а про себя думала:
ка! Неужели она все забыла?"
гой комнаты вторивший остротам Сильвии, свидетельствовал, что Марк спо-
собен так же легко забывать. Огорченная таким бездушием, Аннета не зна-
ла, что она тоже обладает этим чудесным и жестоким даром. Когда Марк по-
явился из своей комнаты, сияющий, совсем одетый, она не могла скрыть су-
ровое неодобрение. Марка выражение ее лица задело больше, чем самый рез-
кий выговор. Мстя матери преувеличенной веселостью, он вел себя очень
шумно и так торопился уйти, что забыл даже попрощаться с нею. Он вспом-
нил об этом уже на лестнице. Не вернуться ли? Нет, поделом ей! Он был на
нее сердит. Какое облегчение весь вечер не встречать ее укоризненных
взглядов, а главное - оставить позади гнетущую атмосферу их дома и все
тягостные треволнения сегодняшнего дня!.. Какой это был бесконечный
день!.. За несколько часов Марк прожил целую жизнь, нет, несколько жиз-
ней, познал верх блаженства и бездну отчаяния... Такое бремя могло хоть
кого раздавить! Но для гибкой натуры этого юнца оно было не тяжелее, чем
птица для ветки. Вспорхнет птица - и вот уже ветка распрямилась и весело
качается на ветру. Отлетели и радости и горести минувшего дня. Остается
лишь воспоминание. Мальчик спешит отогнать и его, открывая сердце новым
радостям и печалям.
тоже была человеком с сильными страстями и поэтому все преувеличивала,
то поведение Марка целиком отнесла на свой счет. Радость, с какой он
убежал от нее, поразила ее в самое сердце. Прислушиваясь к его смеху на
лестнице, она решила, что сын ее ненавидит, что он ею тяготится. Да, да,
это по всему видно! Он жаждет от нее избавиться. Если бы она умерла, он
был бы счастливее, чем теперь... Счастливее!.. Да и для нее смерть была
бы счастьем. Нелепая мысль, что ее сын, ее мальчик, мог желать ее смер-
ти, больно резнула Аннету по сердцу. (Нелепая ли? Как знать? Какой ребе-
нок в минуту исступления не желал смерти своей матери?..) Эта страшная
мысль пришла в час, когда Аннета держалась за жизнь уже слабеющей рукой,
и была для нее смертельным ударом.
да решение было принято и осуществлено, когда она выполнила долг перед
собой и непоправимое свершилось, у нее не хватало сил выдерживать натиск
внутреннего врага. И вражеские полчища ринулись на нее.
человек имеет право хотя бы упиваться своим отчаянием! "Мое страдание
никого не касается, оно только мое, так отдамся же я ему целиком! Серд-
це, истекай кровью! Я вонзаю в тебя нож, заставляю снова увидеть все,
что ты утратило!" Воображение Анкеты лихорадочно работало, рисуя ей Фи-
липпа как живого. Он был тут, перед ней, она говорила с ним, касалась
его. Видела снова все то, что любила в нем, что привлекало ее сходством
с ней и противоположностью. Вспоминала их встречи, этот союз противни-
ков, двойной пыл страсти и борьбы. Разве объятия и борьба не одно и то
же? И в этих воображаемых объятиях была такая чувственная сила, что обе-
зумевшая от любви Аннета изнемогала, как Леда, настигнутая лебедем. Бур-
ный поток страсти снова уносил ее, но теперь в нем крылось отчаяние. Она
переживала тот страх, который каждая женщина, созданная для любви, но
обделенная ею в жизни, познает на переломе лет: разрыв с любимым челове-
ком кажется ей прощанием с любовью навеки. В этот вечер Аннета, остав-
шись после ухода сына наедине со своей искалеченной любовью, металась в
муках душевной опустошенности. Неотступные думы об умершей навсегда люб-
ви, о напрасно прожитой жизни душили ее. Упорно возвращаясь, они не да-
вали ни минуты покоя. Напрасно Аннета пыталась чем-нибудь заняться: она
бралась за работу, бросала ее, вставала, садилась. Упав головой на стол,
она ломала руки. Навязчивая мысль сводила ее с ума. Она дошла до того
предела страданий, когда женщина готова на любые безумства, только бы
убежать от себя. Чувствуя, что теряет рассудок, Аннета в этом бреду ощу-
тила вдруг дикий порыв, страшное желание выбежать на улицу и, в ярости
самоунижения, надругаться над своей измученной душой и телом, отдавшись
первому встречному. Когда до ее сознания дошла эта чудовищная мысль, она
вскрикнула от ужаса. Но ужас как будто еще подстегнул постыдную мысль,
она не хотела отступать. Тогда Аннета так же, как ее сын, подумала о са-
моубийстве. Она знала, что уже не в силах будет отделаться от этого на-
важдения...
