тут весь секрет?
расстаться.
сами, дорогой господин Шико.
Глава 21
ОБЕР-ЕГЕРМЕЙСТЕР КОРОЛЯ НАВАРРСКОГО
придворных дам.
вместе с ним вошла в комнату, где лежала мадемуазель Фоссэз; бедняжка,
мертвенно-бледная, пронизываемая любопытствующими взглядами окружающих,
жаловалась на боли в животе, столь жестокие, что она не отвечала ни на какие
вопросы и отказывалась от всякой помощи.
статная девушка, голубоглазая, белокурая; ее благородный гибкий стан дышал
негой и грацией. Но вот уже около трех месяцев она не выходила из комнаты,
ссылаясь на необычайную слабость, приковавшую ее сначала к кушетке, а затем
к постели.
ждал, покуда вышли все, кроме королевы.
бесстрастное лицо лейб-медика и ледяное лицо королевы придавали известную
торжественность, приподнялась с подушек и прерывающимся голосом
поблагодарила свою повелительницу за высокую честь, которую та ей оказала.
гордость заставляет страдать гораздо больше, чем жестокость или болезнь.
вас, если только я обрету спокойствие...
просил меня зайти к вам и ободрить вас.
Маргарита.
еще усугубляла ужас бедняжки.
от страха и едва не лишилась чувств.
себя со мной так, словно я вам чужая, и хотя меня что ни день осведомляют о
том, как дурно вы поступаете в отношении меня, когда дело касается моего
мужа...
высокого положения, на которое вы отнюдь не вправе притязать, - однако мое
былое расположение к вам и к почтенной семье, из которой вы происходите,
побуждают меня помочь вам сейчас в том несчастье, которое с вами
приключилось.
прежде всего вашу, а затем мою, ведь ваше бесчестье коснулось бы и меня, раз
вы состоите при моей особе. Скажите мне все, мадемуазель, и я помогу вам в
этой беде, как помогла бы родная мать!
рассказывают?
время не терпит. Я хотела предупредить вас, что в настоящую минуту мосье
Ширак, распознавший вашу болезнь, - вспомните, что он вам сказал сейчас, -
громогласно объявляет во всех прихожих, что заразная болезнь, о которой
столько говорят в наших владениях, проникла в замок и что, по-видимому, вы
ею захворали. Однако, если только еще не поздно, вы отправитесь со мной в
Мас-д'Аженуа, весьма уединенную мызу, принадлежащую королю, моему супругу;
там мы будем совершенно или почти совершенно одни. Со своей стороны, король
со всей свитой едет на охоту, которая, по его словам, займет несколько дней;
мы покинем Мас-д'Аженуа лишь после того, как вы разрешитесь от бремени.
боли, мадемуазель Фоссэз, - если вы верите всему тому, что обо мне говорят,
дайте мне умереть в мучениях!
полагаетесь на благосклонность короля, который просил меня не оставить вас
без помощи.
если бы приметы подлинного вашего недуга не были столь очевидны, если бы я
не догадывалась по вашим страданиям, что решающая минута приближается, я,
возможно, приняла бы ваши уверения за сущую правду.
слов королевы, вся дрожащая, бледная, как смерть, сокрушенная нестерпимой
болью, снова откинулась на подушки.
страдалицу, когда та наконец снова приподнялась; залитое слезами лицо
несчастной выражало такую муку, что сама Екатерина - и та смягчилась бы.
распахнулась, и в комнату быстрыми шагами вошел король Наваррский.
не сомкнул глаз. Проработав около часу с Морнэ и отдав за это время все
распоряжения насчет охоты, которую он так пышно расписал удивленному Шико,
он поспешил в часть замка, отведенную придворным дамам.
хворает?
ее возлюбленного и сознание, что он окажет ей поддержку, придало смелости, -
вот видите, король ничего не сказал, и я поступаю правильно, отрицая...
положите конец этой унизительной борьбе; из нашего разговора я поняла, что
ваше величество почтили меня своим доверием и открыли мне, чем больна
мадемуазель. Предупредите же ее, что я все знаю, дабы она больше не
позволяла себе сомневаться в истинности моих слов.
он даже не пытался скрыть, - значит, вы упорно все отрицаете?
покуда я не услышу из ваших уст разрешения все сказать...
Генрих. - Умоляю вас, простите ее; а вы, милое дитя, доверьтесь всецело
доброте вашей королевы; высказать ей признательность мое дело - это я беру
на себя.
страданий; согнувшись вдвое, словно лилия, сломленная бурей, она с глухим,
щемящим стоном склонила голову.
плечам волосы - все это глубоко растрогало Генриха; а когда на висках и над
верхней губой мадемуазель Фоссэз показалась та, вызванная страданиями
испарина, которая как бы предвещает агонию, он, лишившись самообладания,
широко раскрыл объятия, бросился к ее ложу и, упав перед ним на колени,
пролепетал:
прижалась пылающим лбом к стеклу.
своего любовника и приникла устами к его устам, думая, что она умирает, и
желая в этом последнем, неповторимом поцелуе передать ему свою душу и свое
последнее прости. Затем она лишилась чувств.
на простыню, которая покрывала ложе бедняжки и, казалось, должна была стать
ее саваном.
нравственное страдание.
возложили, - заявила она голосом, полным решимости и величия.
одном колене, она прибавила:
сильна; я не поручилась бы за себя, если бы страдало мое сердце; но, к