сама знаешь, что свежий воздух мне полезен.
ему надеть теплое пальто, которое сама ему купила, подала палку, вошедшую
с некоторых пор в его обиход. Он спускался с лестницы, а она, стоя в
дверях, смотрела ему вслед с мучительной тревогой, никогда теперь не
покидавшей ее, и в голове у нее уже зрели всякого рода планы. Стараясь
заглушить заползавшее в душу отчаяние, она с неистребимой любовью думала о
том, как исцелить Стефена от его недуга.
пошла в гору, он сразу это почувствовал и понял, как мало осталось у него
сил. Ноги, казалось, были налиты свинцом. Обходя стороной шумные кварталы,
Стефен направился к порту. В начале набережной стоял круглый киоск с
зеркальцами вместо окошек, и, проходя мимо, Стефен мельком увидел свое
отражение: невообразимо худое, изможденное лицо с глубоко запавшими
темными глазами, сутулые, как у старика, плечи... Он невольно скорчил
гримасу и поспешил отвести взгляд. Он сам лучше всех понимал, как
чудовищно нелепо с точки зрения здравого смысла поступает, разгуливая
сейчас по улицам. Однако он твердо решил, что нипочем не даст уложить себя
в постель. Одна мысль о том, чтобы сидеть взаперти, была для него
непереносима.
изгибе бухты. Обычно скамья пустовала, и с нее открывался прекрасный вид
на море. Задыхаясь, Стефен опустился на нее и с чувством облегчения
глубоко втянул в легкие прохладный чистый воздух.
по краям оранжево-желтым и нежно-зеленым. Все краски и все оттенки
казались необыкновенно ясными и чистыми на фоне серо-сизого моря, но в них
уже чувствовалось холодное дыхание приближающейся зимы. "У Тернера нет ни
одного такого заката", - подумал Стефен, с почти чувственным восторгом
взирая на розовую полосу на горизонте. Он сидел, уткнув подбородок в
грудь. Мысли его на мгновение перенеслись к этому проникновенному
живописцу, тончайшему мастеру колорита, сварливому чудаку, затворившемуся
под старость в грязной лачуге на берегу Темзы и получившему от окрестных
мальчишек кличку "Сухопутный адмирал". "Все мы свихнувшиеся - совсем или
хотя бы наполовину, - думал Стефен. - Отщепенцы, погибшие души, вечно в
ссоре с обществом, злополучные дети беды, обреченные с колыбели. - И тут
же сделал мысленно оговорку: - Все, кроме тех, кто идет на компромисс".
Сам он никогда на это не шел. Еще с отроческих лет он был одержим одним
стремлением - освободить от оков красоту, разлитую повсюду в природе, но
не всегда лежащую на поверхности вещей. И он боролся в одиночестве, идя
предначертанным ему путем. Только кому дано понять безысходность этого
одиночества, холодную печаль этих часов и дней, лишь изредка
перемежавшуюся вспышками упоенья и восторга? Но он не испытывал сожалений.
Удивительный покой и мир царили в его душе. Ведь из этой боли, горечи,
разочарования и муки, из борьбы с враждебным ему миром рождалась красота.
Он заплатил за нее дорогой ценой, но игра стоила свеч.
неторопливой чередой проходили перед его глазами, все, вплоть до
огромного, только что завершенного полотна. Этот последний, как бы
заключительный взлет его духа, этот странный плод болезни и вдохновения
принес ему удивительное ощущение восторга и отрешенности, торжества над
жизнью и смертью, приобщения к вечности. Болезнь подтачивала его силы, но
таинственный родник питал его дух, обновляя его, возрождая к жизни. И все
же Стефен знал, что он обречен. Источник жизненных сил, скрытых в нем,
иссяк, безграничная усталость сковывала тело. "Сегодня же вечером поговорю
с Дженни, - думал он. - Пора возвращаться домой. На этой неделе надо
перебраться к себе на Кейбл-стрит..." Затем родилась новая мысль: "Рафаэль
умер тридцати семи лет... Я не имею права жаловаться".
совсем стемнело, и он побрел домой. Быстрые, энергичные шаги раздались у
него за спиной, и чей-то бодрый голос окликнул его. Стефен оглянулся и
увидел невысокую, подвижную фигуру Эрни, который спешил за ним. В темном
костюме и котелке, с зонтиком под мышкой юноша выглядел очень деловито.
