Чтение 93–й страницы книги ~На восток от Эдема~

- Любил ее?

- Терпеть не мог.

- В сущности, это не важно, - вздохнул Ли. - Не в этом же ваша
проблема?

- Не в этом.

- И вы хотите ее четко выразить и рассмотреть?

- Вот именно.

- Ну что же, я слушаю вас.

- Голова моя что-то плохо работает.

- Хотите, чтобы я разложил за вас карты? Со стороны иногда видней.

- Давай, раскладывай.

- Хорошо же. - И вдруг Ли хмыкнул, на лице у него выразилось удивление.
Худенькой рукой он взялся за подбородок, сказал: - Черт побери! Странная
мысль мелькнула.

Адам пошевелился неуютно.

- О чем ты? Не скрытничай, - раздраженно произнес он.- А то смотрю на
тебя, как неграмотный в книгу.

Ли, не отвечая, достал из кармана трубку - медную круглую чашечку с
тонким, черного дерева чубуком. Набил чашечку-наперсток табаком тонкой, как
волос, резки, зажег, длинно пыхнул четыре раза и положил трубку, и она
погасла.

- Это опиум? - жестко спросил Адам.

- Нет, - ответил Ли. - Это дешевый сорт китайского табака, неприятный
на вкус.

- Зачем же ты куришь его?

- Не знаю, - сказал Ли. - Наверно, потому что, как мне кажется, он
проясняет мне ум.- Ли сощурил веки. Ладно, попробую расправить ваши мысли,
как лапшу после нарезки, и просушить на солнце. Эта женщина и посейчас жива,
и посейчас ваша жена. По букве завещания ей достается пятьдесят с лишним
тысяч долларов. Это крупная сумма. На эти деньги можно сделать много добра и
много зла. Знай ваш брат, где она и чем занимается, пожелал бы он оставить
ей эти деньги? Суд всегда бывает склонен выполнить волю завещателя.

- Нет, не оставил бы ей брат, - сказал Адам. Но тут же вспомнил визиты
Карла к девушкам в гостиницу, на верхний этаж.

- Решите-ка, подумайте-ка за него, - сказал Ли. То, чем занимается ваша
жена, само по себе ни хорошо, ни худо. Святость может произрасти из любой
почвы. На эти деньги она, возможно, сотворит какое-нибудь доброе дело. Нет
мощнее толчка к творению добра, чем угрызения совести.

- Она сказала мне, что сделает, когда накопит деньги, - поежился Адам.
Тут убийством пахнет, а не добрыми делами.

- Значит, по-вашему, лучше, чтобы у нее этих денег не было?

- Она грозилась погубить многих уважаемых людей в Салинасе. И это в ее
силах.

- Понятно, - сказал Ли. - Я рад, что мое дело тут сторона. У этих
уважаемых людей, должно быть, порядком подмокла репутация. Значит,
по-вашему, нравственнее будет не давать ей этих денег?

- Да.

- Ну что ж. Она здесь безымянна и безродна. Шлюха возникает, как гриб
из земли. Если она и узнает об этих деньгах, все равно без вашей помощи не
сможет их заполучить.

- Пожалуй. Да, без моей помощи она их вряд ли получит.

Ли взял трубку, медной палочкой выковырнул золу, снова набил табаком.
Четырежды пыхнул неторопливо, приподняв тяжелые веки и глядя на Адама.

- Проблема весьма деликатная, - сказал он.- С вашего позволения, я
предложу ее на рассмотренье моим почтенным родичам - не называя имен,
разумеется. Они обследуют ее тщательно, как мальчишка, выискивающий у собаки
клещей. Я уверен, они достигнут интересных результатов.- Он положил трубку
на стол.- Но у вас-то нет ведь выбора?

- Ты о каком выборе?

- О том, которого у вас нет. Неужели вы настолько хуже знаете себя, чем
я вас?

- Не знаю я, как поступить, - сказал Адам.- Надо будет крепко подумать.

- Я вижу, что теряю время попусту, - сердито сказал Ли. - Вы меня
хотите обмануть? Или же и самого себя обманываете?

- Не смей так говорить со мной!

- Но почему же? Я не терплю обмана. Как вы поступите с этими деньгами,
совершенно ясно. Написано у вас, так сказать, на челе. Я намерен говорить
так, как мне вздумается. Я стал капризен. Не сидится мне уже здесь. Меня
манит затхлая вонь старых книг и аромат любомудрия. А вы из двух разных
нравственных подходов неизбежно выберете тот, который впитан с детства.
Думайте, не думайте - это ничего не изменит. И то, что жена ваша салинасская
шлюха, не изменит ни йоты.

Адам встал, нахмурясь гневно.

