Днепр, но не загражденный берегами, а чудесно защищенный стенами из
светлых туманов. В стенах были озера, прорезанные птичьими крыльями. Это
женщины ромеев летели над сине-зеленой степью, а Ратибор знал - над морем.
Он сам побывал в невозможном, о котором говорил Индульф.
шкурах, рука была под щекой. Но ладонь хранила воспоминание.
просыпаясь, крепко держась тупо-когтистыми пальцами за жердину насеста,
вытащив слепую голову из-под крыла, каждый петух напрягся и зычно ответил
запевале. Звонкая перекличка прокатилась по граду, вернулась к первому
петуху, повторилась, замерла.
заботами, горем, а может быть и счастьем, всегда будет. Что бы ни
случилось, солнце придет.
отсвет речных вод, озер и болот. На полянах, обрамленных стенами лесов,
пятна росских градов.
лесах. Старые друзья - человек и петух. Крикам градских певунов отвечают
их собратья со дворов извергов. Нет покоя, нет мира в мире живых.
ему первую брачную ночь. Сейчас, как и тогда, он не знал, какие петухи
пропели. Но тогда длилось наваждение, ныне нет больше над Ратибором
колдовской власти мертвой хазаринки. И он сменил легкую паутину видений,
гаснувших в памяти, на явное, на действительность.
проповедовавшего своего бога с берега Теплого моря. Деметрий говорил, что
ромейский бог создал женщину из тела мужчины, поэтому двое обязаны быть
плотью единой. Бог ромеев не позволил разлучаться мужчине и женщине,
соединенным однажды. То же и у россичей. Дажбожьи внуки соблюдают брак.
петель, на которых было подвешено полотнище. Мать вернулась, вчера она
ушла спать во двор. Значит, сейчас пропели последние петухи, за лесами уже
белеет заря.
спокойно, глубоко. Ратибор подумал: "А что ей мнится во сне?"
видел искры, вонзающиеся в сухой гриб - трут. Через опущенные веки проник
свет - вспыхнула береста, занялся пук сухой щепы-подтопки. Пахнуло дымом.
приготовить пищу для мужчин, для детей. И для себя...
него осталось в ноздрях лишь воспоминание. Повинуясь тяге из двери в
продух крыши, дым очага поднялся вверх. И над домом Анеи и во всем граде
крыши заволоклись пеленой, в которой еще различались искры.
брусья, подвешенные к матице крыши.
зубчатые насадки. В слободе есть запасы отборного пера из крыльев дикого
гуся. Только гусиное перо годится для боевой стрелы.
выйдет колос. Колосья наклонятся...
а что ромеи рассказывали о степи, о хазарах, гуннах, о других языках, что
живут-плодятся на широкой степи, между Итиль-рекой, Днепром и
Истром-Дунаем.
больших Юг всегда был подобен таинственному царству мрака, хоть россичи и
знали, что там теплые моря, сладкие плоды, жаркое солнце. Заслонила беда,
постоянно копящаяся для росских лесов вдали от глаза, вдали от слуха.
наводняет округу. Степная беда переливала излишки на Рось-реку. Перевалив
границу, она стремилась вглубь, пока степняки, утомленные упорством людей
и сопротивлением леса, не отходили на юг. Колыбельные песни говорили о
злой Степи, бессмертный Кащей жил на острове среди Теплого моря. Россич
привык помнить о Степи.
добычей, угоняли пленных. Давно не случалось больших набегов. Глупый один
не понимал, что опасность увеличивалась с каждым годом.
утигурах, массагетах, гетах, даках, хазарах. Будто бы кто-то хотел взять
прошлой осенью саму Карикинтию, но ромеи не только отбились, но и набрали
полон. В Италии воюют. В Азии - тоже. На берегах гнилых озер, по
Меотийскому озеру, по берегу Евксинского Понта степняки ходили до осеннего
распутья. Черный ромей, который приезжал на торг не с товаром, а учить
россичей своей вере, предвещал страшные беды. Признавался он, что
ромейский базилевс-князь сносился с хазарами. О чем? Есть догадка у
князь-старшины Чамоты, а знанья нет.
взяли, жалели, что не было больше. И остальные товары все купили.
руки с колен, Всеслав слушал Ратибора. С наставником-другом Ратибор
находил слова. Невозможного ищет прусс Индульф? Всеслав видывал и пруссов,
знал, что много людей разных языков служат ромейскому базилевсу.
Индульфа, Ратибора. Но ни с кем он не делился, как делится с ним Ратибор.
Он сам узнал, где истинно скрыто самое трудное, самое невозможное:
птицей, мечтай опуститься в днепровские омуты, выловить жемчуг из Моря...
Сумей-ка росскую силу собрать воедино - это труднее, чем уйти на край
земли, чтобы увидеть, как солнце ложится отдыхать в океан.
оружие, оставленное отцом Ратибора в наследство сыну. От тли и от сырости
нужно высушить ткань и кожу, смазать железо и дерево топленным из костей
жидким жиром.
изображение мужчины. Он сидел так, как иной раз сидел, отдыхая, Ратибор. И
был похож на Ратибора. Мешал гребенчатый шлем на голове. Снять бы его, но
металл был слишком прочен, не поддался пальцам. Побоявшись сломать
фигурку, женщины оставили бронзу в покое.
время Перуна, время войны. Ночью побратимы-дружинники собирались в гадючьи
пещеры.
бою, бог слушал, глядя из-под медного шлема на лунный свет красным
рубиновым глазом. Он молчал.
разумом. Но все боги молчат. Их язык вложен в уста людей, чье сердце они
вдохновляют. Боги подобны умершим людям, именем которых вершат власть
живые.
женщина Пифия, сидя в благовонном дыму на медном треножнике, передавала
словами волю богов. Нынешние три бога ромеев оставили свою волю в книгах.
Слова Пифии были уклончивы, слова книг расходились с делами ромеев.
А как совершать - твоя вольная воля, россич".
обычную стройность.
чем дурноезжий конь, побывавший в глупых руках. Одни илвичи пришли прямо
из своих градов с напутствием от князь-старшин, чтобы не срамили свой род
на чужих людях. Такие, и ловкие от рождения и неуклюже-косолапые, как
молодые щенки, послушно шли в руки Всеслава и его подручных. С теми же,
кто успел побывать в слободе при покойном Мужиле, было хуже. Не легка доля
охотника-добытчика, зато привольна, и за труд награждает дичина. При всей
жадности Мужило умел и делиться со своими - тем и держался.
не воинское здесь житье, а лошадиное, как на пашне.
затеи слияния слобод. Князь-старшины, отказавшиеся дать своих молодых
Всеславу, укоряли пославших за ослабление племени. А один из князь-старшин
илвичей, Павич, будто бы кричал: "Воинов отдали россичам, сами к ним идите
жить, станете россичами".
набега - как бы илвичи к осенней распутице не позвали своих назад. Начатое
дело замрет в первом ростке.
портит табун, а в запряжке с сильным он не тянет ни плуг, ни телегу.
Перуна с померкшими глазами. Темнота покрыла побратимов.
степных, успеют нас известить, - сказал Всеслав.