береглись. Никита, здесь снова ставший старшим над дружиною, распорядил не
снимать броней, оружие держать наготове. Так, в бронях под шубами, и
ехали. Трещал мороз, железо холодило тело, было тревожно и весело. Долгий
неповоротливый митрополичий обоз, состоящий едва не сплошь из ненавычных к
оружию духовных, полонить было проще простого. Никита, перемолвивши с
владычным боярином, уже прикидывал, как разоставить ратных, и с досадою
понимал, что все, что сможет содеять, это - ежели обоз будут настигать
всугон, а не переймут заранее пути - остановить врага и, давая обозу
оторваться от преследователей, лечь костьми с невеликою своею дружиной.
ратниками, прикинувши, кто куда гож. На очи владыке не лез, а из ближней
владычной прислуги сошелся нежданно с одним лишь писцом Леонтием, которого
чаще по-простому называли Станятой. Совершилось знакомство всего дня три
назад, когда остановили около малой деревни и простые ратные с младшими
клирошанами тесноты ради ночевали в шатрах и грелись у костров.
голенищ, ели не спеша, посовываясь ближе к огню. В вышине, над головою,
там, куда не достигал пляшущий свет костра, роились алмазною россыпью
холодные высокие звезды. Сторожко молчали осыпанные инеем сосны, черные
узорные тени которых смутно виднелись на темном окоеме небес. Отъевшие
ратники заползали на четвереньках в шатры, под попоны и кошмы, валились в
кучу - так теплей.
владычный, остался тоже. Долго сидели вдвоем, не глядя один на другого.
Потом Никита вдвинул обгорелое бревно ближе в огонь. Посидели, согласно
уставясь в рдеющую груду углей, следя невысокие упорные языки огня, в
вечном борении с холодною пустотою пространств то вздымавшие ввысь - и
тогда куски пламени, отрываясь, улетали, исчезая без остатка в морозной
стуже, - то сникавшие, так что огонь лишь облизывал, таясь и опадая,
черно-красный обугленный ствол сосны, сунутый в костер смолистым комлем.
круглая, словно яйцо. Ни на чем, просто так, сама веснет! И не упадет
никуда! Дивно! - Он кинул глазом на владычного писца, проверяя, не зазрит
ли? Но тот только кивнул, утверждая, глядючи в огонь. Сам подсказал давно
знакомое:
зима-лето, а Земле оборот - день-ночь.
неуверенностью в голосе.
она! Дак вот с того...
Никитой кличут, а по деду - Федоровым. Дед у меня был... - Он не договорил
про деда, застыдился.
песня на чужом языке. Никита не стал выспрашивать, что это. Понурил
голову. Помолчав, примолвил со вздохом:
при князе Иван Данилыче. Батько мой ехал в Киев, к митрополиту Феогносту
ищо, я малой был, дак в рев: забедно стало, что не берет с собою! А ныне
вижу - не игра! С возами да справою... - Помолчал, не утерпел, похвастал:
- Я нынь подо Ржевою ратился!
взгляд.
поход подо Ржеву - обычное воинское дело и хвастать тут можно мало чем.
обгорелою палкой в угольях.
не ведаю.
незнакомец, коего еще вчера и знать-то не знал, не предаст, не выдаст, не
выболтает сказанного тобою, а быть может, соучастием своим и облегчит, и
разделит сердечную ношу, выговорил Никита в ночной тишине у костра
невольному спутнику своему:
работа, Василь Василича.
Договорил, помедлив: - Он мне за то и деревню подарил. Перед смертью,
значит. А владыка от смерти спас! Взял на себя и с деревней тою. Вторую
жизнь подарил, считай!
ратнику. Внимательно приглядясь, узрел черный мрак в очах нового знакомца,
легким ознобом прошло по спине: сидим теперь с убийцею двое у костра! И
владыка помиловал! Прошло и ушло. В черном пустом взгляде ратного была
мука.
увидел рожоного-то... В Киев вот еду!
покачав головой: - Не! Сам!
любовь и не то делают. (Почто он и сторонит ее, любви етой!) И не изверги,
не тати совсем. Всякий может... Поди, понасилил боярин еговую бабу,
прикинул про себя, или иное что...
под тяжкое рдеющее бревно.
никому! - решительнее прибавил, вспомнив, что у ратника народился сын и,
значит, женка...
а днем и на возу высплюсь. Ступай! - примолвил он решительно, и Никита,
подумав, молча полез в шатер, в гущу тел, в спасительное человечье тепло.
себе молодца, что покрикивал, строжил, лихо проносясь верхом в снежном
вихре обочь возов, и представить не мог такого! А тут - Земля, плывущая в
аэре, и нашумевшее на всю Москву, мало не на всю Владимирскую Русь,
занесенное во владычное летописание убийство тысяцкого! И почему Алексий
заступил, спас его от смерти? Владыка ничего не совершал зря, и тут,
видно, знал, ведал нечто такое, чего в простоте душевной, быть может, не
ведал и сам убийца, чудом, по владычному изволению не лишившийся головы!
надо, не его это дело.
встречу поезду выехала негустая толпа литовских ратных в остроконечных
шапках своих, и Станята узрел, как Никита, ощерив зубы, враз, не стряпая,
издав горловой татарский свист, поднял ратных, сбросивших шубы на возы, и
перед строем оружной литвы вырос строй окольчуженных, готовых к бою
русичей.
в дорогом колонтаре и долгом распахнутом бобровом опашне, помахавши рукою
в знак мира, подъехал к владычному возку, передал приглашение митрополиту
от князя Дмитрия - Корибута Ольгердовича - посетить город.
Лучше было пока не заводить ссоры с Литвой, решили бояре, а в такой
близости к дому любая пакость Ольгердова тотчас станет известною на
Москве.
бояр, клира и ратных. Алексий служил в соборе торжественную литургию.
Князь (крещенный по православному обряду) выстоял всю службу и приложился
к кресту и руке Алексия.
только на четвертый, и то по настойчивой просьбе митрополита, выпустили, с
почетом проводивши в дальнейший путь.
еще в первый день их пребывания в Брянске.