коляска. Молчаливая и замкнутая Данута придерживала на коленях головку
уснувшего Мишаньки. За коляской верхами следовали пятеро с винтовками
наготове: двое Никотиных, мы с директором заповедника и Кожевников. Кони
тихо миновали станицу и рысью пошли с горки на Лабинск.
укрытой степной долине Чохрака, а к вечеру уже находились в Майкопе.
она не боялась за сына.
долгой. Я словно предчувствовал, какая эта страшная ночь... Чуть свет
оседлали коней, попрощались с Данутой, Катей - и в путь. Очень спешили. Кони
прямо стелились по дороге, им давали самый короткий отдых. В Псебай прибыли
часа в три пополудни. У бывшего княжеского дома нас остановил знакомый.
заходили во двор, подымались на крыльцо. Жуткое ощущение непоправимости
сдавило сердце.
первое, что я увидел, - кровь на полу горницы. Отец и мать лежали рядом...
простынями.
карандашом. Дрожащая рука мамы вывела: "Сынок, они стреляют из сада, со
двора. Отец с винтовкой у окна, он стреляет в сад. Кричат, чтобы открыли.
Отец опять стреляет. Они ломают дверь, они сломали ставню. Отец стреляет,
там кричат... Прощай, Андрюша, прощайте, милые..."
Или не знали, или боялись. Только Кожевников глядел на меня открыто.
Ночью бандиты проникли в сад из лесу, обложили дом и бросились к дверям и
окнам. Если бы отец не отстреливался... Но он не мог не защищаться. А
нападающие подумали, что стреляю я. Трава и кустарник под окнами окраплены
кровью. Видимо, отец хорошо стрелял. Ожесточившиеся бандиты не пощадили
старость. Они не пощадили бы никого.
даже семейные портреты. Охапки соломы валялись у стен, на веранде:
собирались сжечь дом, чтобы замести следы убийства. Помешали соседи.
Оробевшие поначалу, они все-таки собрались на улице, видимо, уже под утро и
упрашивали белую орду, угрожали. С ними находился и милиционер. Этот молодой
хлопец лежал сейчас через три дома. На столе, с головой укрытый простыней...
Командовал налетчиками Семен Чебурнов.
вскоре к нам прибыл отряд чоновцев, начальник милиции. Я оставался в доме с
родителями. Приехали Данута с сыном и Катя, Сурен...
улицы. Колокольный звон больно отдавался в сердце.
нельзя. Данута, враз осунувшаяся, заплаканная, смотрела на дом с
нескрываемым страхом. Жить в нем после всего этого...
вернемся. Поселились в Майкопе. На прощание посадили у могилы родителей две
березки. На каменную плиту в церковной ограде легли цветы. В эти дни
распустились цикламены - вестники тепла.
порядок, к чужому дому.
один из тех... Он приехал с ними, только был раненый и порешил отойти от
злого дела, остался дома. Сам он псебайский, мой дальний родич. Ежели ты
смогешь без злости и чтоб никто больше не знал... Расскажет тебе кое-чего. Я
уговорил. Ты не серчай, он в этом деле неповинный.
неопрятной рыжеватой бородой, уже в годах и очень больной. Грязные бинты
пеленали его грудь.
соединение. Семен упросил полковника зайти в Псебай. Тебе понятно зачем?
знаешь все тайные тропы в горах.
свернуть. Я тогда сказал, что не ходок, далее Псебая не пойду. Семка
предупредил: ежели расскажу про отряд, считай - уже покойник. Хотел
отмолчаться, да вот дядя Василий... Я ни при чем в злом деле, ты понять
должон... И не воин уже. Вот поднимусь, если судьба, сам в ЧК приду. Сыт по
горло.
прочими.
джигиты. Много.
прости меня, Христа ради. Ни при чем я, да и рана моя...
жизней унесет она, скольких людей искалечит, как вот этого, - никто не
знает!
приличный дом на улице с новым названием Советская, договорились об аренде и
вскоре перебрались в него со всем хозяйством, заботами и тяжкими думами о
невозвратном - потерянном.
родным. Вспоминать его было и радостно, и горько. Там я нашел Дануту, там
родился сын. И там же могилы наших добрых родителей.
высотах. Здесь же, в Майкопе и предгорьях, вовсю буйствовала теплая, зеленая
и цветастая весна. В городском парке распевали соловьи. Скворцы щебетали у
каждого скворечника и в нашем маленьком садике. Данута и Мишанька деловито
вскапывали углы огорода, куда не добрался мой плужок.
доме Телеусова расстались: Шапошников с Василием Васильевичем поехали в
Гузерипль, а мы с Телеусовым переправились через Белую и по запущенной тропе
пошли на Кишинский кордон. Цель у всех одна: увидеть зубров после зимовки,
посчитать и, если удастся, встретиться всем на Умпыре. Братья Никотины
решили за это же время поправить тропу от Уруштена до Балканов и на самом
перевале.
склонах уже повылезал молодой папоротник, его скрученные головки
распрямились, открылись резные листья. Выше тропы черно от молчаливых пихт,
оттуда тянет холодом. В лесу неуютно и странно тихо. Таимся и мы, едем краем
тропы, не разговариваем, винтовки на руке. Лесная глухомань не чарует,
скорее, пугает. Вот что значит война! Чудится и там, где ее нет.
стволы. Прислушиваемся. На крыльце, где тень, еще лежит горка потемневшего
снега. Скрипит какая-то доска или дверь; скучно, мокро, необжито. Лишь
убедившись, что человеческих примет не видно, подъезжаем ближе.
раз, видим на гвозде старую шапку Бориса Артамоновича и вспоминаем
пропавшего без вести.
влажный и холодный воздух высокогорья. Подымаемся на знакомый останец.
Скалы, как два пальца, воткнутые в лес, возвышаются над волнистыми
джунглями, отсюда далекий обзор. Уместившись, подымаем бинокли. Осматриваем
одну за другой долинки, поляны, урочища.
молодую зелень. Поваленную осину переступают, не трогая коры. Травы хоть и
мало, но она уже отбила охоту жевать горьковатую древесину. Звери худые,
выглядят неряшливо, шерсть клочьями, бока испачканы в глине. Ни одного
подростка с ними!
такой-то зимы... Молодь первая помирает. Скрозь снега не докопается до
ветоши, слабеет, и все. Теперича надежда на новый приплод. Глядишь, и
народятся. Ай нет?
условиях они бесплодны.