должны были бы приблизиться к: броненосцам и взять их под свою защиту от
минных атак. Такая: же обязанность лежала и на наших миноносцах. Но
случилось нечто непостижимое. Крейсеры и миноносцы тоже повернули на юг и,
увеличив ход, скрылись в темноте. Невольно возникал
соображениями руководствовался, командующий отрядом крейсеров контр-адмирал
Энквист? Около броненосцев остался один лишь крейсер "Изумруд". Небогатов
приказал ему держаться на левом траверзе "Николая" и отгонять противника.
тьме неслись, как привидения, белые гребни волн. Броненосцы, отбиваясь от
минных атак, вспыхивали багровыми проблесками, словно длинный ряд маяков.
звуки пулеметов. По временам бухали
миноносцы, едва заметные для человеческого глаза, отступали под градом наших
снарядов, но скоро опять появлялись уже с другой стороны.
потушить пожары, шли, погруженные во мрак, без обычных наружных огней и без
боевого освещения. На корме каждого корабля горел лишь один ратьеровский
фонарь, огонек которого, прикрытый с боков, излучался, как из щели. Этим
светом мы и руководствовались, идя в кильватер головному.
корабли своего отряда ходить без огней. И теперь это пригодилось.
прожекторов.
применял боевого освещения по другим причинам. Из шести имевшихся у нас
прожекторов не осталось целым ни одного. Несмотря на принятые меры защиты от
осколков, они все были уничтожены. Решили приспособить прожекторы, снятые
перед боем с катеров и спрятанные внизу судна. Они немедленно были извлечены
наверх.
Модзалевским, подали к нам летучие провода от главной динамомашины, но
получился такой слабый свет, что он не оправдывал своего назначения и лишь
привлекал к себе противника. К великому огорчению начальства и команды,
пришлось отказаться от боевого освещения. Но, как потом мы узнали, это было
нам на пользу.
артиллерии: носовая двенадцатидюймовая башня с одним орудием (у второго
орудия была оторвана дульная часть), одна правая носовая шестидюймовая
башня, работавшая вручную, и четыре 47-миллиметровые пушки, расположенные на
мостиках. Уцелела еще кормовая двенадцатидюймовая башня, но при ней осталось
только четыре снаряда, - их берегли на тот случай, что, может быть, опять
придется встретиться с линейными кораблями противника.
пользоваться: стоило только открыть полупорты, как в батарейную палубу
немедленно начинали попадать волны. Остальные башенные и казематные орудия
были или окончательно разрушены, или требовали значительных исправлений.
не ограничивалось его бедственное положение. Он имел до трехсот больших и
малых пробоин. Правда, все они были надводные, но в них не переставали
захлестывать волны. Кроме того, Давали течь в стыках и расшатанные броневые
плиты. Броненосец принял в свои внутренние помещения, как сказано, более
пятисот тонн воды, и она, несмотря на все, старания трюмных, продолжала
угрожающе прибывать, увеличивая осадку корабля.
распорядился:
трубе в центральный пост, а оттуда оно полетело по всем отделениям корабля.
продолжали работать каждый по своей специальности. Приступил я к своим
прямым обязанностям. Судовой ревизор, лейтенант Бурнашев, приказал старшему
баталеру, кондуктору Пятовскому, и мне заняться выдачей команде мясных
консервов. Это происходило в кормовом минном отделении. Ярко
электрические лампочки.
выстраивались в очередь. Их было немного, и все же банки с мясом выдавали им
под строгим учетом. Здесь же присутствовал и сам ревизор, пришедший из
центрального поста. Бурнашев, встряхнув с толстогубого и прыщеватого лица
обычное выражение лени, оживился и допрашивал каждого матроса:
матрос.
я выдавал их.
четверти фунта мяса на каждого.
грязью, рассердился на ревизора и, отказавшись от консервов, полез по трапу
наверх. С батарейной палубы донесся его голос:
раскорякой, точно кранец подвесил себе между ног. Заживо сгнил. Будешь
тонуть - мы тебе этих консервов во все карманы насуем, зараза проклятая!..
губы в улыбку.
кто-то из матросов.
присутствовал кочегар Бакланов. Он придвинулся к ревизору почти вплотную и,
обдавая его запахом водки, насмешливо заговорил:
- целую банку на четыре человека? Они облопаются, спать захотят. А тут нужно
корабль защищать. Я вот со вчерашнего дня хоть бы одну крошку съел. Нет
аппетита, да и только. Все думаю, как отечество спасти...
Пятовского. При разговорах со мною у него не раз прорывалась его заветная
мечта - накопить на казенный счет деньжонок и открыть какую-нибудь торговлю.
Но стремление к наживе лейтенанта Бурнашёва для меня необъяснимо. Этот
богатый курский помещик дрожал над каждой банкой консервов и проявлял
величайшую скаредность в то время, когда наверху беспрестанно бухали орудия
и когда каждая секунда угрожала нам взрывом от неприятельской торпеды.
батарейную палубу.
горели лишь синие электрические лампочки. Было полусумрачно. Броненосец
качался, плескаясь, вспыхивала холодным блеском вода. Иногда она с шумом
скатывалась к тому борту, на какой кренилось судно. Шлепая по ней ногами, я
бродил с одного места на другое. Все здесь стало непривычным для глаза, как
будто я попал на чужой корабль; и оставшиеся обломки от
75-миллиметровых пушек, и разгромленные переборки офицерских кают,
элеваторы с вырванными боками, и хлюпающие дыры в бортах. В слабом синем
свете
тревожно-торопливые, с бледно-землистыми лицами, с провалившимися глазами.
мичмана Шупинского, - они перекатывались вместе с водой, сталкивались между
собой, повертывались головами то в одну сторону, то в другую.
здесь часть экипажа всю свою энергию расходовала на борьбу за устойчивость
корабля. Мичман Карпов со своим пожарным дивизионом, трюмный инженер-механик
Румс с лучшими слесарями и трюмными машинистами, боцманы с плотниками и
строевыми матросами заделывали пробоины. Некоторые дыры были небольшие, в
кулак величиною. Но дыр было много, и все вместе они пропускали значительное
количество воды. Их забивали деревянными
промасленной паклей. Сложнее обстояло дело с большими пробоинами. Никто не
знал, что кондукторская кают-компания была наполнена водой, удерживаемой
лишь тринадцатой переборкой. Когда в ней отдирали дверь, то через комингс,
пугая людей, хлынули в сторону кормы шумные потоки. Кто-то нервно взвизгнул.
Некоторые из матросов, полагая, что затоплена вся носовая часть судна,
бросились бежать. Но их остановил своим окриком фельдфебель Мурзин:
накладывали на них доски, зажимая их упорами.
лейтенанта Ларионова был вырван кусок борта размером пять на шесть футов.
ножницами, и это дало возможность быстро его заделать. Зато не так легко