Чтение 93–й страницы книги ~Тайна двух океанов~

И, оставшись один в каюте Плетнева, Павлик представил себе своего друга
-- величавый образ могучего, непобедимого богатыря, древнего норманского
викинга с длинными светлыми вьющимися усами, с новым, необычно суровым
прекрасным лицом.

И Павлик падал на подушку своей койки, уткнувшись в нее лицом,
содрогаясь в неслышных, разрывающих сердце рыданиях.

И с кем ни встречался он в эти часы на работе, в столовой, в часы
отдыха -- на всех лицах он видел отражение той же молчаливой, замкнувшейся
скорби. И, сам не сознавая этого, он был благодарен каждому за то, что не
чувствовал себя одиноким в своем горе, что его боль сливается и растворяется
в общем чувстве любви к его другу и боли за его участь...

Лишь однажды, перед Маратом, он не выдержал и раскрыл свое измученное
сердце. Под конец дня, того ужасного дня, в начале которого стала ясна
судьба Скворешни, Павлик встретил Марата в пустынном коридоре. Марат шел с
каким-то странным лицом, с глазами, мучительно ищущими что-то потерянное,
которое вот-вот должно появиться, найтись и вернуть счастье, наполнявшее до
сих пор его жизнь...

-- Марат,-- тихо, сдавленным голосом остановил его Павлик,-- ты не
помнишь? Я давно дал ему почитать книжку из библиотеки... "Роб-Рой" Вальтера
Скотта. Он сказал, что ты взял ее у него. Она у тебя, Марат?

Голос у него задрожал, губы искривились. С неудержимо текущими слезами
он спрятал лицо на груди Марата и прерывающимся голосом проговорил:

-- Ах, Марат, как ему нравилась эта книга! Как ему нравился Роб-Рой! Он
говорил: "Вот это герой!" А сам? А сам?..

Марат, словно только что пришел в себя, помолчал, потом положил руку на
голову мальчика.

-- Не плачь, Павлик... Мы должны быть всегда готовы к этому...
Представь себе, что он погиб в бою...

-- Так ведь то в бою! -- воскликнул Павлик, отрывая мокрое лицо от
груди Марата. -- А тут?

-- И это был бой, голубчик. Бой за спасение "Пионера". И он погиб на
боевом посту.

Павлик помолчал, потом, опустив голову и вытирая кулаком слезы,
прошептал:

-- Я его никогда, никогда не забуду! А ты, Марат?

-- Я тоже, Павлик...-- вздохнул Марат, и хохолок на его темени грустно
задрожал.

Они помолчали, потом Марат сказал:

-- Ты слышал, Павлик, капитан послал радиограмму во Владивосток и
сообщил об этом происшествии... Он просил немедленно послать на остров самый
лучший, самый быстроходный гидроплан, чтобы отыскать Скворешню, живого или
мертвого. Он долетит до острова еще скорее, чем могла бы вернуться туда
подлодка. И капитан еще предложил, чтобы подлодка встретила гидроплан
где-нибудь в океане и передала ему своего водолаза со скафандром. Говорят,
что Арсен Давидович упросил капитана, чтобы именно его отправили туда на
гидроплане. Он ведь врач и опытный водолаз.

-- Какой он замечательный, наш капитан,-- с восхищением сказал Павлик.
-- И Арсен Давидович тоже...-- Затем, вздохнув, добавил: -- И все здесь
такие хорошие... Правда, Марат?

Глава XIII. К РОДНЫМ БЕРЕГАМ

В ночь на двадцать первое августа "Пионер" проходил вдоль островов
Фаннинга, редкой цепью протянувшихся с северо-запада на юго-восток. Оставив
их по правому борту, "Пионер" оказался перед обширными пространствами
океана, почти совершенно пустынными вплоть до Японских островов. Лишь
несколько одиноких островков да затерянных рифов скудно оживляли эту
безграничную водную ширь зато густо усыпанную к юго-западу от пути "Пионера"
бесчисленными островами Маршальского и Каролинского архипелагов.

Здесь, над огромными безопасными глубинами, стремясь выгадать несколько
часов в борьбе с обгоняющим подлодку солнцем, капитан пустил в ход все
резервы "Пионера" и довел его скорость до двенадцати десятых. "Пионер" несся
теперь с немыслимой для подводного плавания быстротой. В черных толщах вод
он летел, словно раскаленная комета с белым хвостом из пара. Ни одно из
попадавшихся ему навстречу живых существ, даже самые быстрые дельфины и
меч-рыбы, не успевало свернуть в сторону и погибало от мгновенного
соприкосновения с раскаленным до двух тысяч двухсот градусов корпусом
подлодки. Даже перед огромным кашалотом, имевшим несчастье оказаться на
пути, "Пионер" не счел нужным уклониться чуть в сторону и проскочил мимо
него, словно гигантский огненные меч.

К концу третьих суток благодаря такой быстроте подлодка выиграла во
времени около пяти часов, и ее отделяло теперь от самого крупного среди
Японских островов расстояние всего лишь около тысячи километров.

