчез их слепящий свет, и день, радостный, нежаркий день,
опустился на землю.
Вадим не мог оторваться от этого чудесного зрелища.
- Ты понимаешь. Тимка, что это значит? - воскликнул он. - На Урале, в
далекой Сибири, когда солнце осенью не успевает обласкать своим светом поля,
зажгутся вот эти лампы, придуманные людьми! Тогда вновь потянутся листья к
свету, вновь распустятся цветы, дозреют хлеба и плоды! День станет длиннее!
- Ольгушка, - услышал Вадим голос Никифора Карповича, - а что ты думаешь о
третьем урожае на твоих делянках?
Вадим переглянулся с Бабкиным. Три урожая в год, да еще таких культур, как
специально выведенная для этой цели особая ветвистая пшеница (или, может
быть, найдется и ветвистая рожь?), кок-сагыз, свекла величиною с голову,
сочные корма! Какое фантастическое изобилие! Это только с одного участка! А
если таких полей, освещенных и ночью, как днем, будут тысячи и миллионы?
Если на севере, где никогда не сеяли хлебов, тоже заколосятся поля? Что же
тогда будет? И в воображении мечтательного Багрецова поплыли по рекам и
новым каналам страны баржи, груженные зерном, потянулись огромные составы с
хлебом. Хлеба будет столько, что государство сможет его для всех сделать
бесплатным. Да не только хлеб, а все, что растет и создается в нашей стране,
- все продукты человеческого труда. Наступит великая эра изобилия!
"Открытый счет" - мечта девичьеполянских комсомольцев - станет для всех
действительностью. Впрочем, это будет даже без Ольгиных ламп:
Вадим молча смотрел в темное небо, где только что погасли десять
удивительных солнц.
- Стоишь, как обалделый, - прошептал Бабкин. - Слышишь, нас зовут:
На обратном пути Вадим прислушался к разговору Ольги с Васютиным. Они
прикидывали, какова затрата энергии на облучение одного гектара ценных
технических культур. Обсуждали достоинство новых люминесцентных ламп,
специально присланных в Девичью поляну из московского института. Лампы
оказались по-настоящему экономичными, и сейчас уже имеется прямая выгода их
применения. Несколько смущала Васютина подвеска ламп на малых аэростатах.
Несмотря на простоту этого способа, у него было сомнение, как будут вести
себя эти воздушные шары во время осенних ветров. Может быть, более
рационально развешивать лампы на тросах, натянутых между мачтами? Васютин и
Ольга обсуждали все, что касалось дозировки света для разного сорта
растений. Сколько люкс требует кок-сагыз, а сколько кендырь. Все это было
проверено Ольгой еще раньше в своей подземной теплице.
Трехлетняя работа не пропала даром. В содружестве с видными учеными из
сельскохозяйственной академии и инженерами-светотехниками Ольге удалось
получить практические многообещающие результаты. Первые опыты Тимирязева, а
затем Лысенко подкрепились дальнейшими успехами советских ученых.
- Наш район стал как бы опытным полигоном для некоторых исследовательских
институтов Москвы и других городов, - сказал Никифор Карпович, повернувшись
к техникам. - Как вы помните, лампами Ольгушка начала заниматься давно. Это,
как говорится, ее инициативная работа. - Он ласково посмотрел на Ольгу. - А
вот сейчас уже московские инженеры покажут нам свои опыты. Но, как вы сами
понимаете, и Ольга и москвичи идут навстречу друг другу. - Васютин
наклонился над щитком, где светился циферблат часов, и спросил: - Когда у
вас кончается отпуск?
- Через месяц, Никифор Карпович, - ответил Вадим. - Но мы не знаем,
останемся ли здесь надолго: Дел много. Английским языком надо подзаняться.
- Полезно. - Васютин шумно вздохнул. - А вот мне зимой придется догонять
вас, сейчас из машины не выхожу: Гляжу я на вас, ребятки, до чего же вы
счастливый народ! - Он помолчал и спросил: - О работе Парамонова ничего не
слыхали?
- Нет, - подал свой голос Бабкин. - Но я знаю, вместе с ним Кузьма
Тетеркин что-то конструирует.
- Верно, и даже ваша доля, выдумщиков из ОКБ, заложена в машине
Парамонова. Я считаю, что за последние годы не было ничего более
удивительного, чем это изобретение. Повезло вам, ребятки. На днях приезжают
к нам в район гости из разных городов. Еще бы! Такого чуда никто в мире не
видел.