решила выброситься из него. В ней заговорил инстинкт целомудрия, стре-
мившийся спасти душу от осквернения. Ах эта мечтательная душа! Ум Аннеты
не был отуманен общепринятой моралью. Но инстинкт оказывался сильнее
ума, он судил вернее... Вся во власти противоречивых стремлений - к окну
или к двери, - она не смотрела по сторонам. Метнувшись к окну, она
сильно ударилась животом об угол буфета. Боль была так сильна, что у нее
захватило дух. Согнувшись, она схватилась обеими руками за ушибленное
место, испытывая какое-то острое злорадство от того, что удар пришелся
именно по животу, словно она хотела раздавить в своем теле распоряжавшу-
юся ею слепую и пьяную силу, бога-тигра... Затем наступила реакция. Без
сил упала Аннета в низенькое кресло между буфетом и окном. Руки у нее
были ледяные, лицо в поту. Сердце билось неровными толчками, все слабее
и слабее. Ей чудилось, что она летит куда-то в пропасть, в голове стуча-
ла одна мысль:
кунд?.. Вечность?..), она лежала, запрокинув голову, как на плахе, упи-
раясь затылком в подоконник. Тело было втиснуто в угол между буфетом и
окном. И первое, что она увидела, были июльские звезды над темными кры-
шами... Божественный свет одной из них проник к ней в сердце...
на... Внизу на улице проезжали экипажи, в буфете дребезжали стаканы...
Аннета ничего не слышала... Она висела между небом и землей... "Бесшум-
ный полет"... "Она все не могла окончательно проснуться"...
тавила, - к безмерной усталости, мукам в тисках любви... "Любовь, мате-
ринство. Ожесточенный эгоизм, эгоизм природы, которой мало дела до моих
страданий, которая подстерегает мое пробуждение, чтобы терзать мне серд-
це... Ах, не просыпаться бы больше!.."
не было... Нет, было, но уже не в ней, а вне ее, она словно слышала
его... О волшебство!.. О грозная музыка, открывающая неведомые просто-
ры!.. Аннета, как зачарованная, слушала звучавшие в воздухе рыдания, -
казалось, невидимые руки играют прелюдию Шопена "Судьба". Сердце ее пе-
реполнилось еще не изведанной радостью. Ничего общего не было между жал-
кой радостью нашей повседневной жизни, радостью, которая боится страда-
ний и держится только тем, что отвергает их, - и этой новой огромной ра-
достью, которая рождена страданием... Аннета слушала, закрыв глаза. Го-
лос смолк. Наступила тишина ожидания. И вдруг из глубины замученного
сердца вырвался дикий крик освобождения... Подобно алмазу, режущему
стекло, прочертил он светлой бороздой свод ночи. Аннета разбитая, изне-
могшая, на исходе ночи мук родила в себе новую душу...
неподвижная и немая. Лежала долго. Наконец она поднялась. Шея болела от
твердого изголовья, ломило все кости. Но душа была освобождена.
будет делать. Сердце ширилось в груди. Она не могла хранить в себе то,
чем оно было полно. Она схватила перо и в неудержимом порыве стала изли-
вать свою скорбь в нескладных стихах:
нями, взлетает к небу пенной пылью страстей и слез...
падает на кровать и засыпает.
как снег на солнце...
века, который боролся и знает, что победил!