- Ты решил уйти - и потому стал дерзок, - сказал он, повысив
голос.Говорю тебе, что еще не решил, как поступить с деньгами.

Ли глубоко вздохнул. Ладонями оттолкнувшись от коленей, выпрямил свое
щуплое тело. Устало подошел к передней двери, открыл ее. Обернулся к Адаму и
сказал с дружеской улыбкой:

- Чушь вы собачью говорите!

Вышел и закрыл за собой дверь,

3

Кейл прокрался темным коридором, скользнул в свою и Аронову спальню.
Увидел очертание головы брата на подушке в широкой кровати, но слит ли брат,
разглядеть не смог. Бесшумно лег на свое место рядом, тихонько повернулся на
спину, заложил руки за голову, сцепил пальцы и стал глядеть на пляшущие
мириады цветных точек, из которых состоит темнота. Ночной ветер медленно
надул оконную штору и утих, и старенькая штора, шурша, опала.

Серая, ватная тоска окутала Кейла. Зачем, зачем Арон ушел из сарая
обиженный? Зачем, зачем было подслушивать за дверью в коридоре? Кейл
зашевелил губами в темноте, произнося слова беззвучно и все же слыша их.

- Милый Господи, пусть я буду, как Арон. Пусть я не буду плохим. Я не
хочу быть скверным. Сделай, чтобы все меня любили, и я дам тебе все, что
хочешь, а если не найдется у меня, то я обязательно добуду, Я не хочу быть
скверным. Не хочу быть одиноким. Ради Христа прошу Тебя. Аминь.

По щекам медленно катились горячие слезы. Напрягаясь, Кейл сдерживал,
глотал всхлипы.

Арон прошептал сбоку в темноте:

- Какой ты холодный. Ты простыл.

Пальцами коснулся руки Кейла, ощутил пупырышки гусиной кожи. Спросил
негромко:

- Ну что, были у дяди Карла деньги?

- Нет, - сказал Кейл.

- А ты долго там пробыл. О чем это отец толковал с Ли?

Кейл молчал - у него еще сжимало горло.

- Не хочешь сказать мне? Ну и не говори.

- Я скажу, - прошептал Кейл. Повернулся на бок спиной к брату. Отец
пошлет матери векок. Здоровенный венок из гвоздик.

Арон приподнялся в постели, взволнованно спросил:

- Правда? А как венок доедет на другой край Америки?

- Поездом. Тише говори.

- Но гвоздики же завянут? - перешел Арон на шепот.

- А их льдом обложат, - сказал Кейл.- Вокруг всего венка.

- Так это же куча льду нужна! - сказал Арон.

- Еще какая куча, - сказал Кейл.- Давай спи.

Арон замолчал. Потом шепнул:

- Вот бы хорошо, чтоб венок доехал свежий и красивый.

- Такой и доедет, - сказал Кейл. А мысленно молился: "Пусть я не буду
скверным".

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

1

Адам все утро пробродил в задумчивости по дому, а в полдень вышел на
огород к Ли. Тот высевал в темную удобренную землю весенние овощи: морковь и
свеклу, репу, фасоль и горох, брюкву, браунколь. Сажал семена ровными рядами
- по веревке, натянутой на колышках; пустые пакеты от семян Ли надел на
колышки, чтобы знать, где что посеяно. В парнике на краю огорода рассада
помидоров, сладкого перца и каиусты была уже почти готова к высадке -
дожидалась только, чтобы миновала опасность заморозков.

- Признаю, что вечером вел себя глупо, - сказал Адам.

Ли, опершись на вилы, спокойно поднял на него глаза. - Когда едете?
спросил он.

- Хочу поспеть к поезду, что идет в два сорок. Чтоб вернуться
восьмичасовым.

- Вы ведь можете и письмом сообщить, - сказал Ли.

- Я думал об этом. Но сам бы ты стал сообщать письмом?

- Нет. Вы правы. Тут уж сглупил я. Никаких писем.

- Надо ехать, - сказал Адам.- Я тыкался мыслью во всех направлениях, и
всякий раз меня назад отдергивало, точно поводком.

- Вы можете быть нечестным во многих отношениях, но только не в этом, -
сказал Ли. - Что ж, удачи вам. Интересно, что она скажет и как поступит.

- Я поеду в пролетке, - сказал Адам.- Оставлю в конюшне, в Кинг-Сити. В
форде ехать один не рискую.

В четыре пятнадцать Адам, взойдя по шатким ступенькам, постучал в
облупленную дверь заведения Кейт. Ему открыл новый вышибала - квадратнолицый
финн в рубашке, широкие рукава подхвачены резинками в красной шелковой
оплетке. Оставив Адама на крыльце, финн ушел справиться, через минуту