тактично стараясь попасть в ногу со Стефеном. - Ну, как дела?
Флорри попросила меня разыскать вас и проводить домой.
развалиной, что они посылают мне провожатых?" И в эту минуту его спутник,
исполненный самых благих намерений, подхватил его под руку, чтобы помочь
ему спуститься по ступенькам с набережной. Однако он тут же рассеял
подозрения Стефена, воскликнув:
хотят, чтобы вы его упустили.
автомобиле.
отец или Хьюберт решили его проведать? Нет, быть того не может.
Какой-нибудь посыльный от сердобольной Клэр? Еще одна неуместная попытка
оказать ему помощь из жалости? Это предположение испугало его.
наигранной беззаботностью размышлял Эрни вслух. - Какой-нибудь крупный
специалист. Черт побери, может, он в два счета поставит вас на ноги. У вас
ведь такие важные родственники, кто-нибудь из них вполне мог пригласить
его. Вот было бы здорово! Если вы совсем поправитесь, мы с вами летом
опять будем искать на пляже моллюсков, как раньше бывало.
магазинов уже закрыто, и Эрни продолжал болтать с притворным оживлением,
чистосердечно стараясь поднять дух Стефена. Они завернули за угол, и
Стефен увидел автомобиль: длинный, черный ландолет стоял перед дверью
рыбной лавки, уже закрытой ставнями.
теперь. А мне надо бежать, не то опоздаю.
же секунду Флорри распахнула перед ним дверь.
вместе с тем странно многозначительный вид, и это лишь подтвердило догадку
Стефена, что произошло нечто необычное. Флорри добавила: - Мы провели его
в залу.
ним. Он не спеша снял пальто, и на этот раз она даже помогла ему. Повесив
пальто, шляпу и шарф на вешалку, он направился в залу. Это была небольшая
комнатка, которой пользовались редко, лишь в тех случаях, когда собирались
гости, но сейчас мольберт Стефена с большим холстом совершенно ее
загромоздил. За черной решеткой наспех растопленного камина дымили и
сипели сырые дрова. В единственном кресле, протянув ноги к огню, сидел
невысокий смуглолицый человек и разговаривал с Дженни. При появлении
Стефена он проворно вскочил.
гармонировали с безукоризненно строгим костюмом, с черной жемчужиной в
галстуке, с начищенными до ослепительного блеска ботинками. Казалось, он
без малейшего усилия со своей стороны внес в эту крошечную гостиную
атмосферу утонченного вкуса и значительности, совершенно подавив своим
величием дешевых фарфоровых собачек на убогой каминной полке, которых Эрни
выиграл в лотерее на Маргетской ярмарке. Стефен сразу узнал этого человека
и потому едва взглянул на вощеную визитную карточку, которую протянул ему
посетитель. Дженни, пробормотав извинение, выскользнула из комнаты.
Десмонд!
голоду, у меня не было ни сантима, и я пытался продать вам мои холсты. Но
вы не пожелали даже взглянуть на них.
надежным щитом, спасая от неловкости в любом щекотливом положении. С
подкупающе сокрушенным видом он развел руками:
проделал весь этот путь из Парижа в Лондон с единственной целью разыскать
вас. И, должен признаться, это была чудовищно трудная задача. Прежде всего
я написал Чарлзу Мэддоксу, но не получил удовлетворительного ответа. Тогда
я отправился к нему, и мы вместе поехали в Степни, но не нашли вас там.
Однако я проявил величайшее упорство и все-таки раздобыл ваш адрес у
мистера Глина. Так что судите сами, как горячо стремился я к этой встрече.
Стефен.
внимательно вгляделся в Стефена, сохраняя, однако, приличествующее случаю
умеренно восторженное выражение.
благоговейный полупоклон в сторону мольберта, - все равно при одном
взгляде на вас я бы не мог не распознать большого мастера. Такие руки, как
у вас... такое лицо... Но не будем терять времени, - внезапно оборвал он
себя. - Мистер Десмонд, на мою долю выпало счастье сообщить вам, что за
последние месяцы в Париже наблюдается все возрастающий интерес к вашим
Свержин Владимир
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Верещагин Олег
Никитин Юрий
Орловский Гай Юлий