газетами. Наконец ему надоело сидеть взаперти, но холодная, сырая погода
продолжала удерживать его дома. В пятницу выдался чудесный день,
предвещавший весну и напоминавший людям о том, что земля не навеки
лишилась тепла и красоты. С голубого неба, где сияло золотое светило,
лились на землю хрустальные потоки теплого света. Воробьи мирно и весело
чирикали на мостовой. А когда Керри открыла окно, с улицы ворвался южный
ветерок.
хотелось дойти до реки Гарлем. Когда-то, направляясь для переговоров в
контору пивоваренного завода, он хорошо запомнил этот район города, и
теперь ему интересно было посмотреть, как изменилась река и ее берега.
до Семьдесят восьмой улицы. Стали попадаться знакомые места, и Герствуд,
свернув в сторону, принялся разглядывать многочисленные новые дома,
выросшие здесь за последнее время. Все кругом заметно изменилось к
лучшему. Огромные пустыри быстро застраивались. Вернувшись к парку,
Герствуд прошел вдоль него до Сто десятой улицы, потом снова свернул на
Седьмую авеню и к часу добрался до реки. Она красивой серебристой лентой
змеилась перед ним среди мягких песчаных пригорков справа и высоких
лесистых холмов слева. Так приятно было подышать весенним воздухом, и
Герствуд, заложив руки за спину, несколько минут стоял и любовался
панорамой реки. Потом он пошел по набережной, разглядывая суда. В четыре
часа, когда, уже стало смеркаться и в воздухе потянуло свежестью, Герствуд
решил возвращаться домой. Он проголодался и с удовольствием думал об обеде
и о теплой комнате.
Герствуд знал, что Керри нет дома: за шторами не было видно света, газеты
торчали в дверях, куда Их засунул почтальон. Герствуд отпер дверь своим
ключом, зажег газ и сел, решив немного отдохнуть. "Впрочем, - подумал он,
- если Керри и придет сейчас, обед все равно запоздает". Он читал до
шести, потом встал, чтобы приготовить себе что-нибудь поесть.
вид. В чем же дело? Он огляделся вокруг, словно ему чего-то недоставало, и
вдруг увидел конверт, белевший близ того места, где он всегда сидел. Этого
было вполне достаточно, - все стало ясно.
Треск разрываемого конверта показался ему слишком громким. В записку была
вложена зеленая ассигнация. Герствуд читал, машинально комкая зеленую
бумажку в руке.
квартиру: это мне не по средствам. Я помогла бы тебе, конечно, если б была
в состоянии, но я не могу работать за двоих да еще платить за квартиру. То
немногое, что я зарабатываю, мне нужно для себя. Оставляю тебе двадцать
долларов, - все, что у меня есть. С мебелью можешь поступать, как тебе
угодно. Мне она не нужна. Керри".
чего ему недоставало, - маленьких настольных часов на камине,
принадлежавших Керри. Он переходил из комнаты в комнату, зажигая свет. С
шифоньерки исчезли все безделушки. Со столов были сняты кружевные
салфетки. Он открыл платяной шкаф - там ничего не оставалось из вещей
Керри. Он выдвинул ящики комода - белья Керри там не было. Исчез и ее
сундук. Его собственная одежда висела там же, где всегда. Все остальное
тоже было на месте.
его. Маленькая квартирка стала вдруг до ужаса пустынной. Он совсем забыл,
что ему хотелось есть, что сейчас время обеда. Казалось, уже наступила
поздняя ночь.
долларов, как писала Керри. Он вышел из комнаты, не погасив света, с
каждым шагом все острее ощущая пустоту квартиры.
воспоминанием. Его обступило что-то жестокое и холодное. Он тяжело
опустился в качалку, подпер рукой подбородок и так сидел без всяких
мыслей, отдавшись одним только ощущениям.
какую-нибудь работу.
кому-то:
уставясь в пол.
43. МИР НАЧИНАЕТ ЛЬСТИТЬ. ВЗОР ИЗ МРАКА
Герствуд к ее бегству. Она наскоро разобрала вещи, а затем отправилась в
театр, почти уверенная, что столкнется с ним у входа. Но Герствуда там не
было, ее страх исчез, и она прониклась более теплым чувством к нему.
Потом, до окончания спектакля, она совсем забыла о нем и, только выходя из
театра, снова с опаской подумала, что Герствуд, возможно, поджидает ее. Но
день проходил за днем, а он не давал даже знать о себе, и Керри перестала
опасаться, что Герствуд станет ее беспокоить. Немного погодя она, если не
считать случайных мыслей, совсем освободилась от гнетущего уныния, которое
омрачало ее жизнь в прежней квартирке.
Лолы, Керри многое узнала о закулисной жизни. Она уже знала, какие газеты
пишут о театрах, какие из них уделяют особое внимание актрисам, и тому
подобное. Она внимательно читала все, что находила в газетах, не только о
труппе, в которой играла крошечную роль, но и о других театрах. Постепенно
жажда известности овладела ею. Она хотела, чтобы о ней писали, как о
других, и с жадностью изучала хвалебные и критические статьи о разных
знаменитостях сцены. Мишурный мир, в котором она очутилась, целиком
завладел ею.
фотографиям красивых актрис, интерес, который потом стал таким пылким.
Газеты, в особенности воскресные, отводили театру большие страницы, где
можно было полюбоваться лицами и телосложением театральных знаменитостей.
Журналы (по крайней мере, два или три из наиболее новых) тоже время от
времени помещали не только портреты хорошеньких "звезд", но и снимки
отдельных сцен из нашумевших постановок. Керри с возрастающим интересом
следила за этим. Появится ли когда-нибудь сцена из оперетты, в которой она
играет? Найдет ли какая-нибудь газета ее фотографию достойной напечатания?
просматривала в газете театральный отдел. Она не ожидала найти ничего о
себе лично, но в самом конце, среди более важных сообщений, вдруг увидела
нечто такое, от чего трепет пробежал по всему ее телу.
Кэрью, теперь будет исполнять Керри Маденда, одна из самых способных
артисток кордебалета".
долгожданная восхитительная заметка в прессе. Ее называют способной! Она
сделала над собою усилие, чтобы не рассмеяться от радости. Интересно
знать, видела ли это Лола?
она подруге.
будешь хорошо играть, - добавила она, прочитав заметку, - тебе отведут в
следующий раз еще больше места в газетах. Мой портрет был однажды в
"Уорлде".
лучше многих других, чьи портреты постоянно печатают.
расцеловать Лолу за ее сочувствие и похвалу. Она так нуждалась в этом,
моральная поддержка была необходима ей сейчас, как хлеб насущный!
что она вполне справилась с ролью. Это доставило ей огромное удовольствие.
Она стала думать, что ее уже заметили.
ей огромной суммой. Три доллара, которые она платила за комнату, были
сущим пустяком. Она вернула Лоле двадцать пять долларов, и все же у нее