Всего четыре. Осталось два. Кто еще может умереть? Хотя - что тут гадать?
Все когда-нибудь умирают. Раньше или позже. Превращаются в скелеты и
собираются в одной комнате. А все Странные Комнаты Моей Жизни мистическим
образом связаны между собой. Комната со скелетами в пригородах Гонолулу.
Мрачная и холодная каморка Человека-Овцы в отеле "Дельфин". Квартира, в
которой Готанда и Кики занимались любовью воскресным утром... До какой
степени вс" это - реальность? Вс" ли в порядке у меня с головой? Или я
давно уже ненормальный? Каких только событий не случалось в искаженной
реальности этих комнат. Какова же реальность в оригинале? Чем больше я
думал, тем дальше уходила от меня истина. Заснеженный Саппоро в марте -
реальность? Теперь он казался фантомом. Дикий пляж в Макахе, где мы сидели
бок о бок с Диком Нортом, - реальность? Тоже какой-то фантом. Очень похоже
- но вряд ли оригинал. Ну, ей-богу, - разве в нормальной реальности
однорукий мужчина может так ровно резать хлеб? Разве дала бы мне шлюха из
Гонолулу телефон комнаты со скелетами, куда привела меня Кики?
И все же это - реальность и не что иное. Почему? Потому что я помню, что
это было со мной. И если я не признаю это - все мое восприятие мира
улетает в тартарары.
А может, моя психика больна, и болезнь прогрессирует?
Или это реальность моя больна, и болезнь прогрессирует?
Не понимаю.
Слишком много непонятного.
Но независимо от того, кто болен, и что прогрессирует - я должен
упорядочить дикий хаос, в который меня занесло. И, сколько бы ни
накопилось в душе грусти, злости или отчаяния - прокомпостировать,
наконец, билет до конечной станции этого безумного путешествия. Такова моя
роль. Слишком многие вещи и события мне намекают об этом. Слишком со
многими людьми я пересекся, чтобы оказаться в этой ситуации случайно.
Итак, сказал я себе. Верни шагам былую упругость. И танцуй дальше. Так
здорово, чтобы всем было интересно смотреть. Шаг в танце - вот твоя
единственная реальность. Отточи ее до совершенства, и все. Рассуждать тут
не о чем. Эта реальность на тысячу процентов выгравирована у тебя в мозгу.
Танцуй. И как можно лучше. Набери номер Готанды и спроси у него:
- Послушай, старик. Это ты убил Кики?
Бесполезно. Рука не поднимается. При одном взгляде на телефон сердце
начинает бешено колотиться. Вс" тело трясет, дыхание перехватывает так,
словно я борюсь с ураганом. Я люблю Готанду. Это мой единственный друг, и
это - я сам. Готанда - часть моей жизни. Я хорошо понимаю его... Несколько
раз подряд я сбился, набирая номер. Пальцы не попадали на нужные цифры. На
пятой или шестой попытке я шваркнул телефоном об пол. Бесполезно. Я
физически неспособен на это. Шаг в танце не удался.
Тишина в квартире сводила меня с ума. Раздайся в этой тишине звонок
телефона - я бы, наверное, закричал. Я вышел из дому и отправился
слоняться по городу, аккуратно ступая и осторожно пересекая улицы, как
пациент, проходящий курс реабилитации. Людской поток вынес меня к
какому-то садику; я присел на скамейку и начал глазеть на прохожих. Я был
бесконечно один. Очень хотелось за что-нибудь ухватиться, но ничего
подходящего вокруг не нашлось. Я оказался в скользком ледяном лабиринте -
абсолютно не на что опереться. Темнота была белой, а звуки проваливались в
пустоту. Хотелось заплакать. Но даже этого не получалось. Да, Готанда -
это я сам. Теряя его, я терял часть себя.
Я так и не смог ему позвонить.
Прежде, чем я что-либо смог, Готанда пришел ко мне сам.
Как и в прошлый раз, весь вечер шел дождь. На Готанде был тот же белый
плащ, в котором он ездил со мной в Иокогаму, шляпа под цвет плаща, на носу
- очки. Несмотря на сильный дождь, он пришел без зонта, и со шляпы капало.
Когда я открыл дверь, Готанда широко улыбнулся. Я машинально улыбнулся в
ответ.
- Ну и видок у тебя, - сказал он. - Звоню тебе, звоню - никто трубку не
берет. Вот и решил зайти. Ты в порядке?
- Если честно, то не совсем, - ответил я, тщательно подбирая слова.
Прищурившись, он несколько секунд изучал мое лицо.
- Ну, что ж... Может, я в другой раз зайду? Так, наверное, лучше будет. Я
сам виноват - заявился без приглашения... А поправишь здоровье - тогда и
встретимся, идет?
Я покачал головой. Вздохнул, подыскивая слова. Но нужных слов на ум не
приходило. Готанда стоял, не двигаясь, и терпеливо ждал, что я скажу.
- Да нет... Здоровье ни при чем, - произнес я наконец. - Просто долго не
спал, долго не ел - вот и выгляжу усталым. Но, во-первых, уже все в
порядке. А во-вторых, у меня к тебе разговор. Давай сходим куда-нибудь.
Тысячу лет не ужинал по-человечески.
Мы поехали в город на его "мазерати". В проклятом "мазерати" мне снова
стало не по себе. Какое-то время Готанда вел машину сквозь размытый дождем
неон. Просто ехал вперед, никуда в особенности не направляясь. Переключая
скорости настолько мягко и точно, что я ни разу не ощутил ни дрожи, ни
слабенького толчка. Осторожно разгоняясь - и плавно тормозя на поворотах.