Работы по ликвидации недоделок уже были почти закончены. Оставалось
лишь привести в порядок осветительную и сигнализационную сети в жилых
помещениях, покрыть краской некоторые машины и переборку, разобрать
материалы и оборудование, сваленные в выходной камере во время погрузки.
Старший лейтенант отложил эти второстепенные работы на последнюю очередь,
чтобы заняться ими после общего собрания, которое должно было состояться
сегодня вечером.

Жизнь на "Пионере" входила в свою обычную колею. Но команда тосковала
теперь по работе. Работа давала возможность хотя бы немного, хотя бы
ненадолго, урывками забывать о незаживающей ране, о незабываемой потере,
понесенной дружной семьей, летевшей теперь к гостеприимным, радушным берегам
Родины. Скорбь о погибших товарищах отравляла радость возвращения.

На двадцать часов двадцать второго августа, почти у преддверия родных
вод, комиссар Семин назначил общее собрание всей свободной от вахт и
дежурств части команды для подведения научных, технических и боевых итогов
похода -- исторического, прославившегося потом на весь мир похода советской
подлодки через два океана.

К назначенному времени красный уголок начал заполняться людьми.
Сходились тихо, без обычного оживления. Собирались небольшими группами,
вполголоса разговаривали, замолкали, на время погруженные в другие мысли, и
опять пытались завязать разговор.

Длинный, узкий стол, покрытый красным сукном, стоял посередине
помещения, но никто не занимал вокруг него мест. И у буфета, заставленного
блюдами с легкими закусками, пирожными, сластями и бутылками с водой, не
было обычного шума, веселой толкотни, шуток и смеха.

Пришли докладчики: профессор Лордкипанидзе, профессор Шелавин, Козырев.
Все они, кроме зоолога, уселись за столом и начали разбираться в своих
конспектах и заметках. Зоолог задумчиво ходил у свободной задней переборки.

Наконец появились капитан и комиссар. По звонку комиссара, постоянного
председателя таких собраний, все заняли места. В краткой речи комиссар
сообщил о задачах сегодняшнего собрания и предоставил слово океанографу
профессору Шелавину. Вопреки обыкновению, доклад океанографа не внес
оживления. Он был краток, сух и деловит. Шелавин сообщил о многих
замечательных открытиях, сделанных при помощи необыкновенной подлодки, о
новых подводных хребтах, о неизвестных до сих пор глубоководных течениях, о
новых открытиях в области распределения солей, газов и температур в
различных областях и глубинах океана, о результатах магнитных и
гравиометрических измерении, о процессах и законах льдообразования в
Антарктике, о первом в истории науки случае наблюдения воочию подводного
вулканического извержения. Все эти открытия и наблюдения, по словам
Шелавина, вписывают новую блестящую страницу в историю океанографии и
поднимают авторитет и значение советской науки на недосягаемую высоту.

Выступивший вслед за Шелавиным зоолог не сразу смог начать свой доклад.
Он с трудом собирал мысли, сбивался, повторялся и лишь в середине доклада
сосредоточился, понемногу увлекся и с обычной страстью заговорил об успехах,
достигнутых в этом небывалом походе в областях его любимой науки. Он говорил
о бесчисленных вновь открытых видах, родах, семействах и даже классах
животного мира океанов, о жизни, строении, питании глубоководной и придонной
фауны, о необычайном значении открытия живущих доселе в глубинах океана
плезиозавров -- остатков животного мира далеких геологических эпох, о
замечательном открытии нового класса золотоносных моллюсков, которые
благодаря работам Цоя превратятся в неисчерпаемый источник золота для нужд
Советской страны, и о неизвестных до сих пор науке гигантских крабах. Под
конец зоолог настолько увлекся, что председатель должен был несколько раз
напоминать ему, что его время давно истекло.

После зоолога говорил Козырев, рассказавший собранию об отличной
живучести, управляемости, боеспособности подлодки и в особенности о простоте
ее механизмов и аппаратов, которая позволяет при наличии взаимозаменяемых
частей и целых узлов быстро и легко произвести ремонт и даже полное
восстановление оборудования и вооружения подлодки в самый короткий срок.
Именно благодаря .этому удалось так быстро собственными силами ликвидировать
столь серьезную аварию, какая произошла с подлодкой у острова Рапа-Нуи.

Последним взял слово капитан. Он подвел итоги: всему, что сообщено было
до него докладчиками по специальностям, но больше остановился на людях,
беззаветная работа которых, полная энтузиазма и самоотверженности, сделала
возможным для советской науки достижение всех этих побед. С сердечной
теплотой он отозвался о профессоре Лордкипанидзе, напомнив, какой ценой и с
каким риском для жизни он добыл материалы о плезиозаврах -- реликтах
мелового периода; о профессоре Шелавине, который едва не погиб при
исследовании горного лабиринта в Атлантике и открытии там кристаллического
золота; о Цое, который с несокрушимым упорством и настойчивостью работал над
своей мечтой о создании морских золотовырабатывающих моллюсочных фабрик. С