- Мне кажется, Никифор Карпович, что несколько минут тому назад мы тоже
любовались чудесами, - заметил Вадим. - Я видел десять солнц. Сознаюсь
откровенно, вот Тимофей свидетель, не думал я ничего подобного встретить
здесь. Но стоило мне только пройти по улицам новой Девичьей поляны, увидеть
дома и сады, колхозного архитектора Копытина, тракторы с антеннами: - Он
перевел дух и запустил обе руки в свою развевающуюся шевелюру. - Да я, по
совести сказать, рот разинул: Всюду чудеса!
- Которых все-таки не бывает, Вадим Сергеевич, - рассмеялся Васютин. -
Есть люди: советские люди: Вот их, поистине, можно назвать чудотворцами! Я
как-то во время отпуска поехал к товарищу на Дон, - продолжал он, - говорил
там с одним председателем колхоза об орошении. Старик думал провести трубы
на некоторые поля: Тут же мы с ним подсчитали, во что это ему обойдется.
Получилось - не много, не мало - около миллиона рублей. Я, конечно, глаза
вытаращил, а председатель набил трубку, закурил и спокойненько сказал: "Что
ж, это дело себя оправдает". - Васютин хитро прищурился. - Вот тогда я и
подумал о чудесах, таких, что никому не снились. Простой деревенский старик
по государственному, как министр, решает судьбу миллиона: А ведь это такие
деньги, о которых в деревне раньше и не слыхали.
Издалека донеслось пронзительное шипение, похожее на шум падающей воды
или, скорее, на свист пара, выпускаемого из паровоза.
- Слышите? - Никифор Карпович поднял палец. - Так во время войны
разговаривали наши "катюши". Знакомая, можно сказать, незабываемая музыка.
Увертюра перед боем. Есть еще небитые вояки на чужой стороне, которым не
терпится услышать эту музыку.
Узкая речонка Камышовка к западу от Девичьей поляны неожиданно
расширялась. В этом месте она текла между обрывистых высоких берегов.
И вот на правом берегу, на голом холме. Багрецов увидел беспокойный
огненный эллипс. Он метался, словно кто-то быстро вертел огромный факел.
Вращение становилось все быстрее и быстрее, пока, наконец, эллипс не
превратился в яркую оранжевую полосу.
Светящаяся полоса вдруг окуталась туманом. Почти в этот же момент Багрецов
почувствовал, как ему на лицо упала теплая капля, затем еще и еще.
Машина приближалась к высокому берегу. Дождь становился все сильней.
Вадим нахлобучил шапку, а Бабкин приглаживал намокший ежик волос и с
грустью вспоминал о фуражке.
Ольга расстегнула свою сумочку и, вынув оттуда тонкий голубой плащ,
накинула его на головы своих друзей.
Сквозь дождевую мглу Вадим различал на холме контуры какой-то сложной
установки. Он видел клетки металлической башни, укрепленной на многотонной
машине, и вращающийся огненный круг вверху этой конструкции.
Да, теперь уже не было сомнений: то, что казалось эллипсом и светящейся
полосой, по мере приближения машины становилось похожим на ротор
необыкновенного реактивного мотора. Сопла с вырывающимся из них пламенем
были расположены по окружности ротора. Диск вертелся в бешеном вихре, он
увлекал за собой барабан, и из него, видимо, под большим давлением и с
огромной центробежной скоростью, выбрасывалась вода.
Машина подошла к подножью холма и остановилась. Не успел Никифор Карпович
подняться с сиденья, как к машине быстро подбежал человек в черном блестящем
плаще.
За шумом дождя и оглушительным шипением диска, который сейчас вертелся
чуть ли не над головой, Вадим не мог слышать их разговора.
- Мне кажется, что центробежная сила не сможет далеко забросить дождевые
капли! - громко крикнул Бабкин.
- Почему? - после минутного молчания возразил? Вадим. - Я читал, что на
этом принципе были основаны даже проекты пулеметов. Правда, это было давно,
- пояснил он.
- Уверен, что струи вылетают под сильным давлением, - доказывал Тимофей. -
Может быть, они даже вращаются вокруг своей оси для дальнобойности. Иначе
вода будет распыляться.
- Превращаясь в облако, в туман, - убежденно добавил Вадим. - Я даже
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Лондон Джек
Прозоров Александр
Роллинс Джеймс
Суворов Виктор