Небоскребы нависали над нами, как горы над путниками в ущелье.
- Куда поедем? - спросил Готанда и бросил взгляд на меня. - Чтобы не
встречать типов с "ролексами", спокойно поговорить и отлично поесть, я так
понимаю?
Ничего не ответив, я продолжал разглядывать небоскребы. Мы покрутились по
улицам еще с полчаса - и он наконец не выдержал.
- О'кей. Тогда давай действовать от противного, - сказал он легко, без
малейшего раздражения в голосе.
- От противного?
- Поедем в самое шумное заведение. Там-то и сможем поговорить с глазу на
глаз. Как тебе такая идея?
- Неплохо, но... Куда, например?
- Ну, скажем, в "Шейкиз", - предложил он. - Если ты, конечно, не против
пиццы.
- Да ради бога. Никогда не имел ничего против пиццы. Только... Как же твой
имидж? Что, если в таком месте тебя узнают?
Готанда улыбнулся - совсем слабой улыбкой. Силы в этой улыбке было не
больше, чем в последних лучах заката, пробивающихся сквозь густую листву.
- Ты когда-нибудь видел, чтобы знаменитости трескали пиццу в "Шейкиз"?
Как всегда в выходные, в пиццерии было громко и людно - яблоку негде
упасть. Джазовый квартет - все в одинаковых полосатых рубашках - наяривал
на сцене "Tiger Rag", а студентики за столиками, вдохновленные пивом,
надсадно его перекрикивали. В зале царил полумрак, никто не обращал на нас
внимания. Пряный запах жареного теста растекался волнами по воздуху. Мы
заказали пиццу, купили пива и уселись в самом укромном углу за столик с
пижонской лампой-"тиффани".
- Ну, вот видишь? Вс" как я говорил, - сказал Готанда. - И уютно, и
успокаиваешься куда больше.
- Это верно, - согласился я. Разговаривать по душам здесь и правда было
приятнее.
Мы начали с пива, а чуть погодя вцепились зубами в свежайшую, дымящуюся
пиццу. Впервые за много дней я ощущал в желудке космическую пустоту. И
хотя я никогда не сходил по пицце с ума, сейчас, откусив лишь раз,
почувствовал: на всем белом свете нет ничего вкуснее. Вот, оказывается,
как страшно можно изголодаться за четверо суток. Готанда, похоже, тоже был
голоден. Без единой мысли в мозгу мы молча жевали пиццу и запивали пивом.
Прикончив пиццу, взяли еще по пиву.
- Объеденье! - изрек наконец Готанда. - Веришь, нет - третьи сутки думаю о
пицце. Даже сон о пицце приснился. Как она поджаривается в печи и
похрустывает слегка, а я на нее смотрю. Просто смотрю и больше ничего не
делаю. И так - весь сон. Без начала и без конца. Интересно, как бы его
трактовал старина Юнг"Юнг, Карл Густав (1875-1961) - швейцарский психиатр,
ученик и последователь З.Фрейда, создатель школы "аналитической
психологии""? По крайней мере, я для себя трактую так: "Очевидно, мне
хочется пиццы". Как думаешь? И, кстати, что у тебя за разговор?
"Ну вот, - подумал я. - Сейчас или никогда". Но сказать ничего не
получалось. Дружище Готанда сидел передо мной тихий, расслабленный и
наслаждался приятным вечером. Я смотрел на его безмятежную улыбку - и
слова застревали в горле. Бесполезно. Сейчас - не могу. Как-нибудь позже...
- Как у тебя дела? - только и спросил я. Эй, так нельзя, - пронеслось в
голове. - Сколько ты собираешься буксовать и вертеться по кругу? Но я не
мог себя пересилить. Полная безнадега. - Что с работой? С женой?
- С работой - по-старому, - ответил он, криво усмехнувшись. - Без
вариантов. Работы, которую я хочу, мне не дают. А которой не хочу -
наваливают по самую макушку. Вот и вязну, как в снегу. Продираюсь через
сугробы, что-то кричу сквозь пургу - а никто все равно не слышит. Только
голос срываю. А с женой... Странно, да? Давно ведь развелся, а все женой
называю... С ней мы с тех пор только один раз встретились. Ты когда-нибудь
спал с женщинами в мотелях или лав-отелях"Love hotel ("гостиница любви",
англ.) - популярная в Японии система комфортабельных спецгостиниц для
интимных встреч с конфиденциальной процедурой заселения и почасовой
оплатой"?
- Да нет... Можно сказать, что нет.
Готанда покачал головой.
- Странная это штука... Если долго там находишься - уставать начинаешь. В
комнате темно. Окна задраены. Номер-то для секса и больше ни для чего,
кому там окна нужны. Была бы ванна да кровать побольше. Ну, еще радио,
телевизор и холодильник. Только то, что для дела нужно. Чтобы кого-нибудь
трахать, долго и с кайфом. Ну, я и трахаю. Собственную жену. Конечно,
получается у нас высший класс. Оба стресс снимаем, обоим весело. Нежность
взаимная просыпается. Кончим - и долго лежим, обнявшись, пока снова не
захотим. Только, знаешь... Света не хватает. Слишком вс" взаперти.
Искусственно как-то, придуманно вс". Не по душе, ей-богу. Но, кроме таких
заведений, нам с женой больше и переспать-то негде. Прямо не знаю, что
Роллинс Джеймс
Маккэфри Энн
Шилова Юлия
Доставалов Александр
Махров Алексей