Чтение 93–й страницы книги ~Дюна~

Водные кольца Чани, которые она, оставаясь в сьетче, носила на повя-
занной вокруг шеи ленте, звякнули, когда она обернулась к Полу.

- Чани, что это?

- Я уничтожила того, кто пришел вызвать тебя на бой, Узул.

- Ты его убила?!

- Да. Но, возможно, мне следовало бы оставить его для Хары. (И Пол
вспомнил, как стоящие вокруг них люди согласно закивали. Даже Хара расс-
меялась).

- Но ведь он пришел бросить вызов мне?

- Ты сам учил меня своему сверхъестественному искусству, Узул.

- Конечно! Но тебе не следовало бы...

- Я рождена в пустыне, Узул. Я знаю, как пользоваться крисножом.

Он подавил гнев и попытался говорить спокойно:

- Все это так, Чани, но...

- Я больше не ребенок, который охотится в сьетче при свете ручных
глоуглобов на скорпионов. Я не играю в игры, Узул.

Пол, удивленный непонятной ему яростью, которая угадывалась под внеш-
ним спокойствием, пристально посмотрел на нее.

- Как боец он ничего не стоил, Узул, - пояснила Чани. - Ради такого,
как он, я не стала отрывать тебя от твоих размышлений. - Она подошла
ближе, глядя на него исподлобья: - Кроме того, не сердись, любимый...
Когда станет известно о том, что бросившему вызов придется смотреть в
лицо мне и принять позорную смерть от руки женщины Муаддиба, не много
найдется желающих бросить вызов ему самому, - чуть слышно проговорила
она...

"Да, - сказал себе Пол. - Все так и было. Прошлое было правдивым.
Число желающих проверить остроту клинка Муаддиба сошло на нет".

Где-то, за пределами мира грез, послышался слабый намек на движение,
крик ночной, птицы.

"Я грежу, - сказал себе Пол. - На меня повлияла еда со спайсом".

И все же его не покидало чувство покинутости. Он спросил себя, не
могло ли случиться так, что его Ра-дух унесся в какой-то мир, где, как
верили Свободные, он ведет свое истинное существование - в алам алмитал,
мир образов, в метафизическое царство, где не действовало ни одно физи-
ческое ограничение. И ему был ведом страх при мысли о таком месте, пото-
му что снятие всех ограничений означало исчезновение всех точек опоры.
Оказавшись среди метафизического ландшафта, он не смог бы сориентиро-
ваться и сказать: "Я есть "Я", потому что я здесь".

Его мать однажды сказала: "Свободные разделяются на группы в зависи-
мости от того, как они относятся к тебе".

"Теперь я, должно быть, пробуждаюсь", - сказал себе Пол. Ибо это было
в действительности - слова, произнесенные его матерью, леди Джессикой,
теперь Преподобной матерью Свободных, проходили через реальность.

Джессика с благоговением относилась к религиозным связям между ней и
Свободными, Пол это знал. Ей не нравилось, что люди обоих сьетчей и гра-
бены воспринимают Муаддиба как ЕГО. И она без устали расспрашивала людей
из разных племен, рассылала сайадинских шпионов, собирала воедино их
сведения и размышляла над ними.

Она цитировала ему аксиому Бене Гессерит: "Когда религия и политика
идут в одной упряжке, те, кто ею правит, верят в то, что никто не сможет
встать на их пути. Их скачка становится все более безрассудной: быстрее,
быстрее и быстрее! Они отбрасывают все мысли о возможных препятствиях и
забывают о том, что человек, ослепленный скоростью, видит обрыв лишь
тогда, когда уже поздно что-то сделать".

Пол вспомнил, как сидел в апартаментах своей матери, во внутренней
комнате, где царил полумрак от свисающих повсюду темных занавесей, рас-
писанных сценами из мифологии Свободных. Он сидел там, слушал ее и отме-
чал, как она вела наблюдения. А делала она это непрерывно, даже тогда,
когда ее глаза были опущены. В уголках ее рта появились новые морщинки,
но волосы по-прежнему были похожи на отполированную бронзу. В глубине ее
широко расставленных зеленых глаз притаилась вызванная спайсом бездонная
синева.

- Религия Свободных проста и практична, - сказал он.

- Ничто, относящееся к религии, не может быть простым, - предупредила
она.

Но Пол, видевший мрачное будущее, которое все еще угрожало им, по-
чувствовал, как в нем поднимается гнев. Его ответ был лаконичен:

- Религия объединяет наши силы.

