душу, дух и Бога, которые действуют по правилам целевых причин, отделена у
Лейбница от физики, которая изучает законы движения тел, подчиняющихся
исключительно действующей причине.
только в метафизике. В результате - характерное именно для нового времени
противопоставление физики и метафизики, с одной стороны, и их
взаимодополнительность - с другой. "...Как показывает пример Декарта и
Лейбница, - пишет в этой связи М. А. Киссель, - виднейшие представители
рационализма XVII века вполне сознательно стремились к примирению
спиритуалистической метафизики с материалистической физикой, и нельзя
думать, что это стремление было продиктовано одними лишь внешними
житейскими соображениями в условиях Контрреформации и гонений на
свободомыслие... С определенными оговорками то же самое справедливо и
относительно Спинозы, хотя бы потому, что его дефиниция субстанции есть не
что иное, как превращенная форма онтологического аргумента в пользу бытия
Божия... И сам Спиноза это отлично понимал, отождествляя природу с Богом".
Просвещения и завершенная Кантом, еще более редуцирует сферу применения
категории цели. Требование естествоиспытателей и философов, таких, как
Эйлер, Кейл, Ламетри, д'Аламбер и др., ликвидировать спекулятивную
метафизику и создать на ее месте метафизику природы как учение об общих
принципах естествознания и математики означало перевод всей системы
человеческого познания на язык естественнонаучных понятий, т.е. вытеснение
понятия цели понятием механической причины. Эту тенденцию
научно-теоретического мышления XVIII в. подытожил Кант, выведя понятие цели
за пределы теоретического разума вообще и сохранив его только в
практической философии. Примечательно, что категория цели не попала у Канта
в число категорий рассудка: это - свидетельство победы естественнонаучного
мышления в его теоретической философии. Тезис о непознаваемости вещи в себе
средствами теоретического разума и элиминация из системы категорий рассудка
категории цели, - это, в сущности, одно и то же. Последовательный отказ
Канта от попыток построения спекулятивной метафизики как теоретического
учения о вещах самих по себе, - т.е. о душе, свободе и Боге, - это
результат осмысления Кантом сущности естественнонаучного мышления нового
времени. Кантовский критицизм имел своей задачей положить конец попыткам
спекулятивной метафизики связать воедино мир причин и мир целей, т.е.
попыткам осмыслить теоретическими средствами сферу природы и сферу свободы,
доставив над обеими начало, единящее их, а именно Бога. "...В метафизике
разум не может на естественном теоретическом пути (в отношении познания
Бога) по желанию достичь всех своих намерений, и, следовательно, ему
остается лишь телеологический путь; таким образом, не цели природы, а цель,
определенно данная a priori чистым практическим разумом (в идее высшего
блага), должна возместить недостаточность теории".
существ, поскольку последние руководствуются сознательно осуществляемыми
целями; что же касается мира природы, то там нет места для
целесообразности. Природа - царство действующих причин, в ней нет смысловых
связей, а есть лишь связи причинно-следственные. Напротив, мир человека,
общества, культуры в отличие от природного не может быть понят без
обращения к понятию цели, ибо в самой его основе лежит целеполагающая и
целереализующая деятельность людей. "Цели, - пишет Кант, - бывают либо
целями природы, либо целями свободы. Что в природе должны быть цели, этого
не может усмотреть a priori ни один человек; зато он прекрасно может a
priori усмотреть, что в ней должна быть связь причин и действий... Если
применение телеологического принципа для объяснения природы никогда не
может полностью и достаточно определенно для всех целей указать
первопричину целесообразной связи, потому что этот принцип ограничен
эмпирическими условиями, то этого следует ожидать от чистого учения о цели
(которое может быть только учением о свободе), априорный принцип которого
содержит в себе отношение разума вообще к совокупности всех целей и может
быть только практическим" (курсив мой. - П.Г.).
середины XVIII в. и вплоть до наших дней предполагает два разных
методологических подхода к их изучению. Не случайно в начале XIX в.
формируется философия культуры как особая и относительно самостоятельная
ветвь философского знания, изучающая смысловые структуры. Если наука о
природе исследует причинные зависимости между внешними явлениями, то наука
о культуре проникает в телеологические связи и пытается реконструировать
исторические образования по телеологическому принципу. Отсюда и различие
методов, которые в конце XIX в. получают названия "объяснения" и
"понимания". "Проводимое герменевтикой XIX века различие между объяснением
и пониманием, - справедливо отмечает В. П. Филатов, - покоится на
глубочайшем дуализме между миром природы и миром культуры, между сферой
слепых, лишенных смысла естественных закономерностей и миром осмысленным,
сферой целей и ценностей. Этот дуализм может казаться нам само собой
разумеющимся, однако из истории известно, что так было не всегда. Он чужд,
например, античной и средневековой науке, исходящей из идеи целесообразного
и живого Космоса".
