редакцию "Лишенца". Остальное пространство Дома творчества превратим в
доходный бизнес-центр, не торопясь -- этаж за этажом. Улицу Озерную -- домик
за домиком -- превратим в сплошной кондоминиум! Позже вы переведете туда
банк. На льготных арендных условиях. Это можно забить в договор прямо
сейчас.
кабачки. Но Озерная -- это не центр города. Кто туда пойдет? -- не без
сожаления произнес Мошнак. -- Я подумывал прикупить под банк какой-нибудь
особняк в приличном месте.
проще и дешевле перенести центр города сюда, -- добивал его Артамонов. --
Вот увидите, если удастся реализовать проект, деловая и культурная жизнь
города сместится к нам! Квадратный метр по Озерной вздорожает многократно!
Куда там Советской с ее обкомами и почтамтами! Вот и с губернатором также.
Чем морщить эллипс на подтанцовках и забегать петушком, проще избрать
своего. Это наше водолейное мнение. При желании вы можете легко к нему
присоединиться. Или вам удобнее до конца дней летать на побегушках? Хотя,
впрочем, для ассортимента нужны и такие социальные слои. В таком случае мне
жаль наших предков-купцов, не удерживаем мы с вами, Капитон Иванович, в
своих слабых руках их тяжелые, но славные брэнды! -- Речь Артамонова была
настолько зажигательной, что в льноводческом хозяйстве неподалеку загорелась
скирда костры. -- Согласно нашим расчетам, -- продолжал Артамонов озвучивать
наиболее удачные участки бизнес-плана, -- на проекте Улицы породненных
городов можно за год заработать столько, сколько "СКиТ" не дал бы за
пятилетку! Для начала мы хотели бы взять рамбурсный кредит на закупку
телеоборудования -- срок возврата у него короткий -- и незначительную часть
ипотечного кредита, -- продолжал уговоры Артамонов, -- под залог "унитаза".
Здесь срок дольше -- все-таки недвижимость. Это будет пробным шагом, а когда
освоим первый транш -- обсудим, как жить дальше. Чтобы привести в порядок
нависшее над городом убожище, больше полумиллиона долларов нам и не
понадобится. А на всю улицу -- два -- три миллиона, это мы уточним позже.
набора вин, выставленных ходоками на кон в качестве затравки, а просто
округлил предложенную сумму до более удобной при расчете. Основным условием
кредита была конфиденциальность -- не дай Бог, о нем узнают люди
губернатора. Поэтому ссудные документы были оформлены быстро, как
погребальные. Ужасала лишь процентная ставка -- 280 годовых.
билдинг! Вас пора обезжиривать! Качаете мышцу на наших гормонах!
Центробанка под 240! Изменится ставка рефинансирования -- тогда и условия
кредита пересмотрим.
поинтересовался Артамонов у подельников, когда вернулись в гостиницу.
пришьет нам нецелевое использование! Мы же договорились пустить на прибор
ближайшие деньги, которые поступят от продаж газет за рубежом! А не из
кредита! Тем более, что тебе была нужна не вся сумма сразу...
планировали, -- оправдывался Варшавский.
занимался сдачей объектов. Было время, когда он требовался на каждом углу.
Далеко не плановое строительство сделало Ренгача ацикличным алкоголиком.
Бывали в той его жизни особенные дни, когда он начинал томиться и
прислушиваться к внутреннему голосу. И главным было -- не проморгать. Ренгач
отправлялся по городу в поисках объекта на выданье. Начинал он бодро,
подбирал людей, готовил документы. Наконец, накупал дикое количество питья,
собирал в укромном месте членов комиссии и гудел с ними до потери пульса.
Перед тем как уйти в отруб, Ренгач успевал передать пакет подписанных
документов, по которым груда строительных затрат обретала статус объекта, а
сам объект получал титульного владельца.
и ушел в коменданты. Предложение сдать "унитаз" страшно оживило его.
специализированные службы города принялись лютовать. Они выдавали Ренгачу
такие технические условия на производство работ, что перехватывало дыхание.