Но дух разлада и противоречий не покидал его весь тот день. Это был
день церемонии обрезания маленького Лето. Причины растерянности Джессики
были отчасти понятны Полу. Она никогда не признавала его "юношеский
брак" с Чани. Но Чани произвела на свет сына Атридесов, и Джессика не
сочла возможным отвергать ребенка и его мать.

Наконец, шевельнувшись под его взглядом, Джессика сказала:

- Ты считаешь меня противоестественной матерью?

- Конечно же нет.

- Я замечаю, как ты смотришь на меня, когда я бываю с Алией. История
твоей сестры тебе тоже непонятна.

- Я знаю, почему Алия такая необычная, - сказал он. - Она была еще не
рождена, когда ты изменяла Воду Жизни. Она...

- Ты не можешь знать этого! - сердито оборвала его мать.

И Пол, внезапно ощутивший невозможность выразить полученное из Време-
ни знание, сказал лишь одно:

- Я не считаю тебя противоестественной.

Она поняла его страдания:

- Есть одно обстоятельство, сын.

- Какое?

- Я по-настоящему люблю твою Чани. Я принимаю ее.

"Это было на самом деле так, - подумал Пол. - Я ясно видел это в из-
мененном Времени.

Возвращение уверенности дало ему новую зацепку в реальном мире. Час-
тицы истинной реальности начали проникать в его сознание сквозь оболочку
грез. Внезапно он осознал, что находится в пустынном лагере, эрге. Чани
установила на песчаном полу их стилтент, чтобы они могли побыть друг с
другом, - Чани, его душа. Чани, его сихайя, нежная, как весна пустыни.
Чани, возникшая из недр далекого юга.

Теперь он вспомнил, что, когда приходила пора сна, она пела ему песню
песков:

О, моя душа,

Не мечтай о рае в эту ночь:

Клянусь Шаи-Хулудом,

Ты попадешь туда,

Послушная моей любви.

Еще она пела песню любовников, ласкающих друг друга на песке:

Расскажи мне о твоих глазах,

А я расскажу тебе о твоем сердце.

Расскажи мне о твоих ногах,

А я расскажу тебе о твоих руках.

Расскажи мне о твоих снах,

А я расскажу тебе о твоей походке.

Скажи мне, чего ты хочешь,

А я скажу, что тебе нужно.

Ритм этой песни воспроизводил размеренную поступь людей, бредущих по
песку, напоминая чуть слышный шелест песка под их ногами.

Он услышал, как под другим тентом кто-то наигрывает на бализете. И он
вспомнил о Гурни Хэллеке. В его снах лицо Гурни мелькало среди членов
отряда контрабандистов; этот Гурни не видел его. Пола, и знал о Нем
только то, что он - сын убитого герцога, жертва Харконненов.

Стиль игры музыканта, его недюжинное мастерство воссоздали в памяти
Пола образ того, кто играл на бализете сейчас. Это был Чат Прыгун, капи-
тан федайкинов, команды смерти, охраняющей Муаддиба.

"Мы в пустыне, - вспоминал Пол. - Мы в центральном эрге, недалеко от
патрулей Харконненов. Мне предстоит идти по пескам, приманить Создателя
и взобраться на него, доказав тем самым, что я ловок и смел, как настоя-
щий Свободный".

Он нащупал пистолет и нож, спрятанные за поясом, и почувствовал, как
сгустилась вокруг него тишина. Это была особая тишина перед рассветом,
когда ночные птицы замолкали, а существа, бодрствующие днем, еще не бро-
сили вызов своему врагу-солнцу.

- Ты должен пробежать по пескам при свете дня, чтобы Шаи-Хулуд увидел
тебя и узнал, что в тебе нет страха перед ним, - сказал Стилгар.

Пол сел, чувствуя слабость в не защищенном стилсьютом теле. Как ни
осторожны были его движения, Чани все же услышала их. Из мрака тента
раздался ее голос:

- Еще не совсем рассвело, любимый.

- Сихайя! - сказал он почти весело.

- Ты называешь меня своей "Весной пустыни", - сказала она, - но се-
годня я - нечто другое. Я - сайадина, которая должна наблюдать за пра-
вильностью соблюдения церемонии.

Он начал прилаживать стилсьют.

- Ты сказала мне однажды слова из Китаб ал-Ибара, - сказал он. - Ты
сказала мне: "Женщина - это поле, иди же к своему полю и возделывай
его".

- Я мать твоего первенца, - согласилась она.

В полутьме он видел, что она следит за каждым его движением, за тем,
как он отлаживает на себе стилсьют для выхода в открытую пустыню.

- Тебе бы следовало полностью использовать время отдыха, - в ее голо-
се была любовь.

- Сайадина-наблюдательница не должна ограждать или предостерегать ис-
пытуемого, - напомнил он.