как мы видели, "поэтапно". Сначала понятия совершенства, смысла и цели,
вытесненные из естествознания, сохранились в качестве его метафизического
фундамента, созданного в рамках философских систем. Но на втором этапе -
главным образом уже в XVIII в.- эти понятия и принципы вытесняются из сферы
теоретического знания вообще; на место дуализма физики и метафизики встает
сначала дуализм физики и этики, а затем он перерастает в дуализм наук о
природе и наук о культуре. На протяжении всего XIX века не прекращается
ожесточенный спор о том, какую из этих двух ветвей человеческого познания
считать исходной, - спор, непрестанно возобновляемый именно потому, что
человеческое сознание не может удовлетвориться дуализмом.
своего понимания иных логических средств, чем те, которые могли предложить
механика и физика. В самой природе налицо факты жизни, не поддающиеся
механистическому объяснению. Живые организмы имеют целесообразную
организацию, они являются самосохраняющимися и самовоспроизводящимися
системами, в которых части (органы) определяются целым как своей целью.
рассматриваемого периода в биологии сохраняет свои позиции аристотелевская
научная программа. Аристотелевские понятия формы, энтелехии, его учение о
целевой причине оставались инструментами в биологических науках на
протяжении XVII-XVIII вв., несмотря на победу механицизма в физике. Против
традиционного аристотелевского подхода в биологии наиболее решительно
выступали картезианцы, стремившиеся объяснить сущность живого по аналогии с
механизмом, однако в XVII-XVIII вв. редукционистский подход не стал
всеобщим.
отражение в философии Канта. "...Мы не можем в достаточной степени узнать и
тем более объяснить организмы и их внутреннюю возможность, исходя только из
механических принципов природы, - констатирует Кант. - И это так
достоверно, что можно смело сказать: для людей было бы нелепо даже только
думать об этом или надеяться, что когда-нибудь появится новый Ньютон,
который сумеет сделать понятным возникновение хотя бы травинки, исходя лишь
из законов природы, не подчиненных никакой цели".
быть естествознания. С другой - он без колебания признает, что самый
примитивный организм представляет собой явление, средствами одной только
механической причинности до конца не объяснимое. Таким образом, Кант не
признает редукционизма, пытавшегося полностью свести закономерности
органического к законам физики и механики. Это противоречие Кант
формулирует с характерной для него определенностью. Тезис: "Всякое
возникновение материальных вещей и их форм надо рассматривать как возможное
только по механическим законам". Антитезис: "Некоторые продукты
материальной природы нельзя рассматривать как возможные только по
механическим законам (суждение о них требует совершенно другого закона
каузальности, а именно закона конечных причин)".
как бы между царством неживой природы, полностью укладывающейся, по Канту,
в понятия механической причины, и царством свободы, где нельзя ни шагу
ступить без категории цели? Чтобы справиться с этой трудной задачей, Кант
вводит различение двух способностей суждения: определяющей, которая
подводит частное явление под данное общее понятие и потому конститутивна
для объектов природы, и рефлектирующей (обдумывающей), которая ищет общее
для данного частного определения, поскольку это общее не дано в системе
категорий рассудка. Как остроумно заметил А. Тренделенбург, "определяющий
рассудок (имеется в виду способность суждения. - П.Г.) поступает как судья,
на основании предписанного закона, а обдумывающий выводит правило из
случаев, как законодатель". Рефлектирующая способность суждения может быть
названа регулятивной: подобно регулятивным идеям разума, она направляет
действия рассудка, но сама по себе недостаточна, чтобы дать теоретическое
знание о предмете. Иначе говоря, рефлектирующая способность суждения носит
лишь субъективный характер: пользуясь при исследовании природы понятием
целевой причины, мы, по Канту, не должны забывать, что это понятие должно
служить "чисто субъективным принципом для целесообразного применения
познавательных способностей, а именно для рефлексии о некоторого вида
предметах".
при условии, что оно будет иметь не законодательный, а, так сказать,
совещательный голос. При таком - чисто субъективном - применении это
понятие, по мнению Канта, нисколько не потеснит механического способа
рассмотрения природы, являющегося единственно законным, поскольку природа -
это не что иное, как материя.
Березин Федор
Семенова Мария
Сапковский Анджей
Пехов Алексей
Белов Вольф
Шилова Юлия