Получение добра на канализацию обязывало попутно отвести стоки от элитной
бани. ГТС вынуждала протянуть кабель еще и в соседний микрорайон. Запитка
током оборачивалась монтажом подстанции для "Ротари-клуба". Отопление влекло
установку регистров в школе милиции. Но Ренгача просто так было не взять.
"девятке". Вес Ренгача в сравнении с Макароновым находился в мизере. Когда
Макарон садился в кресло пассажира, правый передний амортизатор входил в
себя до упора и больше оттуда никогда не показывался. "Девятка" накренялась
так, что сторонились встречные машины. Сидевшего за рулем Ренгача никто не
видел. Получалось страшное зрелише -- перекособоченная машина без водителя
прет прямо на тебя. Это сгущало краски вокруг "унитаза". Его стали называть
"дом с привидениями".
безболезненного врастания социализма в капитализм. "Водоканал",
санэпидемстанция, пожарные, теплонадзор, землемеры после приемки не
просыхали неделю. Город замер. Канализационные трубы переполнились,
трамвайные пути вздыбились, телефонные звонки скапливались в проводах, пыль
не выметалась, и город впору было класть под капельницу дождя.
придел к "унитазу" с тыльной стороны. По форме он напоминал карандашный
огрызок, а по высоте доходил до середины здания.
Курилку-батут. Закуриваешь, и с любого этажа прыгаешь в шахту без всякого
страха. Подлетел вверх, соснул и опять вниз. Ведешь перекрестные беседы с
коллегами, даешь прикурить на ходу, можешь попутно отчихвостить пару-тройку
нерадивых работников. В частности, очень ловко заворачивать авторам
недоработанные материалы. Кинул бумаги в воздух, а тяга в шахте о-го-го
какая, их вытянет вместе с дымом. Покурил, оттолкнулся и, взвившись на
нужный этаж, снова -- к работе!
жизни все пригодится!
пристрелял концы к нулевой отметке.
затертый художник, который пугался польского таможенника и дико метался
между кусками плоти. Поездка в Амстердам в корне изменила его философию.
Занимаясь штопаными картинами, он окуклился и вырос в мэтра. Перед ним
стояли иные проблемы -- не как подать объект, а где зашить. Здесь ему не
было равных. Основным инструментом стало лапотное шило, подаренное
Макароном. Картины шли влет. Давликан обрел известность далеко за пределами
мастерской. Основным его достижением было то, что он избавился от порочной
практики называть творения именами известных фильмов, книг, скульптур и
других произведений искусства. Завершив творение, Давликан давал ему
простое, но глубокое название типа "Путь к филе" или "Мясо криля". А если
позволяло настроение, подписывал просто: "Холст. Масло. Дратва". Он увлекся
схемами разделки туш, на которых грубыми нитками сшивал холщовые телеса по
линии рубки. Или иллюстрировал руководство по чистке королевских креветок,
вынутых из пришитого к картине кукана. А натюрморты у Давликана получались
просто божественными. Прежде чем приступить к очередному, он делал самую
серьезную разблюдовку картины. Если изображал брыжейку, то обвязывал ее
натуральным копченым шпагатом. А чтобы придать этому складчатому отростку
брюшины больше выразительности, грунтовал холст до состояния полного
альбедо. И только потом упаковывал объект так, чтобы тот аппетитно виднелся
из надорванного мешка.
сиротской жизни: временами, вымыв голову "Head and shoulders", он накупал
маринованного чесноку, морской капусты и целую неделю чего-то ждал. А потом
отправлялся в интимный магазин оценивать принадлежности.
"Белый свет" и на пару с ним занялся ее отделкой.
подвесными потолками, с белой штопаной мешковиной стен и задымленными окнами
сотворили полтора человека. Первая частная галерея могла стать гордостью
города, но пожелала остаться гордостью "Ренталла".
"Целенаправленное движение свиней", на которой стадо цветных чушек в
фрейдистском экстазе неслось навстречу мило заштопанной заднице. Работу
поместили в хранилище. Таким образом, галерея овладела первой единицей
хранения, положившей начало коллекции. Давликана стали величать директором
картины.
Самойлова Елена
Якубенко Николай
Маркелов Олег
Сертаков Виталий
Перумов Ник
Ибсен Генрик